Незнакомая мне усмешка на его лице. Почти печальная.
— Просто — не задавай вопросов.
Я дождалась, пока его дыхание вновь не сделалось ровным. И, прижав его ладонь к своей щеке, устроилась рядом, глядя на чёткий холодный профиль, даже во тьме светящийся высокомерием.
Тень.
Почему у меня такое чувство, что в следующий раз мы встретимся в смертельной схватке?
Я открыла глаза в полутьме. Из-под ставен пробивался солнечный свет.
Рядом лежала моя куртка. Я перевела недоумённый взгляд на свою голую грудь, пытаясь сообразить, куда же делась рубашка.
Всюду, куда ни посмотри, валялись пустые бутылки; одна, полупустая, каким-то образом оказалась стоящей на узком горлышке кальяна, хотя это было физически невозможно. Рядом с перевёрнутым бокалом на ковре растеклась небольшая лужица. Я моргнула, соображая. Вчера я… вчера мы…
А потом я перевела взгляд направо и перестала дышать.
Тень спал, закинув руку за голову. Опущенные ресницы делали его лицо намного моложе: сейчас он выглядел чуть ли не моим ровесником. Холодное лицо, с которого днём не сходила печать высокомерия, сейчас выглядело расслабленным и чуть ли не беззащитным.
И очень красивым.
Мне ужасно хотелось его поцеловать. Прикоснуться. Прошептать что-нибудь, от чего он улыбнётся во сне. Но в эту секунду я, кажется, всерьёз и по-настоящему поняла значение слова «бесполезно».
Ничего не изменится. Ничего не меняется. Потому что некоторые вещи изменить невозможно.
Я прикрыла глаза. К удивлению, голова почти не болела: Конте бы сейчас сидел, сжав виски, и ругался бы во весь голос, и к чёрту демоническую половину. Но я была младше, совершенно непривычна к спиртному, и, должно быть, это повлияло.
Но напиваться я всё-таки больше не буду. Потому что вино переворачивает мир, как лёгкую прогулочную яхту, и выплёскивает тебя за борт. А я, кажется, совершенно не умею плавать.
Я встала, двигаясь бесшумно: это я умела очень хорошо. Осторожно прикинула необходимые движения и быстро, по-лекарски точно, словно отмеряя порошок на аптечных весах, подняла с ковра сначала один клинок, потом другой, не издав ни звука.
«Дара. Моя Дара».
Не твоя. И никогда не буду твоей, даже во сне. Сны закончились, Тень. Всё закончилось.
Я наклонилась, опустив палец в баночку с массажным маслом. Быстро и привычно смазала петли.
Уже открыв дверь, я обернулась. Не хотела оборачиваться, но обернулась всё равно.
Потому что я была должна себе этот взгляд. Той маленькой внутренней Даре, которая хотела остаться.
Её желание никогда не исполнится. Но эта секунда останется у неё.
Тень. Я улыбнулась. Спящий Тень.
Что же такое с моим сердцем? Что с его сердцем, его душой? Как это может быть, как мы можем убивать друг друга?
Почему?
Потому. Потому что протянуть друг другу руки, ничего не меняя, значит предать себя и свой мир. Это будет значить, что я одобряю рабов и жертвоприношения, демонов у власти в аристократических кварталах и людей, становящихся всё более бесправными. Нет, Конте прав. Мы должны сражаться за то, во что верим.
А ещё Тень убил его младшего брата, и у Конте есть право на месть. И, как бы я ни пыталась его отговорить, я знаю, что это бессмысленно. Тень должен сказать или сделать что-то поистине невероятное, чтобы Конте вложил меч в ножны.
Но этого не произойдёт. Тень и Конте сойдутся в поединке, и кто-то из них нанесёт смертельный удар. Так суждено.
Тень. Моё сердце разрывается от нежности и боли, и смотреть на тебя невыносимо.
Я не атакую тебя. Но удержал ли бы ты руку, глядя вот так на меня?
Я…
Я не люблю тебя. Я решительно вскинула голову. Прощай.
Глава 25
В крипте было темно и тихо. Лишь где-то поблизости капала вода.
Конте не обернулся при моём появлении.
— Помнишь, как я говорил тебе, что оставил жизнь в Подземье позади? — спросил он.
— Помню.
— Кажется, я здорово тебе наврал.
