и сам не хотел ничего исправлять.
Я подошла к кровати и вытащила из-под матраса заготовку артефакта. Он еще не звучал как надо, но я уже слышала, каким он должен быть, – ключ от всех дверей, вскрывающий любые замки и засовы. Ленни с ума бы сошел от счастья. Матовые черные чешуйки ложились одна на одну, руны подхватывали мелодию, ставя акцентные ноты. Пожалуй, с другим материалом у меня бы ничего не вышло, но дракон уже воплощал в себе свободу.
А я купила его и держала в рабстве. Надела браслет – все равно что на цепь посадила. Приказывала…
Щеки запылали от стыда. Когда Филипп приказал мне раздеться, я невольно вспомнила, как говорила то же самое Герраху, не понимая, как это унизительно. Хотя он раздевался без споров и возражений, нисколько не смущаясь наготы. Быть может, из-за второй его ипостаси, животное начало в нем ощущалось так сильно…
Геррах откровенно любовался мною, смотрел на меня с жарким мужским желанием, которое обещало радость и наслаждение. Во взгляде Филиппа было нечто совсем иное, и я не хотела знать – что. Какое счастье, что мне пришла в голову идея наврать про женские дни! Я еще в тюрьме поняла, какой он брезгливый.
А еще – жестокий. Он придумает какую-то каверзу, сделает подлость.
Геррах сказал, я ветер его крыльев. Если бы только его крылья и правда отросли! Он бы подхватил меня и унес прямо с арены горячих игр – хотела бы я тогда посмотреть на Филиппа.
Фыркнув себе под нос, я вернулась к работе. Геррах пришел меня спасти, но и я тоже не собиралась сидеть без дела.
***
Один из воинов скинул красный плащ на пол и, пока надсмотрщик не видел, быстро содрал синий с трупа и накинул себе на плечи. Уловка прошла незамеченной и, опустив голову, он прошмыгнул с остальными выжившими синими плащами вон из казарм.
Геррах не собирался судить его. Богиня уже и так должна была рыдать, глядя, как беспечно обращаются с ее бесценным даром жизни.
– Дракон, – высокий сухой надсмотрщик окинул его взглядом. – Ты хорошо держался.
Геррах пожал плечами. Он не испытывал ни торжества победы, ни особой радости. Но если по-другому получить Амедею не выйдет, то он готов снести хоть всю Аль-Малену до основания.
Их повели узкими коридорами казарм. Пахло кровью и нечистотами, стоны раненых мешались с грубым смехом, лязгало оружие, а кто-то тихо пел поминальную песню.
Филипп узнал его и, конечно, захочет убить. Геррах глянул на своих соратников, но пока что никто не собирался на него нападать. Хотя с белого змея станется отравить его или подослать убийц пока он спит. Придется быть очень осторожным.
– Ты остаешься здесь, дракон, – сказал надсмотрщик, открывая одну из дверей. – У тебя щедрые друзья.
Кто-то присвистнул, а Геррах вошел в комнату, больше похожую на будуар, чем на жилище воина: широкая кровать, изящный столик, уже накрытый к ужину. Вот здесь его и найдут, на мягком ковре и с пеной на губах.
К нему развернулся мужчина: тонкий, светловолосый и даже, наверное, симпатичный. Но отчего-то казалось, что на его по-женски узких ладонях достаточно крови.
– Я друг Амедеи, – сказал он. – Как, видимо, и ты.
***
Филипп вошел в камеру, где его уже ждали.
– Вот эта, господин распорядитель игр, – подобострастно произнес тюремщик. – Артефакт не может определить точно, ведьма ли она. И начальник сказал – обратиться к вам. Говорят, у вас особое чутье, господин Ландо…
Так и есть. У него особый дар, талант, благословение. Он видит людей насквозь. Трусливые, жалкие, лживые – вся изнанка перед его глазами как на ладони. И он пьет их страхи и становится сильнее. Он почти что бог.
Девушка сидела в углу, скованная цепями. Молоденькая, темноволосая, с испуганными блюдцами голубых глаз, она слегка походила на Амедею. Ее страх не был таким вкусным, но, по крайней мере, он был, и Филипп почувствовал, что все же получит удовольствие сегодня. Пальцы чутко задвигались, собирая отголоски будущего наслаждения.
– Я ничего не сделала, я ни в чем не виновата, – жалобно запричитала девушка, прижимая руки к груди.
Кандалы на ее хрупких запястьях казались слишком большими, как будто на вырост.
– Все вы так говорите, – грубо одернул ее тюремщик. – Закрой свой поганый рот.
Она послушно сомкнула дрожащие губы. Конечно, она не ведьма. Обычная девчонка. Быть может, чувствует этот мир чуть тоньше, чем остальные, вот артефакт и забарахлил.
– Так что скажете? – спросил тюремщик совсем другим тоном. – Ведьма?
Филипп выдержал паузу, в которой страх и напряженное ожидание, и надежда слились в один пульсирующий пучок чувств. Пальцы подрагивали от предвкушения.
– Да, – соврал он.
Девушка взвизгнула, забилась в припадке паники, пытаясь выбраться из цепей, и ее страх и ужас захлестнули его такой мощной волной, что Филиппу пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть от внезапно накрывшего его пика удовольствия.
Он развернулся и поспешно вышел, и сердце в его груди, исписанной рунами, стучало сильно и громко. В брюках стало мокро и липко, и Филипп запахнул полы длинного пиджака, прикрывая бедра.
Приятно, но все же не то. Это как удовлетворять голод обычной кашей. А ему хотелось деликатесов.
Филипп мечтательно улыбнулся. Он получит свое, когда дракон вновь окажется на арене. Амедея будет в ужасе.
– Как докажешь, что знаком с Амедеей? – спросил Геррах, садясь в слишком низкое кресло, и поставил ноги так, чтобы в случае чего легко спружинить, бросившись на внезапного гостя.
– Я не настолько хорошо ее знаю, как хотелось бы, – усмехнулся блондин, сев напротив.
Его поза казалась абсолютно расслабленной, но во взгляде светлых глазах таилась сталь.
– Увы, не могу рассказать о каких-нибудь родинках на ее теле, что свидетельствовало бы о нашей с ней близости, или что-нибудь в таком духе, – добавил он, и Герраху захотелось сжать его шею, перечеркнутую грубым шрамом. – Вот, – он снял с уха серьгу – массивную и слегка вычурную, похожую на сгоревшую розу. – Это сделала она. Артефакт правды. Чуешь аромат роз? Если солгать, он
