— Билеты пропадут, — горестно вздыхаю я, борясь с желанием поддаться на уговоры. Но мне ужасно хочется увидеть Лиру. Подарить ей цветы и, может быть, даже обнять мою дорогую подругу. Единственную, кого я хотела бы сохранить из той, прошлой жизни. Вспоминаю, как мы с ней пели на моем дне рождения. Похожие, как родные сестры. Мысли плавно перетекают на скандал, который мне вечером того долгого дня закатил Шмелев. Даже ремнем побил, гад! Морщусь, вспоминая, как ревела потом от обиды и боли в туалете, как жгло огнем бедра. Как втирала мазь в запястья, где от крепкого Шмелевского захвата проступили синяки.
— Ладно, — громко вздыхает мой муж. — Быстро собираемся и едем.
— А как же Марк?
— Оставим с Эллой, — подскакивая, решает Сергей. Тянет меня с кровати и уже через несколько минут одобрительно цокает языком. Кружусь перед ним. И широкий подол черного трикотажного платья чуть поднимается, а потом снова ниспадает мягкими складками.
— Это какое-то оружие массового поражения, — довольно бухтит Назарет. — И декольте огромное, Линара. Я тебе точно запрещу так одеваться.
— Лет через сорок, милый, — улыбаюсь я, наблюдая, как муж надевает белую рубашку и темно-синий костюм от Армани.
— Выглядишь потрясающе, — шепчу, прижимаясь к нему.
— Вот мое главное украшение, — заявляет Сергей, вынимая из-под рукава тонкий браслет.
— И мое, — говорю, доставая свой.
— Сейчас опоздаем, Линара, — хмыкает Назаров, когда я тянусь к нему с поцелуем. Чмокает быстро и отрывисто. — В машине нацелуемся, — добавляет довольно.
А что еще делать, когда за окнами авто тьма и ливень?
Мы приезжаем в театр после третьего звонка.
— Странно, — морщится Назаров, поворачиваясь к своему охраннику. — Вот бы никогда не подумал, что люди Дункана и Тавриды любят искусство.
— Может, еще Синявкина встретим, — ухмыляется Слава по прозвищу Сулейман.
— Да не дай бог! — отмахивается шутливо Сергей.
Пожилая хлопотливая билетерша, больше похожая на школьную учительницу, долго изучает наши билеты и, поджав губы, отводит нас в ложу.
— Уже губернатор приехал, а вы опаздываете, — сварливо замечает она, открывая перед нами тонкую дощатую дверь. Театр старый, видимо, дореволюционной постройки. И все в нем какое-то провинциальное, но с претензией на роскошь. Мы только успеваем опуститься в синие бархатные кресла, как на сцену выходит несравненная Лира. Обводит зал печальным взором и замирает на месте, увидев меня в ложе.
«Я тоже не ожидала, моя дорогая», — улыбаюсь я ей и незаметно приподнимаю ладошку. Замечаю ее шалый взгляд и еще не понимаю, что происходит, как Лира Амани объявляет чудесным бархатным голосом.
— За возможность выступить перед вами я сердечно благодарю руководство ФИШТ-банка и лично Илью Федоровича Шмелева!
15
Лира указывает обеими руками на первый ряд, откуда поднимается старший сын моего бывшего мужа. Вижу злое лицо. Скорее всего, Лира нарушила грандиозные планы. И после выступления ей достанется. Илья недалеко ушел от отца. И ударит женщину, если потребуется. Отклоняюсь в кресле. Снизу вряд ли можно заметить, кто сидит в ложе, если не высовываться.
«Нужно уйти при первой возможности, — думаю я, наблюдая, как Илья, наплевав на все условности, что-то резко бросает в телефон. — Наверное, дает указание блокировать двери. Может, на галерке и в партере шустрят люди Федора. Но никто не сунется в ложу рядом с губернаторской. Сиди спокойно, Полька. И наблюдай, когда выступление надоест Сергею».
— Я хочу подарить букет Лире, — шепчу Назарету. — Попроси, пожалуйста, Славу купить. И еще карточку. Ладно?
— Не вопрос, — пожимает плечами Назаров. — После этого мы сможем уйти?
— Наверное, — нерешительно тяну я. И написав на карточке «спасибо, дорогая!», прошу Славу спуститься вниз и вручить цветы певице.
Киваю ей, когда наш Сулейман поднимается на сцену. И Лира
прикрывает глаза, давая понять, что все поняла.
— Для вас, мои дорогие, — провозглашает перед самым антрактом, — сейчас состоится автограф-сессия!