Я подошла к нему и положила руку ему на плечо. Перед нами лежал саркофаг. Каменные барельефы на стене изображали три фигуры в капюшонах.
— Ниро, — произнёс Конте, глядя на саркофаг. — Где его могила? Есть ли она вообще?
— Я думала, у тебя не было ни братьев, ни сестёр.
Конте повернулся ко мне.
— Не было. Когда мы с отцом выбрались из Подземья, не было.
Во тьме крипты я видела лицо Конте едва-едва, но мне хватило. Это застывшее, мёртвое выражение я запомню надолго.
Моя рука соскользнула с его плеча.
— Что тогда случилось? — спросила я.
— Я едва помню, — глухо сказал Конте. — Отец приказал мне идти за ним — сразу, немедленно. Я начал спрашивать о маме, о Ниро, но отец лишь коротко сказал, что они уже успели скрыться, и теперь наша очередь. Велел мне довериться ему и не задавать вопросов, потому что не было времени. Мама… она жёстко муштровала нас с Ниро на случай атаки. Я очень хорошо затвердил фразу: «Нет времени!»
— И ты доверился отцу.
— Разумеется. — Конте перевёл дыхание. — А потом кто-то огрел меня по голове, и я… я не потерял сознания, но почти не соображал. Отец тащил меня вперёд, и я помню чей-то жалобный голос… но я был словно во сне, Закладка. Я почти ничего не помню из той ночи.
— Сколько лет тебе было тогда?
— Лучше спроси, сколько лет было Ниро, — невесело улыбнулся Конте. — Он был совсем ребёнком, Закладка. Будь он жив, если бы я увидел его сейчас, я бы его не узнал.
— Тень сказал, что именно твой отец навёл наёмных убийц на твой дом, — тихо сказала я. — Он продал жизнь твоей матери, чтобы озолотиться и покинуть Подземье.
Конте несколько секунд смотрел на меня. На его лице не было изумления, не было растерянности — оно не выражало абсолютно ничего.
— Оставим в стороне тот факт, что я совершенно тебе не верю, Закладка, — произнёс он. — Поступим просто и ясно. Кто рассказал тебе эту ложь и почему?
Врать ему я не могла.
— Тень.
— Тень, — безэмоционально произнёс Конте. — Вы виделись?
— Недолго, — без раздумий солгала я. — Это неважно.
— А мне почему-то кажется, что правильным ответом будет «долго» и «важно». — Голос Конте сделался резче. — Что ещё он тебе сказал?
— Что ты внук умершего императора.
В крипте воцарилась абсолютная тишина.
— Поверить не могу, — наконец сказал Конте, и я выдохнула с облегчением: это был его прежний голос. — Не представляешь, как мне сейчас хочется как следует тебя встряхнуть и выпороть. Закладка, это полная чушь. Я бы не поверил в неё даже ребёнком.
— Но Тень верит, что его мать погибла из-за предательства твоего отца. И другие демонессы тоже. И твоя мать.
Конте вздохнул.
— Ну замечательно. Закладка, ты возвращаешься, говоришь, что встречалась с Тенью, рассказываешь совершенно дикие истории… И что ты предлагаешь мне делать?
— Поверить, что в этом есть доля правды, очевидно. Попробовать найти ответы. И… — Я запнулась, но всё-таки договорила: — Встретиться с Тенью и поговорить с ним. Он не похож на того, кто лжёт ради забавы.
Конте помолчал.
— Я встречусь с ним, — очень холодно сказал он. — И задам убийце моего брата очень много вопросов перед тем, как покончить с ним раз и навсегда. Но сейчас меня куда больше занимает ваша встреча. Он тебе снился?
Я бестрепетно встретила его взгляд.
— Нет. Я выпила настойку вербены.
— То есть вы общались наяву. Час от часу не легче.
Так. Кажется, про массаж и всё остальное ему лучше не рассказывать.
— На него напали восемь убийц, и ноги сами понесли меня, чтобы ему помочь, — честно сказала я. — Прости, Конте, но иначе я поступить не смогла. Знаю, что это глупость, но…
— А если бы напали на Эреба или на Церона, ты бы тоже встала на их защиту, Закладка? — огрызнулся Конте, но его лицо смягчилось.
— Ты меня осуждаешь?
Конте вздохнул:
