Я насторожено посмотрела на Глеба, но он ответил мне самым невинным взглядом:
— Что?
— Даже не вздумай грохнуть его, — строго сказала я. — Если тебя из-за него казнят… Как же золотая вязь на моей шее? Как же наше долго и счастливо?
— Я умею прятать концы в воду, — усмехнулся Глеб. — Но вообще-то это слова его психолога. Мол, бедного мальчика нужно найти как можно быстрее, а то в таком состоянии, да еще и потеряв смысл жизни он может покончить с собой.
— Бедного мальчика? — переспросила я. — Ничего себе.
— Видела бы ты глаза полицейских, — кивнул Глеб. — Что-то с этим психологом не чисто. Может друг, может родственник. В общем, работы у полицейских выше крыши. Идем, а то там, на кухне, без нас грустит холодильник.
На кухне Драгош усадил меня за стол и, щелкнув кофеваркой, принялся выкладывать из холодильника небольшие ресторанные лоточки.
— Я не знал, что ты захочешь, — сказал он и улыбнулся, — поэтому взял все, что мы брали раньше.
Через несколько минут стол стал похож на скатерть самобранку. Правда, много я съесть не смогла — увы, после той странной пищи, мой организм не принял ни запеченные роллы, ни лазанью.
Все то время, что меня страшно рвало Глеб подпирал дверь ванной комнаты, чем очень сильно меня раздражал.
— Ты мог бы уйти? — рявкнула я и вновь согнулась над унитазом.
Тихий шорох подсказал, что Драгош ушел.
Желудок успокоился, но я не рискнула далеко отползать. И в кои-то веки пожалела, что квартира Глеба не похожа на мою. Все же в некоторых случаях раздельный санузел истинное зло.
— Мари?
— Глеб, я люблю тебя, — выдохнула я. — Но бывают такие моменты, когда человеку необходимо остаться наедине с собой. И унитазом. Пожалуйста, уйди.
— Я вызвал врача.
— Глеб, я просто…
— Он готовил тебе еду, — глухо произнес Драгош. — Ты уверена, что он ни на что тебя не подсадил?
На это предположение мой желудок ответил страшным кульбитом и я вновь склонилась над унитазом. Правда, внутри меня уже ничего не осталось и мне осталось только лишь содрогаться в бесплодных попытках избавиться от всего лишнего.
Я сидела на полу. Прижавшись спиной к стене, я закрыла глаза и медленно считала до ста и обратно. Желудок не успокаивался. Глеб что-то зудел за дверью, предлагал воды, регидрон и компот из сухофруктов. А у меня даже не было сил, чтобы послать его к черту.
— Драгош, успокойся, — выдохнула я, в очередной раз досчитав до ста. — У разных людей разная реакция на стресс. А я и вовсе нелюдь.
— Мари, доктор приехал. Пожалуйста, открой дверь, — отозвался Драгош.
У него был настолько обессиленный голос, что я просто не смогла бы противиться его просьбе. Вот только я не могла встать.
— Я не могу, Глеб.
— Твою мать, — коротко и прочувствованно произнес он. — Все будет хорошо, Мари. Не волнуйся.
Шорох удаляющихся шагов. У него есть ключ?
Нет. У него есть маленький топорик. Бедная дверь.
Долго сочувствовать бездушной деревяшке у меня не вышло. Организм будто взбесился — бросало то в жар, то в холод, желудок судорожно сжимался, а в висках застучали маленькие молоточки.
«Хорошо, что я не могу ничего погуглить. Сейчас бы столько диагнозов себе наставила», вяло подумала я.
Как только Драгош добил дверь, его тут же услали куда-то подальше. И, кажется, доктор использовал не самые вежливые обороты. Присмотревшись, я поняла, что это не тот же самый врач, который был там, в том доме.
— Так, что тут у нас?
— Стресс выходит, — вяло пошутила я.
— И такое бывает, — послушно согласился доктор и, открыв свою огромную аптечки, внимательно всмотрелся внутрь, — что еще выходит?
— Рвало, сейчас просто мутит, желудок сжимается, в висках стучит. Бросает то в холод, то в жар, — отчиталась я и добавила, — меня похитили пару дней назад. Возможно, что-то было подмешано в еду.
— Как долго?
— Я… Я не знаю. Пара дней, не больше.
Господи, я даже не знаю, сколько времени я там провела. Одну ночь, да? Одну ведь ночь, не больше. Или больше?
