которой не остается ничего. Сейчас я понимала, что лучше иметь под ногами крепкий фундамент из взаимного доверия, уважения и симпатии, куда же без нее. Я видела, какими глазами на меня смотрит муж, и это мне тоже нравилось.
Тот разговор с Норвином порядком меня озадачил, я думала над ним полночи, а утром отправилась в госпиталь. Жаль, не могла взять с собой Деллу, по этому поводу нейт Лейн был очень категоричен. Но в новом госпитале я планировала нагрузить девочку работой, выучить так, чтобы она могла найти свое место везде. Лекарские навыки сделают ее независимой и от родственников, и от будущего мужа, обеспечат пропитанием и крышей над головой. Я привязалась к своей ученице и хотела, чтобы она была счастливой и уважаемой женщиной. И чтобы таких, как она, стало как можно больше.
Тем временем день открытия, судя по докладам нейта Клавиуса, был уже близко. Да я своего дня рождения никогда так не ждала, как этого события!
У меня часто стали спрашивать об операциях, которые я проводила, и я записывала во всех подробностях их технику. Первым стало описание ампутаций, за которое дедуля Бэйнс меня чуть не расцеловал. Несмотря на то, что сейчас он отошел от хирургии, былого любопытства и врачебного запала не утратил.
Брайтен довольно потер руки, когда я передала ему кипу листов с техникой кесарева сечения и удаления матки.
– Весьма прогрессивные методики, весьма. И что, дорогая Эллен, много ли смертей бывает после них?
– Если строго соблюдать гигиену, то процент умерших можно сократить до минимума.
По лицу лекаря было видно, что ему надоело до чертиков мое помешательство на чистоте, но ради эксперимента Брайтен решил последовать моему примеру и каждый раз стал обрабатывать руки и подаренные перчатки из бриоля раствором хлорной извести. Ему стало интересно поглядеть на результат. Но пока его поддержали немногие.
– Спирта мне жаль, так что лучше известка. Спирт для других целей можно использовать, – туманно говорил он.
У кого-то из богатых практикантов оказался копирующий артефакт, и на следующий день мои записи гуляли по госпиталю. Я вспоминала, как в студенческие годы мы всем курсом бегали в копицентр через дорогу от университета и кипами ксерокопировали методички и лекции. Вот были времена!
В родильном отделении потихоньку начали происходить перемены, они стали заметны уже через несколько дней. Я строго следила за чистотой, это знали все и лишний раз не рисковали подходить к моим пациенткам. А сами женщины обещали, что не будут даваться всяким коновалам для осмотра и, случись что, обязательно пожалуются мне. Я понимала, что это другой мир, но все равно не уставала удивляться затюканности местных женщин, которые слепо доверяли себя рукам лекарей.
Зато сама я, честно говоря, время от времени подчищала за Ойзенбергом и прочими, когда никто не видел. К сожалению, у многих после родов развивалась инфекция. Здесь не было УЗИ и проверить, не осталось ли в матке частей плаценты, никто не мог, как и грамотно их вычистить. Родильницы, которые не попали ко мне под крыло, тоже просили помощи.
Только мне не нравилось, что некоторые лекари и практиканты делали ставки: с чьих коек роженицы выйдут на своих ногах, а с чьих – ногами вперед. Некоторым это казалось забавным, а я не хотела играть с жизнями людей и устраивать соревнования по типу «у кого умрет меньше больных, тот молодец, а у кого больше – тот лузер». Это было слишком цинично и бесчеловечно. Погибшие люди – это не просто цифры в статистике.
Сегодня после осмотра и очередных принятых родов Йен рассказал мне о случае, который приключился в госпитале ночью. Умерла жена одного зажиточного купца, роды у которой принимал Ойзенберг. Выжил, к счастью, хотя бы малыш, но убитый горем муж несчастной едва не устроил погром, он грозился убить лекаря и кричал так, что это слышали все. У Ойзенберга не получилось замять скандал и скинуть свою вину на божественную волю. Только он один, кажется, не замечал, что его репутация гибнет с каждым днем.
– Вы бы слышали, как он ругался на женщину, которая никак не могла разродиться, – говорил мне Йен. – Давил со всей силы на живот. Когда у нее началось сильное кровотечение, кто-то предложил послать за вами, но Ойзенберг запретил. Сказал, что сам справится.
– В следующий раз не надо его слушать, просто зовите меня и все, – сказала я, злясь на этого упрямого барана. – Я бы попыталась помочь магией, если бы успела.
Йен печально качнул головой.
– Не успели бы. Когда ребенок родился, женщина истекла кровью за считанные минуты.
Я все четче понимала, что надо продолжать обучать молодых лекарей немагическим методикам родовспоможения, потому что используемые ими далеко несовершенны. Особенно если роды сложные. И сколько должно пройти десятилетий, чтобы их уровень сравнялся с уровнем медицины из нашего мира? Вот именно. Лет сто.
Еще я сделала в голове пометку: заказать у арте-факторов средства связи типа моей броши или кольца Норвина, чтобы я могла примчаться на помощь по первому сигналу.
И, как все мечтатели, представляла, что со временем Левилльская школа обретет известность, сюда поедут молодые лекари и полные энтузиазма маги-целители. Вот только как буду объяснять, откуда мне известны методики лечения, я не знала. Пока удавалось все скидывать на «столичное образование».
Уже вечерело, когда я вышла во двор госпиталя и вдруг увидела бегущего навстречу взволнованного нейта Кертиса. Он только в прошлом году закончил обучение и занимался хирургией.
– Нейра Эллен! – окликнул он меня. – Задержитесь, будьте так добры!
– Что случилось?
Молодой лекарь остановился возле меня и стал сбивчиво объяснять:
– Не уходите, подождите… Сейчас никого не найти, нейт Лейн отбыл по делам, нейта Брайтена и Ойзенберга вызвали к роженицам в деревню, остальные, кто смыслит в акушерстве, разошлись по домам… – в глазах Кертиса читалась паника. – …А там муж привез жену, она вот-вот родит, у нее такой огромный живот, наверное, двойня! А я не могу… я не умею!
И посмотрел на меня умоляющим взглядом.
– Тихо-тихо, без паники, – успокоила я его, чувствуя, как мои планы на вечер летят в тартарары. – Сейчас посмотрим, в чем там дело.
Пришлось быстро возвращаться в отделение. Рожали здесь же, в общем зале, и роженицу отгораживали от остальных женщин лишь хлипкой ширмочкой. На койке уже лежала прибывшая – молодая женщина со светлыми волосами и недоверием в глазах. Увидев меня, она приподнялась на локтях:
– А это вы, да? Мне про вас говорили, муж настоял, чтобы я поехала в госпиталь рожать к вам.
