Ну вот… Еще только с феями поссориться не хватало.
Сэм же следит за этим, не отпуская меня.
— За что? — его рука сильнее сжимается на моем плече, прежде чем тоже с какой-то чрезмерной поспешностью отпустить его.
Какой-то слишком неловкий момент…
А еще за последние дни и даже месяцы — это первый раз после праздника Светения, когда мы так близко. И, самое главное, когда Сэм ведет себя не как истукан, отбывающий повинность в виде обучения меня магии.
Поэтому, хоть никаких магических откатов между нами больше нету, и ничто не отравляет мой разум влечением, мне все же горько от того, что он отдернул руку. И чисто по-человечески обидно.
— Не за что, — отвечаю резко, бросая взгляд на часы-браслет и тут же невольно прикусываю губу: рядом с артефактом на руке висит его подарок! И Сэм это точно видит. Вот блин! И зачем я только его надела! — Мне надо идти, — щеки теперь не просто пылают, они горят, как возле печки. — Мне пора, — разворачиваюсь, чтобы сбежать, хотя до будильника еще есть время и мое свободное утро еще не закончилось.
Но тут же оказываюсь снова поймана Сэмом за плечи. Снова развернута к нему лицом.
— Куда? Зачем? — слышу требовательное, прежде чем снова глянуть в его еще более изумленное и хмурое лицо.
Но, что самое главное, совсем не равнодушное!
И куда же делся Сэм-истукан, так раздражавший меня все это время?
— Какое тебе дело? — не выдерживаю.
Нет, серьезно! Если представить, что до этого я сходила с ума из-за отката, под который попала, между прочим, по его вине, то он-то ничего такого не испытывал! Так кто дал ему право что-то требовать с меня, а?
Не испытывал же? Или…
— Какое мне дело? — он сбит с толку не меньше. Это хорошо видно даже мне, и у него никак не получается это скрыть. А, может, и не хочет.
Только и во мне от догадки куда-то испарился весь гнев. И все обиды начинают казаться какой-то пустяковой ерундой.
Я, конечно, совсем не уверена, но что, если все эти метры расстояния, демонстрация пренебрежения, каменное лицо, сухие эмоции… Что если все это было маской? Ту, которую он носил, чтобы выполнить то самое требование, что я сама озвучила еще в карете?
Я ведь помнила сцену в карете. Помнила свои слова…
А когда наваждение из-за отката спало с меня, оно спало и с него. Возможно, чуть позже. Возможно, чуть иначе. И, возможно, я сейчас придумывала объяснение, которого на самом деле не было. Но факты говорили сами за себя.
И главным из этих фактов было то, что я больше могла не рыскать по стеллажу, ища лекарство от своих кошмаров. Я могла найти его куда проще — спросить у их виновника напрямую.
— Хочешь знать, почему я здесь? — спрашиваю, уткнувшись взглядом в его лицо — хочу видеть малейшую эмоцию на нем. Я слишком долго любовалась на его равнодушие! — Тогда сперва ты ответь мне. Только честно.
— И на что отвечать? — Сэм вопросительно дергает бровью, все также удерживая меня за плечи, будто боясь, что я сейчас снова развернусь и сбегу.
А я никуда и не рвусь.
Быстро перебираю в памяти череду всех нестыковок между кошмарами и тем, что вычитала о гибели студентов, отыскивая среди них самую важную. И почти сразу же нахожу ее.
— Почему в моих снах студенты погибают из-за серебряного света, а свидетели утверждают, что их гибель была из-за золотого сияния?
— В твоих… Что?..
— В моих снах. В тех, в которых я каждую ночь слышу и вижу, как они все, — машу рукой в сторону стеллажа, — умирают. Почему они умирают, Сэм? Почему из-за серебра?
Сперва он словно не слышит меня. Но через мгновение его лицо бледнеет, а глаза распахиваются не то от удивления, не то от озарения. И тьма, заполняющая их моментально, выплескивается за границы радужки, поглощая те полностью. На ее дне вспыхивает и гаснет знакомое золото.
— Серебра? — Сэм почти рычит. Но этот рык направлен не на меня. Он направлен на кого-то другого. — Ты уверена?