И уже выходя из ложи, я краем глаза замечаю, как народ со всех ног несется к сцене. Прижав меня к себе, Сергей осторожно двигается к лестнице, избегая толпы, бегущей с галерки вниз.
— Дурдом какой-то, — хмыкает он, подавая мне пуховик. — Народ как с цепи сорвался.
— Великая сила искусства, — улыбаюсь я, интуитивно поворачивая голову на взгляд. И тут же натыкаюсь на пару насмешливых глаз. Таких знакомых и циничных.
Федор Ильич Шмелев в демократичном свитере и брючках стоит у колонны и больше напоминает старичка-пенсионера. Лишь тонкая гадкая улыбочка и цепкий взгляд не оставляют сомнений в силе и власти этого человека.
«Кажется, я влипла по-крупному, — думаю, заставляя себя отвернуться и при этом не закричать. Не вцепиться в любимого мертвой хваткой».
Выхожу из театра в обнимку с Сергеем, хотя так хочется схватить его за руку и удрать куда подальше.
— Какая-то фигня творится, — недовольно бурчит Сулейман, услужливо закрывая заднюю дверь Мерседеса. Попав в безопасное чрево машины, я чувствую себя выпотрошенной рыбой. Кладу голову на плечо Сергею и мысленно молюсь, чтобы за нами не было погони.
— Да, — ощерившись, замечает мой муж. — Полно бойцов Тавриды в театре. Меломаны хреновы.
— А этот ФИШТ-банк? — спрашивает, повернувшись, Славка. — Это же у них наша земля в залоге?
— Совершенно верно, — скупо кивает Назарет и добавляет с усмешкой. — Что-то до меня не доходит, какого хрена они затеяли? Что за игрульки под эгидой искусства?
— За нами хвост, Назарет, — изумленно замечает Ступа, Сережкин бессменный водитель.
— Да ну на фиг? — удивляется тот, бросая быстрый взгляд назад. — Гони, Ступа. Гони, — рявкает зло.
— Может, остановиться, Назарет? — брякает Сулейман. — Выяснили б, что надо…
— Тебе нужно напомнить, что мы с Линарой, или ты сам глаза откроешь и башку включишь? — холодно цедит Назарет, моментально из заботливого мужа превратившись в дикого зверя. Такой порвет глотку, защищая то, что принадлежит ему. Вот только захочет ли взглянуть в мою сторону Сергей Алексеевич Назаров, когда узнает правду?»
Мерседес несется сначала по проспекту, а затем ныряет в какую-то подворотню, оттуда выскакивает на полутемную улицу и бежит в сторону трассы.
— Отцепились?
— Кажись, да.
— Завтра придется встретиться с Тавридой. Узнать, чем я обязан такому вниманию, — лениво бросает муж, доставая из кармана айфон. — Удвой охрану дома, Трофим, — приказывает он непререкаемым тоном.
И заведя меня в дом, бросает отрывисто.
— Ступай к Марку, Линара. Ложись спать. Меня не жди.
— Сережа, — шепчу, проклиная себя за трусость и малодушие. — Мне нужно тебе что-то сказать.
— Прямо сейчас? — поднимает он сардонически бровь.
— Да, — киваю я и добавляю твердо. — Ты обещал меня выслушать.
— Хорошо, — скупой кивок головы служит мне наградой. — Давай поговорим, котенок. Сейчас самое время, — добавляет тихо и вкрадчиво. И тут я понимаю, как он взбешен. Но отступать некуда. Да я и не собираюсь.
Поднимаюсь впереди него по лестнице на второй этаж. Чувствую, как к горлу подступает тошнота. От страха или от нервов. Или это коктейль перемешать, но не взбалтывать.
Еле успеваю добежать до туалета, как меня выворачивает наизнанку. Приподнимаю голову над раковиной. В дверях стоит Сергей со стаканом воды и полотенцем.
— Прополощи, — просит, протягивая стакан. Вытирает покрывшийся испариной лоб и спрашивает с ухмылкой. — Ты об этом хотела поговорить, зай?
— Нет, — мотаю башкой. И тут же вспоминаю еще об одной причине. Блин! Блин! Блин!
Как там говорила личный гинеколог Шмелева? Гормональный фон хороший? Просто отличный, еперный сарай!
— Может, отложим беседу? — мягко предлагает Назарет.
— Нет, — снова отказываюсь я. — Нужно поговорить, Сережа…
— Сначала заберу у Эллы Марка, — миролюбиво предлагает он. И выходит из комнаты. Опускаюсь на кровать прямо в платье. Нет сил даже переодеться. Нужно собраться с мыслями. И не путаясь, выложить правду. Сколько можно таиться, в конце концов!