— Почему не знаете, — насторожился врач. — Провалы в памяти?
— Нет, это был подвал, не было естественного освещения, — я мучительно сглотнула и прикрыла глаза.
Запахло антисептиком, кожу обожгло холодом, после я почувствовала короткий укол, еще один, еще.
— Быстро подействует? — а это Глеб вернулся.
— Вы вещи собрали? — вместо ответа спросил врач. — Ей необходима госпитализация. Вы сразу должны были отправиться в больницу.
— Не хочу. Одна, — я едва шевелила губами. — Какие странные уколы. Мне хуже.
— К моему стыду и отвращению, — резко произнес доктор, — в нашем мире, за деньги, возможно все. В том числе и совместное размещение.
Дальше все смешалось. Вот мы одеваемся — Глеб одевает меня как маленького ребенка. Вот едем. И едем как-то странно, рывками, как будто машина то глохнет, то заводится. Просторный холл, вежливые медсестры с приторно-сладкими улыбками. Огромная палата, больше похожая на гостиничный номер. Вновь запах антисептика, холодок на коже и укол. И темнота. И короткий шепот:
— Я рядом, Мари.
Открывать глаза было страшно. Мерный писк приборов где-то рядом с моей головой подсказывал, что не могу находится в логове этого. Но какая-то иррациональная, какая-то трусливая часть меня отказывалась смотреть на этот мир.
— Мари, я здесь.
Тихий и такой родной голос. Глеб.
Глубоко вдохнув, я медленно открыла глаза. Ого, я даже по телевизору не видела таких роскошных палат.
— Где я?
— В частном медицинском центре, — Драгош с удобством разместился у моей постели. — Если посмотришь направо, то увидишь цветы. От Рюмкиной, и от твоих родителей. Знаешь, я боюсь сглазить, но кажется они сблизились. Вчера Еська со своим женихом перевезла твою маму к твоему папе.
— А?
— Они вдвоем, втроем, если считать прощенного Ласика, живут у тебя в студии.
Улыбнувшись, я прикрыла глаза. Вот было бы здорово, если бы у этой чудовищной истории было такое прекрасное продолжение.
— Я рада, если так. Дай, пожалуйста, телефон.
Глеб неловко замялся и откуда-то с пола поднял подарочный пакет, из которого вытащил коробку с «яблочной меткой».
— Тут такое дело, Мари, — он виновато посмотрел на меня, — когда ты почувствовала себя плохо, я, как бы это сказать, не заметил твой телефон. И пару раз по нему прошел. Вот. Экран вдребезги. Но он не сдался без боя и из моей пятки пришлось пинцетом извлекать пару осколков.
Нервно хихикнув, я недоверчиво уточнила:
— Ты голой ступней уничтожил телефон?
— Я собирал вещи. Быстро и качественно, — шутливо оскорбился Драгош. — Поэтому вместо пижамы у тебя мой спортивный костюм. Почти неношеный.
— Какая щедрость, — я округлила глаза.
— Да, — горделиво приосанился Глеб. — А если без шуток, то я носился как ополоумевший и только вкрадчивый мат доктора помог мне осознать свое место в пространстве и времени. А вещи привезет твоя мама. Ты готова ее увидеть?
Я только плечами пожала. Мне не хотелось, но я уже могла. Нельзя заставлять родных волноваться больше, чем нужно. Или нет, не так. Просто — нельзя заставлять родных волноваться.
Дверь в палату отворилась с тихим шорохом и к нам вошел серьезный доктор, в сопровождении нескольких медсестер. Одна из которых несла поднос, накрытый какой-то тканью. Мне будут делать укол?
— Пришли результаты анализов? — Глеб встал и пояснил для меня, — у тебя брали кровь.
— Пришли, — кивнул доктор. — Но нам потребуется еще кое-что. На данный момент, я могу сказать, что в крови пациентки обнаружены остатки сильнодействующего седатива.
Я прикрыла глаза. Вот значит как. Он продумал абсолютно все. Что ж, спасибо, что не догадался подсадить на наркоту. Говорят, зависимые люди во время ломки способны на все. И согласны на все.
Доктор продолжал что-то пояснять, Глеб размеренно кивал, а медсестры суетились вокруг меня. Взяли кровь из вены, из пальца и попросили попробовать встать. Потому что нужно наполнить баночку.
