кто нанес ему первую рану, по понятным причинам.
Король кивнул. Отступив с сожалением, застывшим на убеленным сединами лице, он взял измотанную переживаниями королеву за руку, и отвел подальше от дочери. Какое-то время он грустно смотрел в ее заплаканные глаза. Королева, не выдержав, отвернулась.
–Отец! – вдруг подала голос Сольвейг. – Мне жаль, что все так случилось. И, ты прав, я осталась прежней. Но… что-то меняется вокруг.
– И что же?! – рассвирепел несчастный отец.
– Это для меня сложно. Но… я не хочу больше убивать. Я не нарушила твоего запрета и не нарушу впредь!
– А не поздно? – осведомился король с нервозной усмешкой.
– Возможно… – призналась Сольвейг.
– И чего ты от меня хочешь, недостойная дочь? – Король вопросительно поднял брови. – От своего короля, от отца на которого опустила меч? От королевы, матери, потерявшей покой и сон? От соплеменников, живущих перед тобой в страхе?
– Отпусти нас… – Сольвейг опустила глаза. – И больше никогда обо мне не услышишь.
– А иначе что?! – повысил голос властный отец.
– Ты меня знаешь: стоит битве начаться, и я не смогу остановиться. Многие пострадают.
– Вот! Вот и ответ на твой вопрос! А ты не переживай, милая, здесь все знают, чем рискуют. Они добровольно пошли за мной. Просить не пришлось.
Король повернулся к своей королеве. В глазах его была печаль, и боль, но он принял тяжелое решение.
– Прости, – прошептал он. – Это нужно сделать.
Арон глянул на Хаука, дав понять, что ближе подходить не стоит, и подкинув в руках шлем, надел его на голову. Тронув Сольвейг за локоть, он жестом предложил сделать то же самое. Лицо ее выражало сожаление, а в глазах промелькнула тень безысходности. Словно очнувшись, она, как и прежде быстро скрутила волосы в жгут, опустила в шлем и рывком надела его на голову.
– Ты правда со мной до конца? – спросила она.
– Да. Их судьбы мне безразличны.
– Тогда… всего дна просьба, мой странный, незаслуженный друг.
– Все что угодно, – решительно ответил он.
– Не убивать. Только ранить.
– Милосердие? – удивился кузнец.
– Называй, как хочешь. Я так решила.
– Хорошо, – улыбка расползлась по его лицу. – Это сложно, но, так и будет!
Милосердие? Сейчас? От этих слов в душе кузнеца словно распустились розы. Он верил не зря. Все-таки, что-то в ней перевернулось окончательно. Жаль только, не вовремя. Теперь перемена эта может, стоить им двоим жизни.
Подняв клубы пыли, король Ангус взмахнул своими мощными крыльями, унося свою королеву подальше от невыносимого зрелища.
– Ты точно не хочешь, чтобы я вмешивался? – последний раз грустно удостоверился голос Эсхила в голове.
– Абсолютно, – подтвердил кузнец. – Пусть все решится в честном бою! Хочу узнать себе цену.
– Друг мой, – вздохнул Эсхил, – для меня ты бесценен….
Арон ему не ответил. Он кожей ощущал неизбежность битвы. Оставшись в кругу старых, но бывших друзей, кузнец и валькирия встали спиной к подгнившему забору. Кузнец никогда не видел, как бьются валькирии. А потому с интересом наблюдал, как плотно его дева сжала свои крылья. Теперь, они надежно защищали ее голову и спину. И вот оно, голубоватое свечение на крыльях. То самое поле, о котором говорил Эсхил.
Бой начался неожиданно. Уна, подруга Сольвейг резко вскинула странное продолговатое оружие и произвела выстрел. Пуля попала крылатой деве точно в лоб, от чего голова ее дернулась.
По задумке Уны, этим все должно было кончиться. Быстрая смерть без мучений и позора. Но этого не случилось. Следом раздалась целая череда выстрелов и удары пуль посыпались со всех сторон. Арона это здорово веселило. Незаметное человеческому глазу поле, излучаемое его костюмом, лишало пули кинетической энергии прежде, чем они могли нанести серьезный урон владельцу. Броня же Валькирии была куда проще и приближена внешне к традиционным доспехам. Но прочность и технологичность ее материала поражала воображение.
Поняв, что быстрой расправы не будет, крылатое войско обнажило холодное оружие. Мечи, топоры и пики с лязгом и звоном покинули свои походные крепления и ножны.
– Ты как? – спросил он Сольвейг.
– Слегка расстроена, и звенит в голове. Твой шлем просто отличный.
– Должно пройти. Постарайся восстановиться.
Почувствовав странный внутренний прилив, Арон выпрямился и расправил плечи. Вынув из земли свой легкий вороненый топор, он нарочито тяжело водрузил его на плечо и тяжелой поступью вышел на середину круга.
Первый же кто выступил против него поплатился за свою беспечность. Резкий удар плоскостью топора по золоченому шлему, отправил его в глубокий нокаут. Осторожно обойдя павшего воина, переступая через его крылья, он снова вернулся в центр импровизированного круга. Теперь против него вышли уже двое, но их постигла та же участь. Оттащив раненых подальше от центра, он снова занял позицию. Но крылатых воинов это не смущало. Они выходили ему на встречу, падали, закрываясь щитом из крыльев, приходили в себя и снова вставали. Арон не делал различий между мужчинами и женщинами. Все, кто поднимал на него оружие, получали свое. Через пол часа, бой стал более серьезным. Изучив его тактику, воины стали более осторожны и стремительны. Атаки повторялись не только со всех сторон, но и сверху.
Лязг оружия и звуки битвы снова растревожили поселок, и первые беспечные зеваки уже подтянулись поближе, наверное, думая, что их никто не замечает.
Наконец, чей-то сильный удар свалил кузнеца на землю. Его доспех, как и любая броня конечно сковывал частично движения, но не лишал подвижности. Встроенные силовые приводы мгновенно реагировали на любую активность владельца и в нужный момент кратно увеличивали его силу.
Воткнув пятки в землю, кузнец резко оттолкнулся, сбивая с ног сразу двоих нападавших и, перекатившись несколько раз, оказался далеко позади места битвы.
– Мой герой! – Сольвейг похлопала его по плечу. – На сколько крепки мои доспехи, мастер?
– До безобразия крепкие, – с гордостью ответил он.
Она кивнула и двинулась в атаку. Сначала медленно, потом резко ускорилась и ворвалась в ряды чуть отдохнувших противников. Такого боя кузнец никогда не видел. Влетев в толпу нападавших, Сольвейг свернулась, поджала ноги словно прыгая через костер, и обернулась крыльями. В следующую секунду вращаясь и рыча она развернула их с такой силой что воинов раскидало в стороны. Лезвие ее меча замелькало подобно вспышкам молнии. Она искусно атаковала и тут же закрывалась от контратаки, светящимися тусклым светом крыльями.
Однако, было заметно в какие моменты она сдерживается. Ее тактика предполагала разящие смертельные удары, после которых больше не встают. Но клинок наносил лишь поверхностные, не глубокие, или множественные мелкие раны. Конечно, они были болезненны, кровоточили, но не лишали жизни.
Ее сородичи бились с честью
