иллюзорные, ненастоящие – сводили с ума.
А еще собирали воедино распадавшуюся реальность, возвращая мне меня. И питали шейда, пусть даже были всего лишь жарким воспоминанием. Таким вкусным…
– Грязная тварь!
Шепот сменился криком.
Незамедлительно последовал удар тока, но на этот раз шейд был наготове, блокируя разрушительные импульсы. Я с трудом разлепила глаза, страстно желая вырваться из вязкого омута воспоминаний и одновременно до дрожи боясь вновь увидеть крошащийся мир.
Но… нет.
Стекло капсулы, медблок, озаренный холодным синеватым светом, металлическая обшивка стен, опутывавшие голову провода устройства… Того самого, обещанного Химиком, мозгового бура. Все было… настоящим. И особенно настоящими были красные прожилки лопнувших сосудов в белесых глазах Ли Эббота и вздувшаяся, нервно бьющаяся на его виске жилка.
Вид взбешенного отчима был столь прекрасен, что я, не удержавшись, рассмеялась ему в лицо хриплым, булькающим смехом. Терять было нечего, а вывести Ли Эббота из равновесия хотелось до дрожи в пальцах. Возможно, так он быстрее совершит ошибку, которой я сумею воспользоваться…
– Маленькая потаскуха! – Брызги слюны украсили прозрачное стекло. – Похотливая дрянь! Все вы, дикие твари, одинаковы – можете лишь драться и совокупляться. Таким не место в цивилизованном обществе.
– Так всего-то и нужно было, – бесстрашно взглянула я в налитые кровью глаза, – позволить Андресу Диазу довести свой план до конца и подарить шейдерам новое солнце. Дайте нам уйти – и все проблемы исчезнут сами собой. Не нужно будет выдумывать отраву и производить миллионы порций блокиратора каждый месяц. Какое облегчение для литиан и непоправимый удар для экономики, не так ли?
Похоже, я попала в точку.
– Уйти? – заорал Ли Эббот. Планшет с голомонитором, на котором смазанной картинкой застыло лицо Хавьера – последнее, что возникло перед моим внутренним взором перед тем, как меня снова ударили током, – затрещал в крепкой хватке экзоперчатки. Пальцы свободной руки отчима впились в стекло с такой силой, будто он мечтал вскрыть мне череп. – Улететь? Так ты знаешь о корабле Диаза? Знаешь и продолжаешь упираться, подкидывая мне воспоминания о кувырканиях с выродком Себастиана Кесселя? Шиссовым мертвым выродком. Мертвым, да! – Он рассмеялся. – О, об этом я не дам тебе забыть. Буду повторять раз за разом – мертвым, мертвым, мертвым…
Я стиснула зубы, чтобы не выдать волнения, всколыхнувшегося внутри от слов отчима.
«Корабль Диаза».
Что, шисс подери, Ли Эббот имел в виду?
«Умыкнули из-под носа у литиан кое-что, представлявшее колоссальную ценность», – всплыли в памяти слова Хавьера.
Я никогда не думала об этом всерьез, но истерика отчима заставила меня по-новому взглянуть на них. Могло ли оказаться, что речь шла о корабле?
Настоящем космическом корабле!
– Вспомнила? – ядовито поинтересовался Ли Эббот.
Я только усмехнулась – тем более что ни о каком корабле я понятия не имела. Абсолютно. Вообще.
Отец никогда не делился своими планами о покорении космоса, а мать, если она и знала, запрещала даже упоминать имя Андреса Диаза после того, как мы переехали в Центр. И Кессель… Хави… за все то время, что мы провели вместе, он лишь раз поднял эту тему, но так и не раскрыл всей правды о планах наших отцов.
А значит, пусть Ли Эббот брызжет слюной, орет и тычет в меня иглами с литианской дрянью. Ему ничего не достанется.
Ни-чего.
– С какого перепуга ты решил, что я собираюсь тебе помогать?
