— Если приложить силы, — взволновано говорил папа, — то все возможно! И потом, это обычная клиника, хоть и безобразно дорогая. Мы доставим целителей из Сибири. А если что… Это не страшно.
Он переходил с русского на французский, а я просто лежала и улыбалась. Все будет хорошо.
Дальше все было как в американском кино — меня усадили в инвалидное кресло и повезли на осмотр. И если так посчитать, то доктор пришел сразу после завтрака, а отпустили меня… Отпустили меня к обеду. В палате нашелся озадаченный Глеб — он с кем-то ругался по телефону. Кажется, проблемы на работе.
Коснувшись его локтя, я одними губами шепнула:
— Езжай.
Он упрямо мотнул головой и рявкнул в трубку, что перезвонит.
— Я тебя не оставлю, — уверенно произнес Драгош. — Сегодня приедут из полиции.
— Этого поймали? — у меня дрогнул голос.
— Да, — кивнул Глеб. — Встречи с нами добивалась его мать.
— Попросить, чтобы я соврала, что сама поехала? — криво усмехнулась я.
— Думаю, да.
Поев, мы с Глебом устроились на низком диванчике. Вообще, палата меня поражала. Поначалу у меня не было возможности оценить ее по достоинству. Вернее, у меня не было желания. А сейчас я осматривалась со значительно возросшим интересом. Две постели, для меня и для Глеба, в стороне диван и низкий столик. Это больше похоже на дорогую студию, чем на палату.
— Предполагается, что на второй постели спит сиделка, — шепнул Глеб, заметив мой оценивающий взгляд. — Все, для того чтобы пациенту было комфортно. И чтобы он ни на секунду не оставался один.
— Спасибо, — шепнула я. — Спасибо.
— Хватит, Мари. Кем бы я был, если бы не сделал все, что в моих силах? — Глеб чуть поморщился, — тем более, что здесь моей заслуги в принципе нет. Если не считать оплаты счета.
Я только вздохнула и прижалась к нему покрепче. Этого волка я не отдам никому и никогда.
Ближе к вечеру пришел усталый полицейский. Я с умным видом посмотрела на его погоны, и в итоге прослушала его звание. Запомнила только имя — Олег Ефремович.
Задержался он у нас надолго и своими вопросами вытряс из меня всю душу. В процессе всего этого я исписала кучу листочков и подписала такую же кучу бумажек. Все это тщательно читал Глеб, а я только ручкой чиркала. Потом пришла медсестра с капельницей и, оценив мой бледный вид, попросила Олега Ефремовича наружу. Глеб, поцеловав меня в висок, выскользнул следом за ним. Не знаю, о чем они договаривались, но обратно Драгош вернулся довольным как слон.
Еще неделю меня никто не беспокоил. Я лежала под капельницами, глотала таблетки и терпела уколы во все предназначенные и не предназначенные для этого места. А после нас попросили на выход:
— Все что мы могли сделать, мы сделали, — степенно сказал доктор. — Сейчас ваша задача дышать свежим воздухом и употреблять как можно более здоровую пищу. И никакой химии. Успокоительное, снотворное и все прочее мимо. Обезболивающее только после консультации с вашим гинекологом. Это я про головные боли и иже с ними.
Пока я собирала вещи — откуда сколько взялось, не понятно — Глеб смотался до магазина и принес огромный торт из модной кондитерской. Шоколадно-кремового монстра мы оставили в сестринской и надо признать, что впечатление он произвел только на меня. Страшно представить местные зарплаты. Впрочем, еще страшнее представлять, во сколько Глебу обошлось мое лечение.
Забирать меня из больницы приехали все: мама и папа, Ласик, Еся и ее байкер, и даже Светочка с Олежкой. На кого только офис бросили?
— Ну что, — Еська крепко меня обняла, — ты умирающий лебедь или мы пьем сок со льдом и лопаем пиццу?
Я посмотрела на Глеба, а тот только руками развел, мол, все как ты захочешь.
— Я бы еще от филадельфии не отказалась, — облизнулась я. — И мандарины. И ананас, и…
Драгош закидывал сумки в багажник, а мы с Еськой набирали продуктовую сумку в приложении, а после открыли любимую доставку и набрали вкусняшек. Самим в магазин ехать не хотелось. Загрузившись по двум машинам, мы направились к Глебу.
