Разозленный купец поднял на ноги половину городской стражи, тыча всем, что он бывший чиновник и у него до сих пор остались связи. Памятуя, что это и в самом деле так, начальник Управления стражи наказал очень тщательно рассмотреть заявление Дина, которое заключалось в том, что добропорядочный горожанин со всей сердечностью откликнулся на просьбу двух пришлых молодых людей, Эбигейл и Леобена, которого он знал с детства. Он совершенно безвозмездно, просто по старой памяти и из личного благородства, пустил их пожить. Распахнул перед ними двери своего дома и даже занялся тем, что подыскивал для них работу, о которой они якобы так мечтали. Дал ночлег и пропитание, не гнал и не торопил, радуясь тому, что ребята такие молодые и уже такие отважные, что решились на самостоятельную жизнь в городе. В общем, всячески их привечал, за что они отплатили ему черной неблагодарностью. Оскорбив работодателя, пакостные детишки сбежали, забрав с собой значительную сумму денег, что долгие годы старательно копил Дин себе на спокойную старость.
Все это он витиеватым слогом описал в своей жалобе в Управлении стражи, и ее тут же отправили к исполнению, но на этом он не только не успокоился, а еще сильнее распалился. Он принялся подливать масла в огонь, сумев привлечь к своим козням оскорбленную старуху, от которой в ужасе сбежал Леобен. Та от себя добавила россказни о неприемлемом поведении юноши, который так молод и так уже испорчен. Знатный род богатой толстухи был почитаем и известен, и с ней приходилось считаться.
Но все это были еще цветочки. В виде вишенки на торте купец решил повторить историю про ведьму, украсив ее новыми подробностями. Оказывается, тот самый Леобен, помимо всего прочего, уже в самом начале своего появления в Городе якшался с отвратительной ведьмой из дальнего леса и купил у нее жуткое зелье. Этой лесной отравой, про которую всем известно, что она делает с людьми, а именно – ничего хорошего, – Леобен поил и свою подругу, и самое страшное, что на нее оно не подействовало. А это значит, что либо она тоже ведьма, либо, возможно, давно уже употребляет разные страшные настойки в своих зловещих планах.
То, что он приплел к делу ведьму, сыграло решающую роль. Оскорбленная старуха и кража денег, несомненно, заслуживали внимания, расследования и поиска преступников, но существование опасной ведьмы из дальнего леса в Городе было недопустимо. А тем более не одной, а с приспешниками! Всю стражу выгнали на улицы, и те прочесывали пространство, но пока безрезультатно: жилище Ночной тени хорошо пряталось на видном месте.
***
Но квартира вора-одиночки никак не была рассчитана на столько человек, и Лео с Эби очень быстро стали испытывать неловкость. Они все порывались уйти, и Лаура не отставала. На Город спустились последние теплые дни перед промозглой и, скорее всего, бесснежной зимой, и иногда показывалось тусклое солнышко. Лесной жительнице так хотелось увидеть хоть ненадолго его лучи.
– Ну что может случиться? Я просто постою на улице, подышу. И ты от нас всех отдохнешь, – умоляла она Джордана, который уже и сам порой был не рад, что взвалил себе на плечи это непреднамеренное опекунство над ребятами. Но не выгонять же их было прямо в лапы к стражникам, которые не на шутку разбушевались. Тем более, что улицы только что начала наполнять паника, потому что в помощь законникам, которые не справлялись со своим делом, на мостовые Среднего города выпустили механизмы.
Их пока было немного, но вид даже одной-единственной машины, перемещающейся по каменной мостовой на двух тяжелых железных конечностях, вывернутых коленями назад, наводил ужас на людей. Устройство было значительно выше человеческого роста, с широким, неестественно сгорбленным туловищем, внутри которого что-то горело оранжевым огнем за сетчатой заслонкой, и с вытянутой головой на широкой шее. Его почти плоское металлическое лицо имело единственный глаз, похожий на небольшую подзорную трубу, светящийся, как и у стражников, зеленоватым светом. Из шеи вверх выдавалась пара трубок, из которой выходил пар, а руки заменяли арбалет, стреляющий железными стрелами, и пустой рукав-жерло, из которого чудовище плевалось огнем. И надо сказать, по мишеням такое устройство било без промаха.
