в этот ваш кружок по интересам.
Сзади послышалось довольное хмыканье.
Инструктаж я получила в тот же вечер, когда утвердилась в своей мысли любым способом избавиться от общества Анри. С утра до вечера мне пришлось слушать его хвалебные оды в адрес себя любимого, поскольку он решил проявить небывалое доселе гостеприимство и провести со мной весь день.
— Я слышу, как учащается твой пульс, когда я нахожусь рядом… — томным голосом сообщил он мне на берегу того самого озера, которое виднелось из дома.
А я кусала губы, чтоб не вмазать ему своим маникюром по холёной морде. Я, конечно, видела нарциссов, но чтоб такой концентрат…
— Наконец-то, хоть я тебя одел прилично. Я же следил за тобой давно, ни одной вещи, которую можно надеть на выход. Просто выйти из дома хотя бы в магазин. Но ты надевала, конечно.
И это его мне поручили соблазнить? Лучше бы дали кол осиновый, это бы я применила охотнее.
— Ничего, скоро ты узнаешь, что такое хороший любовник, а не послушник из монастыря.
В общем Анри был бесподобен в своём идиотизме и высокомерии, а я лишь скрежетала зубами, помня, что вскоре я ему отомщу.
Мы расстались у дверей в мою комнату, куда хозяин дома провёл меня после ужина. Я была на удивление молчалива весь день, потому как играть желваками в процессе разговора мне вряд ли удалось бы.
— Доброй ночи, мой родничок! Скоро я приникну к тебе губами и буду наслаждаться тобой день и ночь! И поверь, тебе понравится!
Я скривилась от тошноты, но Анри, видимо, принял это за такую улыбку, потому как картинно поцеловал мою руку и удалился восвояси в хорошем настроении.
— Урод, болван! Фу! Ненавижу! — бубнела я, вытирая о подол платья обслюнявленную руку.
— Вижу, страсти кипят! — попытался съязвить Матвей, который обнаружился в моей комнате.
В ответ я скорчила зверскую физиономию и сделала угрожающий выпад в его сторону.
— За такие шутки…
— Знаю, знаю! Промежутков мне не надо! Только виниры установил! — в примирительном жесте задрал он руки.
— А что тогда надо? Или это так теперь и будет: просыпаясь вижу Вас и засыпая?
— Нет, нет! Хотя заманчиво! — засмеялся он, — просто мы до конца не обсудили нашу маленькую авантюру.
— Маленькую?! Мне нужно будет соблазнять этого психа!
— Хорошо, согласен, непростое задание. Но оно того стоит, — закивал Матвей.
Я молча зыркнула на него. Я за день так устала, будто вагоны разгружала. А ещё от болтовни Анри у меня жутко болела голова. Поэтому слушать остроты Матвея мне ну никак не улыбалось.
— Ближе к делу, — не вытерпела я.
— Людмила, Вам нужно будет всего лишь проявить свою женскую мягкость и привлекательность. Наш друг и так едва терпит, чтоб дождаться нужной даты. То есть он балансирует на краю обрыва, нужно лишь слегка его подтолкнуть.
— Ладно, я подтолкну. А кто его остановит? Вампирский спецназ с потолка упадёт?
Матвей снова добродушно засмеялся. Меня начинала бесить эта его простота и доброта на фоне всего трагизма ситуации.
— Поверьте, за ним и так следят. Вам не о чем переживать. Как только ваше общение… ммм… перейдёт в более горячую фазу, то Анри будет остановлен и арестован.
Я с сомнением покачала головой. С другой стороны, если я не попытаюсь, то он и так совершит надо мной надругательство.
— Хорошо. Когда мне начинать это безобразие? — спросила я Матвея.
— Если очень спешите расстаться с Анри, то хоть завтра.
— А если я сейчас к нему в комнату пойду? — с надеждой спросила я.
— Думаю лучше всё же завтра. Доброй ночи, Людмила.
Матвей обернулся мышью и исчез, проскользнув между решёток. Вот бы мне так уметь!
Я горько вздохнула и пошла в душ, чтоб смыть с себя прошедший день. Там я снова вспоминала Руслана. Интересно, с Агатой они сильно расстроились из-за моего побега? Мне уже доставляло какое-то извращенное удовольствие огорчать вампирскую братию. Как странно бывает: недавно я таяла в его объятиях, и вот я мрачно радуюсь тому, что подпортила ему планы на жизнь.
Улеглась спать я с мокрыми волосами, предвкушая бардак на голове, с которым буду соблазнять эстета и педанта Анри. Может быть у него случится инсульт и мне больше ничего не нужно будет делать? А бывают у мертвецов инсульты?
С такими радужными мыслями я провалилась в сон. Прекрасный, нежный, щемящий сон, в котором рядом снова был Руслан. Он обнимал меня, прижимал к груди, а я, наконец-то, почувствовала себя в безопасности и покое. Декорации менялись, мы перемещались по свету, оставалось неизменным одно — он был рядом и давал ни с чем не сравнимое чувство защищённости и особенности. Да, я чувствовала себя такой. Во сне я не знала, что я источник, но я точно знала, как дорога Руслану — больше всего на свете.
И оттого пробуждение вышло горьким и безрадостным. Вспомнились слова из песни "Сегодня я проснулась без тебя, и это утро больше мне не нужно". С каждым днём моя самоуверенность, что время всё же вылечит, таяла как снег под солнцем. А ещё в сердце жила глупая надежда, что он найдёт меня как обещал, и это ненормальное сердце категорически не слушало разум, который напоминал об Агате.
Прибыли уже знакомые мне служанки, которых я отправила подальше от себя. Мне нужно было правильно настроиться. После душа я раскрыла дверцы огромного шкафа: нужно было выбрать самое откровенное платье, чтоб крышу у Анри снесло быстро и качественно. Остановилась я на сарафане из тонкой ткани кораллового цвета. Для пущего эффекта даже не стала надевать бюстгальтер, хотя было откровенно не по себе осознавать, что делаю это ради реакции мужика, который мне был в высшей степени несимпатичен.
От чувства неловкости грудь как специально встала торчком, но я заткнула подальше свои переживания и вышла из комнаты, чтоб пройти в столовую.
Вампир был уже на месте и корчил из себя аристократа: читал газету, хотя смартфон лежал рядом. Когда поднял взгляд на меня, чтоб поприветствовать, то газетка мелко задрожала, а он долго не мог вспомнить, что хотел сказать.
— Людмила, великолепное платье! Когда я его заказывал, так и подумал, что оно будет очень к лицу. И к телу…
Он прошёлся сальным взглядом по моей фигуре.
— Благодарю, Анри. Я в самом деле стала находить некоторые плюсы моего здесь заточения. Лишь бы это не был стокгольмский синдром! — я должна была продолжать дерзить, чтоб у упыря не появилось подозрений.
— Моя сладкая, какое
