бросила Юлькина мама, — ты не даешь мне сконцентрироваться!
Юльке надоел весь этот цирк.
— Ой, мама, не надо больше на ней концентрироваться! Пожалуйста!
Но тетя Оксана взяла меня за плечи и повернула к себе:
— Тебе надо быть осторожнее. Что-то темное стоит за тобой!
— Не пугайте меня, мне и так страшно — нашу квартиру недавно ограбить пытались.
— Нет. Я говорю не о человеческом!
Но Юлька не дала ей закончить.
— Мама, умоляю! Ты опять превращаешь все в мистическо-потусторонний ужастик! А у нас, между прочим, девичья пижамная вечеринка, а не Хеллоуин!
— Все-все, — Юлькина мама примиряюще подняла руки. — Но лучше бы тебе, Соня, эти сережки не носить какое-то время. Если долго использовать предмет, который принадлежал человеку с темной энергетикой, то призрак его бывшего хозяина может настолько плотно к тебе приникнуть, что и без материального подтверждения будет преследовать везде, пока не получит то, чего хочет.
Вот тут я насторожилась:
— А что он может хотеть?
— Мести, исполнения своего желания или избавления от того, что его мучает.
— Ой, все! — Юлька подскочила и потащила меня с кухни.
Половину ночи, не в силах уснуть, я проворочалась на широченном диване. Разговор с тетей Оксаной никак не выходил у меня из головы. Я думала о серьгах, пока мы завтракали и шли до автобусной остановки: Юлька учится в частной школе на другом конце города.
Слова о предыдущей хозяйке с темной энергетикой запали мне в голову, и когда я, посадив Юльку в автобус, шла от остановки в сторону своей школы, то бессознательно теребила мочку уха. Но мне вовсе не хотелось расставаться с серьгами. Как Голлуму с кольцом всевластия. Я настолько увлеклась мыслями о потустороннем и серьгах, что не сразу услышала оклик.
— Соник!
Сердце мое подпрыгнуло, мгновенно вытолкнув любые другие чувства, кроме радостного возбуждения.
Я оглянулась и в ожидании остановилась.
— Ты откуда?
Наклонившись, Миша быстро чмокнул меня в щеку: короткое касание губами. На мгновение меня овеяло теплом и горьким запахом лимона. Когда-то в случайно прочитанном любовном романе мне попалось выражение о «порхающих в животе бабочках». Тогда оно показалось мне чрезвычайно глупым и напыщенным. Но я шагала по асфальту, и мне казалось, что я лечу над мостовой и эти самые бабочки тянут меня ввысь.
Как всякое уважающее себя учебное заведение, наша гимназия обнесена забором. Ученики, торопясь к началу уроков, стягиваются к калитке, и в самом узком месте получается «бутылочное горлышко». Если прийти в час пик, то обязательно попадешь в «пробку». Пережидая ее, мы с Мишей остановились с наружной стороны забора. Мы стояли, глядя на толкающихся в воротах малышей, болтали и никуда не торопились — ни я, ни он. Но, как ни жаль, не мы одни оказались такие умные, и среди ожидающих была и Кантария. Она поймала мой взгляд и мило улыбнулась. Как людоед, повстречавший в лесу маленькую девочку.
Когда поток суетливых малышей схлынул, я услышала за плечом ее сладкий голос.
— Сейлор Му-у-у! Сильно торопишься? — Машка подхватила меня под руку. — Поговорить надо.
— Что случилось? — Я с тоской наблюдала, как Миша легко взлетел по ступеням и скрылся за дверью.
— Ты же хорошо рисуешь? — Машин голос сочился сахарным сиропом.
— И?
— Нарисуй себе аттестат. Потому что ты его в этой школе не получишь! — она переливчато рассмеялась и, оставив меня в недоумении, присоединилась к своим подружкам.
А я, внезапно вспомнив, что не сдала самостоятельную работу по алгебре, вытащила телефон и набрала Кирюхин номер. Ответил он звонков через десять — двенадцать. И по его сонному голосу я поняла, что в школе его искать не стоит.
— Кир, — взмолилась я, — спасай!
— Что случилось, Софико? — Из трубки послышался кашель.
— Срочно алгебру надо решить! Я забыла сдать! Мне капец!
— Расслабься, — посоветовал Кирюха. — Каким уроком алгебра?
— Следующим.
— Ок. Жди меня в «чайнике». Через пятнадцать минут буду.
И я, жертвуя первым уроком, поплелась в кафе-пекарню «Чайникoff». Там приятно пахло булочками и кофе. Чтобы согреться, я взяла пару пирожков с капустой, чашку чая и уселась за столик. Вытащила из сумки тетрадь, ручку и блокнот. Когда выпадают минуты вынужденного безделья, я предпочитаю рисовать. Это могут быть наброски людей, пейзажа за окном, граффити-скетчи — в зависимости от настроения. Сейчас я рисовала лицо. Прямые брови, рваная челка, четко очерченные скулы и глаза с искристыми льдинками.
— Привет, Софи! — Кирюха бросил свой рюкзак на стол, и я поспешно перевернула рисунок. — Подняла ни свет ни заря! Даже пожрать не успел!
Он схватил последний пирожок и разом откусил половину. Жестами потребовал подать ему задание и склонился над листком. Спутанная темная челка свешивалась на глаза, и, не убирая ее, Кирюха быстро писал, чертил и выводил формулы.
— Еще возьми, — бросил он, не отрываясь от своего занятия.
— Чего?
— Пирожки купи мне. — Он кинул на меня ореховый взгляд. — Давай живо!
Я послушно отправилась к кассе. Поставила на поднос чашку, тарелку с пирожками и не скупясь, полной горстью, зачерпнула из мисочки бесплатные кубики сахара. Плюхнула поднос перед Кирюхой.
— На, повышай сахар в крови, может, подобреешь!
— Ты меня еще злым не видела! — заявил он и с неуступающей щедростью сыпанул пяток кубиков сахара в чашку. — Представь, ты вытащила человека из кровати, сонного, теплого, на холодную улицу. Заставила считать, решать… и все это без завтрака!
— Ты бы еще дольше дрых! — возмутилась я.
— А чего суетиться? Че, школа куда-нибудь убежит?
— От меня — может!
— На, держи! — Он протянул мне исписанный ровным почерком листок. — Пользуйся, пока я жив!
В школу мы подоспели как раз к перемене. Заявив охраннику, что нам ко второму уроку, смешались с толпой вырвавшихся на свободу монстров в форменных пиджаках. Настроение у меня улучшилось, и, стоя в гардеробе, я поймала Кирюху за пуговицу на рубашке.
— Слушай, Кир, я сегодня у Юльки ночевала…
— Чего?! — Он вытаращил глаза. — Тебя дома не было?! — Его неподдельное изумление выглядело очень забавно: только что челюсть не отпала, как в мультиках про Тома и Джерри.
— Ты же мне не мамочка, чтобы следить за мной? — Я крутила его пуговицу. — Так вот…
— Не мешало бы за тобой присмотреть, Софико. — Он оттолкнул мою руку.
— Кир, не начинай! Я по поводу Юльки…
— Сонька, не слишком ли ты настойчиво лезешь в чужую жизнь, а? — Кирюха нахмурился, засунул руки в карманы джинсов и отступил на шаг.
— Не вредничай, Кир, — я состроила умильное лицо. — Давай устроим двойное свидание?
— Чего-о-о? — Презрительность в его голосе зашкаливала.
— Ну, ты и Юляшка. — Я снова уцепилась за