— Ты не против, что в твоей квартире будет сабантуй? — тихо спросила я.
— В нашей, — поправил меня Глеб. — И не против.
Мама тихо заметила:
— Я рада, что рядом с моей дочерью именно вы, Глеб. И, боюсь, что это еще не все потрясения. Нам нужно поговорить.
Драгош только коротко кивнул и плавно притормозил перед светофором.
Где-то через час мы были уже в нашей квартире. Меня усадили в кресло, а вокруг закипела жизнь. Мама с Еськой и Светочкой накрывали на стол, мужчины чем-то шумели в другой комнате, а я отчаянно скучала. Но все мои попытки выползти из кресла пресекались на корню.
В общем, когда стол уже был сервирован, я почти озверела. Почти — потому что вовремя вылезла в инстаграм и, найдя у своих любимых блоггеров новые книжные обзоры, залипла в буквоеде. Пока оформила заказ, пока туда-сюда, уже и забыла, что злилась.
— Можно я, можно я? — Еська держала в руках бокал с вишневым соком.
— Да у нас вроде алкоголя нет, в тостах не нуждаемся, — прищурилась моя мама.
— Ну пожа-алуйста, — проныла Рюмкина и, больше никого не слушая, повернулась ко мне, — Тома, время и судьба доказали, что мы с тобой, как настоящие подруги, все делаем вместе!
— А?
Рюмкина положила руку на свой живот и торжественно произнесла:
— Я буду крестной твоего ребенка, а ты — моего. Было бы круто родить в один день! И двойную свадьбу!
— Ничего себе, — выдавила я. — Поздравляю, Есь!
Пригубив сок, я поймала мамин взгляд и спокойно сказала:
— Здесь у меня ни от кого нет секретов.
— А? — Еська, пересевшая на колени к своему некроманту, заинтересованно вскинулась, — семейные тайны?
— Да, — кивнул Андрэ и словно отбросил в сторону маску чудаковатого мага-профессора. — Двадцать лет назад наша с Тиной дочь впервые проявила в реальности свой дар. Как правильно заметил Глеб, у таких как мы не мог родиться бездарный ребенок.
У меня из разжавшихся палочек выпал ролл. Но что-либо сказать я не осмелилась — а ну как перебью фонтан правды?!
— Наша дочь родилась с лунной искрой в сердце, — с болью произнесла мама. Ее ясные глаза приобрели янтарный оттенок, — а значит, она бы никогда не была счастлива. Никто бы не позволил ей выбирать свою судьбу.
— Лунная искра? — недоуменно переспросила я.
— Ваши щенки родятся и с магическим даром и со способностью к обороту, — пояснил папа. — Как правило у оборотней очень слабый колдовской дар. На уровне потушить слабый огонь, задуть свечу. Верно я говорю?
Драгош, стискивавший мою руку, только кивнул.
— Этой ночью ты должен поставить метку, — серьезно сказала мама. — Иначе из-за Мари начнется война. Война, в которой мы все проиграем.
— Но почему… Погодите, а почему вы…
— Я решила, что переживу позор, — хмуро произнесла мама. — Все считают, что мы с твоим отцом разошлись из-за моей неверности. Что ты не его дочь. Что твоим отцом был случайный человек, оттого ты и родилась бездарной.
— Мама…
— Я лунная жрица и никто не осмелился высказываться мне в лицо, но… Клан надолго отвернулся от нас. Фактически, они приняли меня назад только тогда, когда ты начала жить самостоятельно. Я не хотела возвращаться, но мне было нужно придерживаться легенды.
— А теперь все узнают, — я нахмурилась, — что с вами будет?
— Ничего, — мама пожала плечами, — а что с нами может быть? Нет такого закона, который бы предписывал родителям отчитываться о дарах своих детей.
— Почему дар больше не раскрывался? — спросила притихшая Еська.
Но вместо нее ответил некромант:
— Вот поэтому. Моя работа. Кто бы мог подумать, что встретимся.
А я смотрела на свой браслет, подаренный мне… Подаренный мне на восемнадцатилетие?
— Но ведь…
В руках некроманта золото поблекло и наружу протиснулись пластиковые кошечки:
— Он был с тобой с восьми лет. Я ерунды не делаю.
— И что теперь? — браслет мне не вернули, ведь дар больше ненужно блокировать.