— Да, — киваю, чувствуя, как незримые обручи, которые, оказывается, все это время сковывали мою грудь, спадают с нее. Сэм еще ничего толком не сказал и ничего не объяснил, но я уже знаю главное: кто бы не стоял за случившейся тогда трагедией, Сэм в ней не виновен.
Иначе он бы просто не был сейчас так зол.
А, судя по тому, как крепко сжата его челюсть, пока он смотрит мимо меня в какое-то забытое прошлое, он сам это только что узнал.
***
Сэмаэль арэ Нерт
К чему он оказывается совсем не готов, когда одним ранним утром решает снова перепроверить все данные, чтобы еще раз попытаться понять, какая же ошибка закралась в расчеты, так это к тому, что около хорошо знакомого стеллажа он встретит Татьяну.
И что она будет стоять не просто так. А читать записи, хмуриться, закусывая губу, убирать одно личное дело на место, открывать вместо него другое… И все это настолько внимательно и сосредоточено, что ни его приветствие, ни вопрос она не услышит.
И только когда он схватит ее за плечо, она наконец-то обернется, дернувшись как дикая лань в лесу при встрече с охотником. И посмотрит на него зелеными глазами-омутами.
— Таня? — спросит Сэм очевидное, вдруг желая, чтобы этого стеллажа тут никогда не было. Точнее, чтобы не было тех причин, по которым на этом стеллаже появились все эти газеты, папки и книги.
Не то, чтобы его раньше «радовало» знание того, что из-за его ошибок погибли те, кого он должен был защитить. И не то, чтобы он не знал, что девчонка в курсе этого. Но все равно то, что Таня вот так просто стоит и читает об этом, действует на него оглушающе. Опускается бетонной плитой и не дает нормально вздохнуть.
Она же не просто знает. Она считает, что он — убийца!
Смотрит на него встревоженно. Наверняка, вспоминает, что их магия теперь связана между собой. А, может, стоит и думает, не решит ли он и ее присоединить к этим жертвам?
Но, между тем, Таня, успокаиваясь, выдыхает. Кивает…
Сэм невольно выдыхает следом.
Что ж. Чтобы ее прямо сейчас не пугало, к счастью, это не он.
Но все равно она то ли смущена, то ли разозлена, то ли напугана. И весь следующий разговор, когда Сэм не понимает, что ему больше хочется — выступить перед ней адвокатом для самого себя или немедленно расспросить ее, кто и зачем отправил ее к этим полкам, настроение девчонки меняется, как ветер.
Впрочем, настроение Сэма тоже. Особенно, когда он видит на ее руке знакомый браслет и к списку вопросов, который хочет ей задать, добавляется еще добрый десяток. Потому что при пересечении границы браслета при ней не было, а порталы с тех пор были закрыты. Значит, никто из магов пронести эту вещицу сюда не мог.
А кто мог? А зачем? А как?.. А как же чары на браслете?.. А если это другой браслет, то почему он так похож на тот? И откуда у нее тогда эта побрякушка?..
А потом еще такой же десяток вопросов плюсуется, когда девчонка куда-то срывается, пытаясь убежать. Говорит о том, что ей пора. Только куда ей пора?
Сэм не отпускает, решив тут же выяснить все, что ему на самом деле нужно было узнать у нее очень давно. Например, чем она живет, когда не обучается магии под его контролем? А она точно же чем-то живет!
Браслет, стеллаж… Что еще он упустил из вида?
Но не об этом она говорит ему. А о снах-воспоминаниях, которых у нее быть не должно. Зато которые если у кого-то и могут быть, то у него. И которых у него никогда не было.
Но в их связи, такой странной и так до конца ему все еще не понятной, противоречащей всему, что он до этого знал о всех видах связей, наверное, возможно все, что угодно. Поэтому ее слова он тут же принимает на веру. Ну а еще потому, что не представляет, зачем она может ему врать.
И, самое главное, он слышит в них то, что становится последним паззлом в головоломке, сводящей его с ума.
— Серебра? Ты уверена? — переспрашивает Сэм, уже зная и что это за серебро, и откуда оно. И еле сдерживая желание немедленно разыскать Элирэ. Потому что сделать такое могла только она!
