сделать два вывода: что-то останавливало Анри от того, чтоб начать пользоваться мной прямо сейчас, и почему-то он молчал насчёт Совета патриархов, будто всё уже было решено. Я бы даже спросила его, но всё так же была нема как рыба.
— Птичка моя, хочу услышать твой ласковый голос. Я, конечно, люблю внушения делать, но почему-то не тебе. Говори, моя сладкая!
И я почувствовала, что получила возможность высказаться, поэтому не теряя ни секунды, я охрипшим от молчания голосом громко и чётко произнесла:
— Да пошёл ты на х*** со своим бельишком и кружавчиками! Я тебе сделаю такие жизненные вливания, что ты ох… — и меня бессовестно прервали.
Мой собеседник снова зашептал что-то непонятное, видимо то же, что и в машине, и у меня снова исчезла способность говорить. Послав мысленно лучи добра, я изо всех сил своим сопением продолжала гневную тираду.
— Я услышал твои пожелания, но вынужден огорчить. На то самое место пойдёшь ты, при чем на моё и совсем скоро.
Блондинчик обиженно поджал губы и направился к двери, оставив меня стоять столбом посреди комнаты. А вскоре в дверь вошли женщины неопределённого возраста и направились ко мне. Возраст я не смогла определить, потому как на их молодых лицах застыла такая смертельная усталость, что мне стало жутко. Вдруг они этому идиоту служат уже целую вечность?
Женщины усадили меня на кровать и начали раздевать. Я бы наверняка возмутилась, но сейчас я была лишь куклой, поэтому никак не могла воспротивиться. Потом меня отвели в ванную, купали, натирали, чесали волосы и уклыдывали их, надев на меня пенюар. Я так устала от этого цирка, что мне уже было безразлично, что они со мной делают, лишь бы по итогу отцепились.
И, наконец-то, меня вернули в комнату и облачили в жуткое платье, которое явно выбирал тот ненормальный. Оно было очень тугим в талии и поднимало грудь, выставляя её напоказ в неприлично глубоком декольте. А на юбке был огромный разрез чуть ли не до тазовой кости. Наверное, я покраснела от гнева, по крайней мере я надеялась, что пойду пятнами и у меня в глазах надуются капилляры, чтоб этот чёртов Анри увидел меня и ужаснулся, ведь меня так готовили к ужину с ним.
И вот я оказалась в столовой в классическом стиле с обилием всяких завитушек по углам, статуй и колонн. Рабыни или служанки этого упыря усадили меня за овальный стол, с другого края которого сидел сам Анри.
— А теперь, милая Люсиль, я снова верну тебе способность говорить. Только ожидаю от тебя что-то приятное для меня и ласковое. Иначе ты останешься немой. Поверь, такой вариант меня тоже устроит.
И мне снова вспомнился Руслан, который принуждал говорить меня правду. Попала из огня да в полымя: из объятий любимого вампира, замышлявшего против меня недоброе, угодила в плен к чокнутому нарциссу, у которого, возможно, была своя Агата.
И как же мне из этого выпутаться?
Я покашляла в кулак, чтоб прочистить горло. Анри настороженно следил за мной, вероятно, вспоминая мой прошлый монолог.
А затем я взяла приборы и начала есть. У вампира округлились глаза.
— Я вернул тебе способность говорить не для того, чтоб ты ела!
— То есть усадил меня перед едой, чтоб на неё смотреть? — удивилась я его логике, но жевать не прекратила, поскольку была очень голодна.
Обретя способность говорить и двигаться, мне хотелось бы сказать много ласковых слов этому белобрысому засранцу, а потом погладить его стулом по голове. Но я абсолютно чётко понимала, что так лишу себя последней призрачной надежды на спасение. Да, я была отчаянной оптимисткой и всё ещё верила, что выкручусь из этой неприятности.
— Действительно, — хмыкнул упырь и позволил мне продолжить трапезу, — Я вижу, что ты впрямь голодна, иначе не ела бы всё подряд одной вилкой, когда рядом лежат все необходимые приборы.
Я улыбнулась, предвкушая представление. Передо мной, оказывается, педант, каких свет не видывал.
— В нашей рабоче-крестьянской среде бытует мнение, что в крайнем случае можно ножиком себе помочь. Но зачем? — сказала я, начиная елозить вилкой по тарелке, упоённо распиливая кусок мяса.
Скрежет стоял жуткий, отражающийся от стен огромной столовой. Упырь кривился и скалил зубы, пока я не закончила экзекуцию.
— Ничего страшного, ешь как привыкла. Потом займусь твоим воспитанием.
Настал черёд кривиться мне.
— Скажи мне, Анри. А почему ты так уверен, что я останусь у тебя? Уже тянули жребий что ли?
— О! Я вижу, что этот сумасшедший тебя ввёл в курс дела? Понимаю, хотел втереться в доверие. Умно! Но ты, моя птичка, оказалась умнее, как показало время, раз сбежала от него! — начал опять многословную тираду Анри.
— Так что со жребием?
— Хм… Видишь ли, мне он не нужен, — лицо у Анри при этом было ехидное-ехидное.
— Это почему же?
— Потому что у меня и у твоего бывшего любовника немного разное происхождение. Что позволено Цезарю…
— И что у тебя, Цезарь, за происхождение? — мне даже стало любопытно.
— Я не обращённый, я урождённый вампир. Я из элиты, и не должен я унижать себя уравнением в правах с такими как этот твой Руслан.
— А чем он хуже? — мне даже стало обидно.
— Всем! Слабее, глупее, беднее… список можно продолжить. Так что, Люсиль, благодари высшие силы, что ты попала в мои руки. Такого подарка судьбы сложно и представить!
— Ну да, — буркнула я, но упырь не понял сарказма, — подожди! Так тебя родила…
— Да, такая же как ты! Так что смотри на меня и представляй какими красивыми, умными, богатыми и утончёнными будут наши дети!
— Боюсь, что у меня недостаточно фантазии. Сожалею…
— Я рад, что ты пришла к осознанию того, что со мной нужно говорить вежливо, а ещё лучше ласково. Ты скоро привыкнешь и станешь моей кошечкой.
— А ты в мышь обращаешься? — невзначай спросила я.
— Конечно, а что?
— Ничего, просто.
Вампир прищурился, но промолчал. А я продолжала уплетать вкуснейшие блюда со стола. Как в этой обители зла появился повар от бога я не знала, но то, что он был, это факт!
— А почему тебя зовут Анри?
— Потому что это красиво! — начал упырь, но под моим скептическим взглядом поджал губы и умерил пафос, — и моя мать была француженка. Отец её случайно при дворе встретил, выкрал и присвоил. И вот позволил ей назвать меня.
— Вот как! Щедро!
— Именно!
— Так значит жребия не будет?
— Для меня не будет, — оттопырив мизинчик, блондин намазывал нечто,
