Поддавшись порыву, Розалин уселась на мягкий стул. Наклонила инструмент к плечу, подняла руки и, едва касаясь, перебрала пальцами струны, заставляя инструмент запеть.
Насладившись звучанием, она подтянула несколько колок и уже уверенно провела по струнам, наполняя дом божественной музыкой. Переливчатые звуки, похожие на капли дождя, струились из-под ее пальцев, складываясь в единую убаюкивающую мелодию.
Розалин играла долго, полностью отдавшись музыке и не замечая ничего вокруг. Были только она и арфа. Переживания и тяжелые мысли утекали из-под ее пальцев вместе с мелодией, позволяя успокоиться и отпустить чувство вины, даря надежду на исполнение потаенных желаний и мечтаний.
Филип сидел в глубоком кресле и с замершим от восторга дыханием наблюдал за Розалин, перебирающей струны арфы тонкими пальчиками. Она не заметила, когда он спустился в гостиную. Она настолько глубоко погрузилась в себя, что ему удалось подойти совсем близко и занять одно из ближайших к арфе кресел.
Музыкальный инструмент, оставшийся от матери, долгие годы молчал, скрытый под покрывалом. Теперь же ему подарили новую жизнь. Божественно прекрасные звуки звенели в воздухе, но они не могли сравниться с той, кто творила их.
Одухотворенная Розалин была расслаблена. Ее глаза были прикрыты, и на пушистых ресницах играли отблески свечного пламени. На пухлых губах притаилась едва уловимая улыбка. Светло-рыжие волосы снова были заплетены в низкую косу, но вокруг лица непослушные пряди вылезли из прически, игриво завиваясь. На запястье, сверкая золотом, красовался его подарок.
Розалин снова наклонилась вперед, обнимая стан арфы. Филип прикрыл глаза, чувствуя, как жар растекается по телу. Сердце гулко застучало в груди, волнуя кровь. Пламя прокатилось по венам и подобралось к горлу, едва не сорвавшись с губ дымом. Ему безумно хотелось, чтобы это его она обнимала так крепко, чтобы его касались ее тонкие пальчики.
Розалин сводила его с ума. Она была такой разной. Дракону она дерзила, периодически захлебываясь страхом, переходящим в злость. С мужчиной она ощущала себя довольно расслабленно, без конца провоцируя, соблазняя. Она вела себя совершенно не так, как можно было бы ожидать от девушки, воспитанной в строгих нормах аристократии центральных долин. Рядом с ней весь его самоконтроль трещал по швам. Если бы она только знала, что делала с ним.
Филип снял очки, чтобы протереть запотевшие стекла, когда жаркое дыхание все же вырвалось из груди. Опустив глаза, он не сдержал улыбки. Эта девушка была опасна, распаляя жар в его сердце. Он уже давно отчаялся снова ощутить драконью сущность с заходом солнца, но Розалин смогла сделать невозможное. Ее появление в его жизни зажгло искру надежды в нем, которая угасла много лет назад.
— Филип? — удивленный шепот охрипшим от долгого молчания голосом зазвучал вместе с последним аккордом.
Он резко вскинул голову, выныривая из волнующих мыслей.
Светло-карие глаза в ужасе расширились, и зрачок резко сжался. Судорожное дыхание вырвалось из девичьей груди, и она добела сжала пальцы на корпусе арфы.
— Твои глаза… — едва слышно прошептала Розалин.
Горечь скрутила горло, мгновенно ставя крест на всех его мечтах. Филип зажмурился и надел очки. Пальцы сжались на колене, до боли впиваясь в кожу ногтями. О как же он ненавидел себя в этот момент! Как можно было быть таким неосторожным? Одна досадная оплошность будет стоить ему всего, о чем он даже не смел мечтать всего неделю назад.
— Филип, ты дракон? — голос Розалин дрогнул. Ее голова низко опустилась, скрывая выражение побледневшего лица.
— Боишься? — как исправить произошедшее, он не представлял.
Розалин отвернулась и обхватила себя руками. По ее телу пробежала дрожь, и она зажмурилась. Сердце в ее груди лихорадочно заколотилось, и к упоительному аромату меда и розы примешался приторный запах страха.
Все доверие, которое установилось между ними, испарилось в тот же миг, как она увидела его глаза. Именно поэтому он прятал их за очками. Люди ненавидели драконов. Филип был драконом, Розалин — человеком. Между ними не могло быть ничего, кроме ненависти и страха. Никто и никогда не полюбит дракона. Никто и никогда не исправит того, на что он сам обрек себя.
— Я не понимаю, — тихо прошептала она.
— Пожалуйста, Розалин, не бойся, — Филип сжал подлокотники кресла в пальцах. Это не те эмоции, которые он хотел, чтобы она испытывала рядом с ним. — Я не причиню тебе вреда. Я уйду.
Филип резко поднялся и направился прочь. Он не знал, как исправить то, что произошло. Никакая магия не могла обернуть время вспять. Все, что ему оставалось, это оставить ее и больше не попадаться на глаза. Чувствовать ее страх было хуже жизни в одиночестве, на которую он был обречен.
За спиной раздался глухой удар, и арфа нестройно зазвенела.
— Нет, стой!
Филип недоуменно обернулся, чтобы увидеть застывшую на середине шага Розалин с поднятой ему вслед ладонью. За ее спиной валялся упавший табурет. Розалин покачнулась на пятках, отступая назад, и спрятала руки за спину.
— Пожалуйста, не уходи, — тихо попросила она, избегая смотреть на него.
— Розалин, я не хочу, чтобы ты боялась, — так же тихо ответил Филип и отвернулся.
Сердце больно сжалось в груди, и казалось, кровь в венах застыла, превратившись в остывшую лаву. Все, что ему оставалось теперь, это стереть ее память прежде, чем он вернет ее домой, когда герцог заплатит выкуп за свою дочь. К сожалению, свою собственную память он стереть не мог. Розалин станет очередной тенью в его бесконечно долгом одиноком существовании под горой, очередным доказательством того, что спасения от его проклятия не было.
— Я не боюсь, — вздохнула Розалин и опустилась в ближайшее кресло у камина. — Я не понимаю. Я хочу понять.
