Наверное.
Из коридора доносится шум. Быстро доедаю и выхожу. Никого нет, но я на всякий случай закрываю за собой дверь. Мне казалось, что Ребекка давно ушла, однако не успеваю зайти в свой кабинет, как до меня доносится её голос:
— Наш разговор нужно отложить. Он должен состояться не здесь.
— Времени нет, — произносит знакомый голос, и я моментально напрягаюсь. — Объект находится в тяжёлом состоянии. Без сознания, — уточняет голос. — Нужно, чтобы кто-то уже завтра посмотрел, что происходит у него в голове.
Мороз пробегает по спине.
— Это незаконно, — смело парирует Ребекка.
Голос становится более напряжённым, но сдержанным:
— Только если это не связано с виртуальными мирами.
Между собеседниками возникает напряжённая тишина.
Очень медленно и осторожно я заглядываю в кабинет, и вижу начальницу, а рядом с ней голограмму — это человек, которого хорошо знаю не только я, но и вся станция…
Короткие русые волосы всегда зачёсаны назад и открывают высокий лоб. На мужчине чёрная форма, на плече — тонкая красная лента с характерным узором, а на предплечье — треугольный красный платок. Отличительный знак генерала и его людей.
— Вы знаете, кто этим занимается, — наконец говорит Ребекка.
— Разумеется, — соглашается мужчина. — Только Дэннис Рилс.
Я знал, что прозвучит моё имя, но всё-таки недовольно ёжусь.
— Вы забыли, кто его отец?
Опасная формулировка, но Ребекке она сходит с рук.
— Он воин, но с мозгами, — объясняет собеседник, игнорируя немного язвительный тон девушки. — К тому же, он может помочь не только с виртуальными мирами, но и с системой информационной безопасности, если ты понимаешь, о чём я.
Ребекка несколько раз моргает, а её сложенные за спиной руки заметно дрожат.
— Не понимаю, — почти убедительно лжёт она, но мужчина только усмехается:
— Уверен, что понимаешь.
Генералу Третьего крыла всегда доставляло удовольствие бродить по Стеклянному дому — лабораториям, и смотреть, как сотрудники разбегаются в молчаливой панике. Нет никаких причин, почему он сюда возвращается, но и запретить никто не может. Редких прогулок оказывается достаточно, чтобы держать весь Стеклянный дом в страхе от встречи с руководителем военного штаба.
Но этот разговор — нечто совсем новое.
— Мне нужна команда, — предупреждает он. — Тот, кто сможет охранять объект. Тот, кто выяснит, что сделать, чтобы он оставался в живых. Кто-то, способный превратить это в нормального человека. Сделать всё это нужно. По-тихому. Ты в деле…
Ребекка открывается рот, чтобы возразить, но генерал ей не позволяет:
— И не забывай, что ты обязана мне жизнью.
От этих слов, произнесённых медленно и угрожающе, девушка вздрагивает, как будто ей дали пощёчину, а я невольно сжимаю кулаки. — Без моего ходатайства ты бы не оказалась на станции и, тем более, в Стеклянном доме. А теперь я нуждаюсь в твоей помощи, — притворно нежным тоном добавляет мужчина. — Твой подчинённый мне нужен. Так посодействуй.
— У нас с ним уговор, — возражает Ребекка. Её руки дрожат всё сильнее, хотя голос остаётся уверенным и спокойным. — Такой же уговор у него с отцом. Дэннис не должен привлекать внимания, а значит, не должен участвовать ни в чём без ведома своего отца. Ни в чём, — повторяет девушка со значимостью, пользуясь тем, что генерал ещё не перебил её. — Так лучше оставьте его в покое.
— Не могу, — почти сокрушённо произносит собеседник. — Он мне нужен. И ты скажешь, как его убедить.
От напряжения едва не начинает глючить и мелькать голограмма. «Надо вмешаться!» — требует внутренний голос, но разум вынуждает оставаться на месте, напоминая: «Ты не можешь и не должен ничего предпринимать. Ты обещал делать всё, что скажет отец. Ребекка права: никаких глупостей. Держись подальше от неприятностей!». Однако в моём сознании звучит мелодичный женский голос: «Что бы ни было, оставаться человеком — единственный выход. Делать то, что диктует совесть, даже если это затронет близких. Кровное родство ещё ничего не значит». Но этот же голос велел мне: «Не позволяй ей вставать у него на пути. Она должна жить. Сам не противься его приказам, чтобы он не видел в тебе угрозу. Если он скажет не приближаться к ней, так и поступай. Если скажет забрать к себе, умоляю, сделай и это. Сделай всё, что потребуется. И никогда — слышишь меня? — никогда не признавайся, что ты знаешь правду…».