Безумный блеск в водянистых глазах отчима, раздувшиеся от бешенства ноздри и красные пятна на бледных щеках вызывали лишь смех. Он был одержим. Одержим моим отцом, его борьбой, его кораблем, если он и вправду не был плодом больной фантазии литианского капитана полиции, всем. Не потому ли после зачистки в семнадцатом мы с матерью оказались именно у Ли Эббота, десять лет безнаказанно упивавшегося властью над феммой ненавистного Андреса Диаза? Неужели…
Неужели не мать выбрала капитана литианской полиции, стремясь к богатой обеспеченной жизни, а он выбрал нас?..
Губы отчима растянулись в жутковатой улыбке.
– Посмотрим.
Отделив от переплетения трубок капсулы ту, что была связана с катетером в моем предплечье, он поднес ее к моему лицу, подсоединил шприц и демонстративно медленно вдавил поршень. А потом с нескрываемым удовлетворением смотрел, как я борюсь с желанием моргнуть.
Нет. Нет.
Только не это.
Только не снова.
Сердце отчаянно забилось в груди, разгоняемое все нарастающим ужасом и паникой. Глаза защипало.
Держаться, надо держаться.
Нет, нет, нет!
Жжение становилось все сильнее, все нестерпимее. Виски и основание черепа, где к голой коже примыкали контакты мозгового бура, вспыхнули болью. Я чувствовала собиравшиеся в уголках глаз горячие капли, и все тяжелее было заставлять себя не закрывать веки, не поддаваться действию дряни, расщеплявшей сознание на миллионы разрозненных кусочков. Шейд стойко сопротивлялся, но…
Мы были слишком ослаблены. Слишком истощены, чтобы на равных бороться с литианской фармой.
Я упустила момент, когда жжение сменилось лихорадочным жаром. Начавшись от глаз, он растекся по организму, ломая тело и путая сознание. Мир завибрировал, искажаясь, будто я смотрела сквозь пелену раскаленного пара.
Нет.
Нет…
Перекошенное злобой лицо Ли Эббота деформировалось, становясь длиннее и уже. Рот опустился на подбородок, нос поплыл вниз, белесые глаза выкатились из орбит. Оцепенев от жуткого зрелища, я наблюдала, как массивная фигура отчима в экзокостюме оплывает, заваливаясь на меня, словно пластиковая скульптура на переплавке, – а вслед за ним и весь остальной мир.
Будто с поверхности слезает краска, обнажая скрытую за ней пустоту…
Вниз, вниз, вниз…
– Солана Диаз, – звал тихий голос из темноты. – Солана…
– Диаз.
Я закричала от боли в обожженных глазах, оглушенных ушах и содранном горле, но крик потерялся в хаосе звуков, запахов и ярких пятен. Тысячи, миллионы кусочков моей жизни прокручивались одновременно, разорвав то, что было мной – Соланой Диаз, – на крохотные частицы некогда цельного «я».
И единственным, что удерживало от того, чтобы распасться окончательно, были два слова.
– Андрес Диаз.
«Твой отец…»
Крепкий шейдер с проницательным взглядом и сдержанной улыбкой, при виде которой сердце сжалось от тоски и тяжкого бремени вины, оторвался от изучения лица распростертого на асфальте нор-ра. Манн смотрел прямо и спокойно, а руки меж тем делали свое дело, ритмично надавливая на грудную клетку. Раз-два-три-четыре… а после изображение качнулось – вверх-вниз, – наполняя легкие бессознательного нор-ра кислородом.
«Андрес Диаз твой отец».
Раз-два-три-четыре. Вверх-вниз.
«Откуда вы знаете?»
Усмешка.
«Все, кому небезразлична судьба других, знают Андреса Диаза. Особенно здесь, в семнадцатом».
Раз-два-три-четыре. Вверх-вниз.
Что-то в его голосе, в облике, в излучаемой шейдером уверенности и мягкой силе заставляло прислушаться, рождая в груди теплоту.
«Я Саул. Саул Михель».
Раз-два-три-четыре. Вверх-вниз.
«Сол…»
Удар тока разорвал расплывчатый
