Верховный Наставник ступает медленно, и полы одежды почти не шевелятся. Он обводит зал своим тяжёлым взглядом с таким видом, словно знает грехи каждого, словно обещает неизбежное Воздаяние…
Верховный Наставник объединил представителей разных религий, предложил людям новый взгляд на мир в то время, когда они, отчаявшиеся и настрадавшиеся, нуждались в вере. И вот благочестивые прихожане трепещут перед Ним. Говорят, что приверженцы других религий и даже атеисты испытывают страх.
Боюсь ли его я?..
Мы сами должны общаться с Богом.
Если бы Верховный Наставник мог читать мысли, то за одну уже эту Децеливират приговорил бы меня к Воздаянию. Тогда бы смертная казнь показалась мне меньшим из зол.
Верховный Наставник останавливается немного в стороне от алтаря и с амвона произносит:
— Olivarum. Восхождение.
Маска на лице не мешает Ему говорить. Властный, немного искусственный голос растекается по храму со скоростью солнечных лучей, озаряющих зал.
— Высшие силы есть инновационные технологии, и только они могут сохранить человечество.
И люди хором повторяют его слова.
— Верховный Наставник — проводник, ведущий за собой по Лестнице в небеса.
И люди хором повторяют его слова.
— События прошлого не более чем Реньювинг. Как умершего, его не следует тревожить, осуждать или искать виновных. Ради сохранения человечества и чтобы жертвы были не напрасны, следует даровать себе и другим исцеление, ведь прощение открывает дорогу в будущее. Прощение, — со значимостью повторяет Верховный Наставник, — открывает дорогу в будущее.
И люди хором повторяют его слова.
Он оборачивается к первому прихожанину — одному из тех, кто находится за алтарём. Человек едва не дрожит от радостного предвкушения и священного трепета и неловко выступает вперёд. Верховный Наставник поднимает правую руку, широкий рукав сползает вниз, и показывается ладонь. Как только он прикладывает её к груди прихожанина в области сердца, мужчина закрывает глаза. На его лице отражаются растерянность, блаженство и умиротворение, а потом он шумно выдыхает, не удерживая стон облегчения.
Даже в современном мире от душевной боли лекарств нет. Исцелить раны на сердце под силу только Верховному Наставнику. По крайней мере, в это верят прихожане.
— Ради сохранения человечества и чтобы жертвы были не напрасны, — произносит Верховный Наставник, не снимая маски, и люди повторяют за ним.
Кто-то мог бы сказать, что я утратил веру. Другой посчитал бы, что моя вера при мне, и я никогда от неё не откажусь.
Как обстоят дела на самом деле, я и сам уже давно отчаялся решить. Но если в моей душе и есть место вере, то вертикальная линия, от которой в стороны расходятся горизонтальные разной длины, к моим убеждениям не имеет ни малейшего отношения.
ГЛАВА 12 (ДЭННИС). ХОЛОДНЫЕ ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА
— Верховный Наставник был убедителен, как всегда? — спрашивает Коди, как только я появляюсь в его кабинете.
— Я не могу оценивать три всем известные фразы как убедительную проповедь, — честно признаюсь я, и друг хмыкает. — Было довольно скучно.
— Прости. Твоя начальница относится с пониманием. Мой же посчитал, что отмечусь в Хрустальном святилище в другой раз.
— Да, я читал твоё сообщение.
— Есть будешь? — предлагает Коди, и когда я киваю, добавляет немного ворчливо: — Обеденный перерыв у меня никто не отнимет.
Он демонстративно закрывает дверь и идёт к шкафу. Из ящика достаёт «умную» посуду, в которую встроены датчики, анализирующие пищу и определяющие количество жиров, углеводов и белков, вес пищи и температуру блюда.
— Снова следишь за питанием? — посмеиваюсь я. — Продержался без подсчётов калорий всего лишь пару дней?
Друг закатывает глаза и шумно выдыхает, как всегда, не находя сил проигнорировать мои провокации.
— Не все могут похвастаться таким телосложением, как у тебя. Если я не буду за собой следить, то очень быстро растолстею, — грустно сообщает Коди. — Так что Вluetooth-устройство, встроенное в посуду и передающее информацию в компьютер, — единственно верное для меня решение.