— Ты скажешь, как его убедить, — повторяет генерал, возвращая меня к реальности.
Ребекка произносит дрогнувшим голосом, но всё-таки убеждённо:
— Нет.
Даже видя голограмму, а не реального человека, понятно, что лицо генерала перекашивается от едва сдерживаемых эмоций.
— Значит, я найду решение самостоятельно, — угрожающе шипит он, и голограмма сразу же исчезает.
Я так и не вмешиваюсь. Так и бездействую.
«Что бы ни было, оставаться человеком — единственный выход».
И как мне, чёрт возьми, совместить разные полюса?!
ГЛАВА 11 (ДЭННИС). БЛАГОСЛОВЛЯЮЩАЯ РУКА
— У меня не получилось, — признаётся она, и на глазах выступают слёзы. — Я не смогла поступать по совести и при этом защитить близких. Не знаю, Дэн, как это возможно, но ты справишься. Я уверена. Ты умнее меня.
* * *
Каждый день одно и то же: просыпаюсь, опаздываю на работу, торчу там до глубокой ночи, тащусь домой, и потом всё по новой. Как и у всех граждан Тальпы. Только вот я отличаюсь от большинства: у меня есть секреты, которые каждый день требуют защиты, — дракон, нуждающийся в поднесении. И сегодня день жертвоприношения.
Просыпаться в этом мире нет никакого желания, особенно сегодня, поэтому я прибегаю к тому единственному, что всегда помогало, — тренировке. Устанавливаю сенсорную плёнку над диваном и включаю. Она загорается сначала голубоватым светом, а потом появляется видеозапись, на которой вновь появляется женщина с медным оттенком тёмных волос, властным разлётом бровей и миндалевидными чёрными глазами.
— Я вижу, как мой любимый человек, вкушая власть и познавая границы дозволенного, теряет аромат нравственности, а затем и запах страха. Я люблю его, но в том числе с моего молчаливого согласия, он совершает ужасные поступки. Мы должны выйти из этой игры, перестать участвовать в невидимой войне, которая разворачивается в элитных кругах за место на станции.
Женщина говорит медленно и тщательно подбирая слова, будто ей сложно их произносить. Я начинаю тренировку с подброса бедра, делаю подтягивания сначала на одну ногу, а затем на другую. При звуках родного голоса сжимается сердце, но я слежу за дыханием. При подъёме делаю выдох, а при возврате — вдох. Напрягаются мышцы ног и нижняя часть пресса. Ложусь на пол и начинаю скручивания корпуса с поднятыми ногами, когда родной голос продолжает:
— Если идёшь по трупам, ты невольно не можешь отвести взгляда от безжизненных тел. Попадём ли мы куда-то после смерти, но моя душа уже при жизни в агонии.
Я стараюсь не обращать внимание на боль в груди и работать верхней частью туловища, сосредотачивая напряжение, задерживаясь в верхней точке на несколько секунд. Меняю положение и перехожу к приседаниям и выпадам назад. Руки до боли сжимаю в замке на уровне груди. Взгляд направляю перед собой, но закрываю глаза, чтобы не видеть медные волосы женщины на видео, как будто если сделаю это, то не увижу её вновь — только уже в собственном сознании.
— Разве что-то ещё важно, пока мы — семья? Пускай рушится весь мир, я буду смотреть на любимого человека и на моих детей…
Ноги начинают ныть, но я продолжаю, не сбавляя темпа. А потом отжимаюсь, касаясь рукой плеча.
— Сегодня он стал убийцей… Не просто отдал кому-то приказ. Он признался мне: что-то пошло не так, и ему пришлось сделать это своими руками… Смогу ли я смотреть на него когда-нибудь?..
Я становлюсь в планку и подтягиваю колени, а затем перехожу в упор лёжа, пока пресс не начинает гореть.
