— Щенок! Зря я тебя тогда спас. Ты недостоин! — Некогда голубую радужку глаз Миримона полностью затопил красный огонь. На лице одно за другим проступали темные пятна.
— Она почти там. Ворона подлетает к горе, — голос чародейки дрожал. В панике она смотрела на свои руки, вверх по которым ползла чернота.
Дверь кабинета распахнулась, и внутрь влетел младший брат Арквэна. Сын от другой матери, второй жены короля демонов.
— Что со мной? — с ужасом простонал Нимар. Его взгляд лихорадочно заметался по комнате. Он едва не плакал, показывая присутствующим свои когтистые пальцы цвета угольков. — Мне нужна сина Инграда. Или целитель. Со мной что-то творится.
Тут он заметил алые, пылающие демоническим пламенем глаза отца, черные кляксы у него на скулах, окровавленного Арквэна, едва стоящего на ногах.
— Что… — Нимар шумно вздохнул и отшатнулся назад к двери.
— Уходим, Ваше Величество, — в который раз взмолилась чародейка. — Оставьте его…
Речь ее прервал звонкий шлепок. Вторая за вечер оплеуха окрасила в розовый щеку колдуньи.
— Заткни рот, женщина. Не смей мне указывать. Знай свое место.
Глаза ведьмы, больше не фиолетовые — ярко-красные, сузились. Точеные ноздри раздулись и потемнели. Верхняя губа приподнялась в оскале, и наружу вырвалось глухое рычание.
— Да, я женщина. Женщина, владеющая магией. А кто ты? Жалкий слабак без крупицы дара. Зарвавшийся безумец, одержимый идеей стать эльфом. Да без меня ты — никто. Это я выиграла тебе войну. Неблагодарный ублюдок.
От кончиков ее черных пальцев отделился сероватый дымок и, кружа, проник в ноздри владыки. Тот схватился за шею.
— Я была тебе предана, — шипела чародейка, пока жертва ее чар дергалась и хрипела, раздирая когтями горло. — Но ты так и не смог этого оценить. Никогда я не видела от тебя благодарности. Только пренебрежение. Могла сама стать царицей, а превратилась в жалкую фокусницу при твоей сиятельной особе.
В ступоре Арквэн наблюдал за тем, как его отец падает на колени и начинает кататься по полу в тщетной попытке глотнуть воздуха. Наверное, он должен был ему помочь, остановить душившую его ведьму, хотя бы ужаснуться происходящему, но принц не двигался с места и ничего не чувствовал. Просто в оцепенении смотрел на мучительную смерть того, кто его породил.
— Я тебя любила. Но все, хватит. С меня довольно.
Когда демон, носивший маску Миримона Третьего, затих, чародейка, потерявшая эльфийскую красоту и теперь похожая на объемную тень, повернула безносое лицо к Арквэну.
Ее горло более не могло рождать нормальную речь. Из дыры, что служила демонице ртом, вырывалось рычание, смешанное с шипением. Но каким-то образом принц понимал, что ему говорят.
— Теперь я — королева за гранью. Удачи, Ваше Высочество.
Безликая черная фигура вошла в стену и слилась с другими тенями, лежащими на ней. Следом мимо Арквэна проплыло еще несколько неясных силуэтов и скрылось там же.
Тело павшего владыки у ног принца медленно, но верно обращалось в прах.
Глава 19
Арквэн не знал, сколько времени просидел на полу перед горстью черного пепла. За окном стемнело, затем окружающий мрак стал постепенно выцветать. По стене, сквозь которую ушли демоны, медленно ползла вверх золотистая полоса.
Всю ночь во дворце было тихо, но с первыми лучами солнца сквозь брошенные без охраны ворота в крепостной стене начали прибывать эльфы. Настоящие хозяева Энведа. Из окна Арквэн безмолвно следил за собирающейся во дворе толпой и чувствовал себя опустошенным.
Он выполнил свой долг, поступил правильно, так, как велела совесть, но сейчас был раздавлен. Все в груди словно выскоблили, оставив под ребрами свежую рану, пульсирующую болью.
На лице стянувшей кожу коркой запеклась кровь. Пытаясь заставить Арквэна подчиниться, отец сломал ему нос. Дышать принц мог только ртом. Под глазами уже наливались фиолетовые отеки.
Надо было спуститься в подземелье и освободить Сверра. Надо было умыться и привести себя в порядок. Выйти во двор — встретить вернувшихся в город изгнанников. Надо было.