Телосложение, как у меня, появилось не само собой, да и мой рацион питания регулировала не «умная» посуда, а строгие наставники, но я не хочу расстраивать друга своими откровениями, поэтому молча подхожу к 3D-принтеру.
— Корзинку будешь?
— Две, — отвечает Коди. — Что может быть лучше корзинки с дарами леса… — задумчиво добавляет он, а сам возится возле термостата для мяса.
Я засыпаю нужное количество порошка, и 3D-принтер печатает корпус с отверстиями, внутри которых находятся полезные споры, бактерии, водоросли алгае, семена и питательные вещества. Пока мы приготовим всё остальное, из корпуса прорастут грибы и растения. Подхожу к Коди и наблюдаю, как он достаёт чашку Петри и разочарованно смотрит на мясо в пробирке.
— Котлеты сегодня маленькие, — извиняющимся тоном сообщает друг. — В новом термостате мясо растёт совсем плохо.
— Тогда зачем ты избавился от старого? — с усмешкой спрашиваю я, догадываясь, что ответа всё равно не дождусь: признавая ошибку, Коди только сокрушённо вздыхает.
Я достаю из холодильника чёрные помидоры, несколько яблок-апельсинов и киви-лимонов. Я не большой любитель гибридных фруктов и овощей, но суперфуды содержат идеальную концентрацию полезных веществ, так что глупо капризничать. Тем более, эти наверняка из сада Мидж, матери Коди.
Проверяю корзинки, которые уже проросли: они готовы. Мы выставляем тарелки на стол, садимся и принимаемся за еду. В моей голове мелькают мысли о Хрустальном святилище, в сознании возникает старческий взгляд Верховного Наставника и его голос, отталкивающий своей неестественностью.
Не знаю, сколько проходит времени, но, когда Коди вновь говорит, его голос звучит сдавленно, как будто он долго молчал.
— Как думаешь, почему люди разочаровались в прежних мировых религиях?
Я почти давлюсь куском помидора и начинаю кашлять под удивлённым и напряжённым взглядом друга.
Простой и одновременно сложный вопрос.
На краю сознания пробегает мысль, что я не допускаю себе вести подобные разговоры. Даже с Коди. Особенно на работе.
Все мои сомнения, должно быть, отражаются на лице, потому что друг молча показывает на пульт управления камерой и прослушкой: запись не идёт.
— События, которые происходили на планете последние десятилетия, определённо подорвали веру многих людей, — осторожно начинаю я, — другие же, напротив, с головой окунулись в религию. Отчаянным фанатикам на станции места не нашлось, однако на неё переселились многие атеисты и приверженцы разных религий. Правда, не самые убеждённые.
— А Тёмный год? — спрашивает Коди заинтересованно, как будто не знает это всё сам.
— Тёмный год на Тальпе окончательно разуверил большинство оставшихся в живых в том, будто в этом мире осталось нечто божественное.
Какое-то время мы молчим, и я тщательнее жую еду, ожидая от друга новых вопросов, способных застать врасплох.
— Olivarum ведь базируется на диджитализме и трансгуманизме, да? — вновь спрашивает Коди. — С верой в божественную силу инновационных технологий всё ясно. Но при чём тут вторая философская концепция, если она направлена против веры?
Я не специалист в данных вопросах, но об этом так много говорили в моей семье, что не запомнить просто невозможно.
— Так было изначально, — объясняю я. — Трансгуманисты говорили о том, что технологии нужно использовать в борьбе со смертью, болезнями и болью. Идею крепкого здоровья, долголетия и практически бессмертия и взяла на вооружение новая вера.
— Ага, и теперь из-за этого радикальные диджиталисты уверены, что инновационные технологии должны поработить весь мир, — бурчит Коди. — Кажется, они готовы уничтожить неверующих и даже само человечество в целом, лишь бы мир подчинился инновационным технологиям полностью.
— К счастью, у власти больше умеренных диджиталистов, — прихожу я к выводу и отправляю в рот кусочек котлеты.
