добровольно сунуть крыло в капкан. Но, во-первых, без Амедеи ни крылья, ни свобода ему, как выяснилось, не милы. Во-вторых, зато он теперь в самой гуще событий и ближе к Амедее. Сердце сжималось от боли, стоило вспомнить, как она сидела там, наверху, связанная по рукам и ногам, точно жертва на заклание. В-третьих, он может попробовать сломать хваленую систему защиты изнутри.
Ленни Соловей напел про подземный ход, которым доставляют Амедею. Так почему бы не найти этот ход и не попробовать пробраться к ней тем же путем?
Геррах шел все глубже: мимо тесных комнатушек, откуда доносился многоголосый храп, мимо клеток, в густой тьме которых что-то дышало и всхлипывало. Прокрался мимо надсмотрщика, что спал, вытянувшись у входа в оружейную, и, вернувшись, заглянул внутрь. Перешагнув парня, Геррах прошел в арсенал и придирчиво осмотрел мечи. Некоторые были великолепны, но не факт, что ему их дадут. Большая часть клинков годилась только для переплавки. Луки, колючие булавы, щиты разных форм – Геррах любил оружие. До пробуждения дракона он привык тренировать свое тело до изнеможения. Да и после тоже. В здоровом теле – сильный дракон.
Перешагнув спящего снова, Геррах пошел дальше и, войдя в темную пещеру, воняющую кошками, едва успел отпрыгнуть от когтистой лапы, что стремительно вытянулась между толстенными прутьями.
– Плохой котик, – укоризненно пробормотал Геррах, и женщина со скуластым лицом, перечеркнутым шрамом, зашипела, скаля клыки.
Она была высокой и крепкой, грубые красные полосы бугрились по очень светлой коже, прикрытой лохмотьями, и Геррах наметанным взглядом бывшего раба определил шрамы, оставленные кнутом. Белые волосы женщины торчали клочьями, а желтые глаза были яркими, как у кошки.
Она дернула носом, придвинулась ближе к прутьям.
– Ты – тот самый дракон? – она быстро облизнула тонкие губы. – Вижу, что да. Не люблю ящериц. Юркие, быстрые и норовят отбросить хвост.
– Геррах, – представился он. – Зато с твоим хвостом все в порядке, как я погляжу.
Женщина ударила себя по икрам белым хвостом со спутанной кисточкой на конце.
– Шелли, – бросила она после паузы, и Геррах аккуратно пожал протянутую ему руку.
Когти Шелли втянула, так что сейчас это была почти обычная женская ладонь, разве что слегка крупноватая.
– Ты знаешь, где здесь подземный ход, Шелли?
Она тряхнула головой, и из копны белых волос показались острые кончики ушей.
– Возможно. Хочешь попасть к своей ведьме, Геррах?
– Откуда ты знаешь, куда мне надо?
– Парни болтали. Мол, ты поцеловал ведьму сегодня, – она то ли чихнула, то ли фыркнула. – Давай так, поцелуешь меня – скажу, где твой ход. Идет?
Она резко подалась вперед, Геррах непроизвольно отшатнулся, и Шелли вновь зашипела как кошка, ударив когтями по прутьям клетки. Шрам, перечеркивающий лицо, стал еще ярче.
– Что? Я не такая красотка как твоя ведьма? – рявкнула она.
– Дело не в этом, – ответил Геррах. – Просто… Я люблю ее. Поцелуй – не измена, но все же…
Шелли с изумлением на него посмотрела, и когти медленно втянулись в подушечки ее пальцев.
– Любишь, – задумчиво повторила она. – Меня тоже любили когда-то… То ли три года назад, то ли пять… Я потеряла счет времени, пока сижу под этой проклятой ареной, провонявшейся кровью. Ненавижу ее! Но только там, на песке, я могу жить, убивать и чувствовать солнечный свет.
– Ладно, – сказал Геррах. – Ты меня растрогала чуть не до слез. Давай поцелую.
Она улыбнулась.
– Я передумала.
– Шелли, я серьезно, – он подошел к прутьям вплотную.
– Поздно, дракон, надо было сразу соглашаться.
– Ты издеваешься? – возмутился Геррах.
– Немного, – призналась Шелли. – Вообще-то я без понятия, где этот ход.
Он укоризненно посмотрел на нее и двинулся дальше.
– Эй, Геррах, погоди! – позвала она и, когда он вновь подошел к клетке, добавила: – Надеюсь, мы будем на одной стороне. Перекидышей обычно ставят в одну команду. Ты вообще как сюда попал? Натворил чего и из тюрьмы? Или ты раб?
– Бывший, – сказал он. – Я пришел сюда добровольцем.
– За не-е-ей, – понятливо протянула Шелли и вдруг яростно ударила когтями по прутьям, так что из них вылетел целый сноп искр. – Ну и вали! – исступленно выкрикнула она. – Думаешь, у тебя получится? Ничего у тебя не получится! Это невозможно – вытащить кого-то с горячих игр, понял? Тебя убьют, дракон! Я сама тебя убью! Эй, подожди… Не уходи… Побудь со мной тут еще немного. Там тупик, выхода нет. Его нигде нет…
Голос Шелли преследовал его, и вскоре Геррах, уткнувшись в сплошную стену, убедился, что кошка не соврала. Он вернулся к клетке и, вздохнув, сел напротив, вытянув ноги. Шелли, встрепенувшись, пересела ближе к прутьям.
– Расскажи, как вы с ней познакомились, – виновато попросила она. – Это, наверное, было очень романтично?
– Не очень, – ответил он, улыбнувшись.
***
Ключ от всех дверей рождался у меня в руках. Руны тесно переплетались, соединяясь в мелодию и ложась на драконью чешую. Лучшее мое творение. Симфония свободы и всех стихий. Работа захватила меня так, что я даже забыла, где нахожусь. И когда раздался стук, оторвалась от дела с легким раздражением.
– В чем дело? – рычал Филипп. – Почему дверь не открывается? Амедея, ты что там, забаррикадировалась? Охрана!
Я вскочила, заметалась по комнате, сунула недоделанный артефакт под матрас и, подбежав к двери, сковырнула мою защитную чешуйку и спрятала в карман. Едва успела отпрыгнуть в сторону, когда дверь с грохотом слетела с петель, и в мою комнату ввалился рослый стражник.
– Да все с ней в порядке было, – проворчал он. – Может, заклинило что.
Филипп быстро вошел в комнату и огляделся. Острый кадык дернулся над воротом белой рубашки. Подняв нос, Филипп медленно прошелся по моей темнице и вдруг быстро заглянул под кровать.
– Думаешь, я прячу любовника? – не удержалась я от насмешки.
Стражник вышел, аккуратно приставив дверь к стене. Вот незадача – и как мне теперь работать?
– Я думаю, что совсем скоро тебе будет не до смеха, – ответил Филипп, улыбнувшись.
Сегодня утром он выглядел бодрым и довольным, на бледных щеках играл румянец.
– Снова станешь меня бить? – уточнила я.
Филипп поморщился.
– Нет, – ответил он. – Это слишком грубо и просто – в твоем случае.
Прочитав руны на его теле, я стала понимать Филиппа лучше. Не как человека – его суть была отвратительна, а как испорченный