Арквэн тяжело осел на голые паркетные доски и спрятал в ладонях разбитое лицо.
Незаметно проходили часы. Время утонуло в душевных страданиях. С улицы до Арквэна доносились голоса. Кто-то плакал. Кто-то смеялся от счастья. За стеной слышались шаги. Где-то в дворцовых коридорах хлопали двери. Город, опустевший минувшим вечером, снова наполнился жизнью. Но себя заставить влиться в эту жизнь, в эту радостную суматоху принц не мог.
Наконец и в его комнату открылась дверь. Порывом воздуха разметало по доскам пола остывший прах. Кто-то нашел спальню, где прятался Арквэн, — это было неизбежно.
Он не хотел никого видеть. Не хотел ни с кем говорить. Но шаги звучали все ближе, старое дерево скрипело под чужими ногами, и принц со вздохом поднял голову.
Солнечный свет, проникая сквозь окна, играл в рыжих кудряшках.
— Ты…
Со стоном принц подался вперед, встал на колени и зарылся окровавленным лицом в живот Ондины. Ее нежные пальцы легли на его спутанные, потемневшие от грязи волосы.
— …вернулась.
— Конечно, мое место здесь, со своим народом.
— И это все еще ты? Та, кого я знаю?
— И это по-прежнему я, — тихо отозвалась Ондина. — Неуклюжая человечка, что выплеснула чай на светлые брюки наследного принца.
Короткий смешок сорвался с лопнувших губ, и сломанный нос отозвался резкой вспышкой боли. Арквэн поморщился. Отстранившись, Ондина тронула его подбородок и заставила поднять голову.
Стоя на коленях, Арквэн смотрел на любимую снизу вверх.
— Больно? — палец Вороны невесомо скользнул по его повреждениям.
— Больно, — шепнул он о ранах в своей душе.
— Пройдет. Всё пройдет.
Ласковые ладони источали тепло. Их прикосновения исцеляли. Боль уходила, и воздух тонкой струйкой начинал просачиваться сквозь отекшие ткани разбитого носа. Наконец-то Арквэн смог нормально дышать.
Не вставая с пола, он обнимал Ондину за талию и боялся ее отпустить, боялся, что она уйдет, что бросит его одного в этой новой, изменившейся реальности, в которой он чувствовал себя потерянным, несчастным ребенком. Маленьким мальчиком, которого предал отец.
— Он тебя любил. Как мог. И твою мать. Как умел. Но любовь демона — эгоистичная любовь. Прости его. И себя.
— Это не любовь. А ты? Любишь? — солнечный свет сделал голубые глаза принца почти прозрачными. — Ты моя истинная пара. Не только Сверра.
Арквэн напрягся, больше всего на свете страшась, что Ондина выберет соперника.
— И твоя тоже, — согласилась Красная ворона.
* * *
Корка крови все еще стягивала его кожу, но лицо под ней было целым. Арквэн решил сначала выпустить из темницы друга, а уже потом заняться своим внешним видом.
Вместе с Ондиной они шли по коридорам дворца, и ее тонкая, хрупкая ладонь была в его руке. Ни на секунду Арквэн не отпускал от себя избранницу, и, к его огромной радости и не менее огромному облегчению, та не сопротивлялась.
— Что нам делать? — спросил он на лестнице в подземелье. Все факелы на стенах за ночь потухли, но перед Красной вороной по воздуху плыл наколдованный огонек, бросавший на ступени золотистые блики. — Я не хочу, чтобы Сверр страдал, и сам не желаю мучиться от одиночества. Но ты одна, а нас двое.
— И ты готов делиться? — искоса посмотрела на него Ондина.
И все-таки после смерти и воскрешения она изменилась. Исчезла неуверенная в себе человечка. В каждом жесте Ондины, в каждом ее взгляде теперь читались гордость и спокойное достоинство. Сложно оставаться прежней робкой девчонкой, когда за плечами тысячелетний опыт богини. Сверр вернул ей воспоминания. О жизни на священной горе Калькат. О прошлых воплощениях на земле. И перед Арквэном предстала мудрая зрелая женщина с юным лицом.
Да, Ондина изменилась, но что-то очень важное осталось в ней прежним. Доброта и мягкость, свет души и большое любящее сердце. Их сумасбродная скромница-служанка просто повзрослела.