Эти создания были довольно медленными и неповоротливыми, но при виде них всех горожан мигом сдувало с улиц, поэтому их использовали скорее для устрашения. Невыносимо было даже просто наблюдать, как уверенно шагает вперед этот железный монстр, готовый смять и раздавить любого, кто встанет на пути. Теперь, разогнав с помощью машин всех по домам, можно было спокойно обходить методично квартиру за квартирой и искать беглецов. На пустынных улицах слишком трудно спрятаться, к тому же глаза у страшных железных механизмов могли видеть намного дальше, чем у стражников.
По каменному покрытию улиц в унисон раздавался пугающий и грохочущий топот железных ног: четкий, не сбивающийся с ритма. Один раз Эби, с самого детства боявшаяся любых механизмов, услышав странный стук, слегка отодвинула занавеску и расширившимися от ужаса глазами уставилась на край железного корпуса, испещренного странными знаками. Машина двигалась прямо вдоль их квартиры, и Джордан, зашипев на девушку, метнулся к окну и задернул занавеску. Стражники не могли обнаружить ни самого вора, ни его подопечных, но с этими устройствами Ночная тень еще не сталкивался так близко. Вдруг они смогут увидеть его, знаменитого и невидимого мастера-вора? Рисковать очень не хотелось.
Эби, испугавшись его злости, забралась с ногами на широкую кровать Джордана и забилась в угол. Они спали с Лаурой тут вдвоем, мужчины же располагались на ночь на полу, застеленном жесткой, но толстой циновкой, не пропускающей холод от каменных плит. Лаура тоже сидела на кровати с белым от страха лицом. Железные колоссы пугали ее намного сильнее, чем Эбигейл. Хотя дело тут было не столько в страхе, сколько в том, что рядом с большими скоплениями металла лесной ведьме становилось нехорошо. Вор подсел к Лауре, и она доверчиво прижалась к нему, а он ласково обнял ее и долго сидел, утешая и гладя по голове, не замечая несчастных взглядов Леобена и Эбигейл.
Сердце Лео то и дело словно покрывалось острыми колючками, безжалостно впивавшимися в него каждый раз, когда Лаура сближалась с Джорданом. Леобен чувствовал, что его тянет к девушке и, самое главное, ее тоже тянет к нему, но она никогда больше не давала Лео и капли надежды: ни намеком, ни тем самым особенным мимолетным взглядом, который мог сказать бы больше, чем слова. «Неужели она любит нас двоих? – размышлял юноша, запертый в тесных четырех стенах с предметом своего обожания и с другом, который являлся одновременно разлучником. – Разве так бывает?» Он любил и Эбигейл, но совсем иначе – чистой и искренней братской любовью, не представляя, что к ней можно испытывать что-то даже похожее на чувства к Лауре. И он точно знал, что чувства Джордана нельзя было назвать дружескими. А что же сама Лаура? Кому принадлежало ее сердце?
Неопытному в таких делах юноше было слишком трудно все понять и разобраться. И он каждый миг боролся со своей тоской, утешая себя, что еще немного – и они с Эби уйдут, и, может быть, эта первая любовь рассеется в его душе так же быстро, как и вспыхнула. Уговаривая сам себя, он в это время крепко сжимал в кулаке подарок Лауры – красиво переплетенный корень, покрытый лаком.
***
У друзей заканчивались припасы, а выйти под прицел зеленого глаза машины теперь опасался даже Джордан. Конечно, когда-нибудь стоит разведать, видит ли железный монстр самого искусного вора своим механическим оком, но не сейчас, когда на нем лежит ответственность за других. Однако еще немного, и придется выбираться. Когда вор об этом заговорил, Лаура, которая уже поняла всю опасность улиц, вцепилась в мерцающие рукава его одежды и, страдальчески глядя ему в лицо, стала умолять никуда не ходить.
– Не уходи, не бросай, я боюсь! – исступленно шептала она.
