— Ну как? — вопрос Милы прочла по губам.
— Ужасно.
Сёстры переглянулись и снова уставились на меня.
— Он что? Не пришел? — прошептала Лина.
"Старшенькая" догадалась прикрыть дверь, но отвечать я не спешила. Решала — сказать девчонкам правду или… Нет, правда ничего не изменит.
— Тётушку он прогнал, вот только… не навсегда.
— Как это? — удивилась Мила.
— Разве так бывает? — подхватила "младшенькая".
— Бывает. Тётушка оказалась сильнее мага, так что рано или поздно она вернётся.
Близняшки дружно надули губки, насупились.
— И что же делать? — упавшим голоском поинтересовалась Мила.
— Терпеть.
Девчонки совсем погрустнели. Лина даже носом хлюпнула.
— Но ведь можно снова позвать Райлена, — осторожно протянула "старшенькая". -Пусть ещё разочек попробует, а?
Наверное, скажи она такое вчера, я бы разозлилась. Сегодня — лишь грустно усмехнулась, спросила:
— Забыли, что отец сказал?
— Ой, тоже мне запрет! — воскликнула Лина. Мила решительно кивнула, подчёркивая, что полностью согласна с "младшенькой". А я… я представила, что было бы, если б кто-нибудь из этой желтоглазой парочки оказался на моём месте. Представила и ужаснулась.
Не обязательно быть профессором, чтобы понять, чего добивался Райлен. Всё просто. Просто и гнусно до невозможности.
Он намекал на свои чувства, желание бороться с "несправедливым" решением герцога Даорийского и неминуемую свадьбу. Ну а какая девушка останется равнодушной, услыхав, сколько страданий из-за неё пережили и на какие подвиги готовы? Райлен рассчитывал, что я проникнусь и… по меньшей мере, пущу в свою постель. А как иначе? Ведь когда тётушка Тьяна вернётся, она должна будет найти доказательства моей беременности…
Забеременеть не удалось? И это несмотря на столь жаркую ночь? Ой, госпожа Соули, нужно попробовать ещё раз! И ещё… И так до тех пор, пока не найдётся новая смазливая дурочка с сентиментальным романом в руках. Всё.
И будь на моём месте кто-нибудь из сестричек, он бы своего добился.
Я окинула желтоглазую парочку пристальным взглядом — нет, девчонки не раскаялись, и на запрет отца им, в самом деле, плевать.
— Подойдёте к Райлену — сама головы пооткручиваю. Поняли?
Говорила я тихо и очень спокойно, но девчонки почему-то побледнели и сделали слаженный шаг назад.
Лина громко сглотнула, а Мила словно невзначай коснулась горла, а потом прошептала:
— Да, Соули. Конечно!
Мгновенье тишины разрушил звон колокольчика. О, Богиня! Обед!
— Ну мы пойдём? — пробормотала "младшенькая".
— А то родители рассердятся… — поддержала "старшенькая".
Я махнула рукой и поспешила к шкафу — на меня-то точно осерчают, это же я всех задержала.
Оделась быстрей, чем новобранец королевской армии, решительно подошла к комоду — ночную сорочку убрать, да так и застыла. На комоде, рядом с книгами, предназначенными для госпожи Жейер, лежала стопка писчей бумаги, алой ленточкой перевязанная. Поверх неё белоснежная роза с глянцевыми зелёными листочками и… бумажный журавлик с непропорционально длинной шеей.
О, Богиня! Откуда?!
С великой осторожностью взяла бумажную птичку, привычным жестом разрушила магическую печать. Разворачивать послание ой как не хотелось — ведь ясно же от кого… но и проигнорировать записку нельзя.
Подчерк господина штатного мага города Вайлеса, и по совместительству лжеца, лицемера и гнуса, оставлял желать лучшего. А содержание записки подтверждало невероятную, прям таки сверхъестественную, самонадеянность герцога.
"Уважаемая госпожа Соули!
Как вы правильно заметили, я не слишком рьяно проверяю корреспонденцию. Посему позволил себе оставить у вас писчую бумагу — она зачарована, журавлики из этой бумаги смогут найти меня где бы ни был и привлечь внимание к посланию. Так что если снова понадоблюсь…
(К сожалению, вчера вы были не в духе, поэтому сообщаю сейчас.)
С уважением и надеждой
Райлен из рода Даор"
— Наглец! Самонадеянный, напыщенный, лживый…
Изобличающую речь прервал звон колокольчика. В этот раз он звучал требовательней и громче — словно столовая не на первом этаже, а в полушаге.
Если ли б не обед, я бы непременно расправилась с непрошенным подарком — разорвала и сожгла каждый листок! Но родители ждали… пришлось сунуть перевязанную летной пачку в верхний ящик комода, под бельё, и заторопиться вниз.
Райлен может надеяться сколько угодно, но я даже взгляда не подарю. Никогда.
Хромота, вызванная… неосторожным обращением с коленкой, прошла, но отец настоял, чтобы на бал ехала не верхом, а в коляске. Я не противилась — послушно уселась на диванчик рядом с мамой и постаралась принять самый беззаботный вид. Отец тоже отказался от седла — он устроился напротив нас. Кивнул близняшкам, которые теребили поводья, только распаляя и без того нетерпеливых дарайхарок, и крикнул Михе, исполнявшему роль возницы:
— Трогай!
Миха разродился басистым "н-но!" и коляска покатила по мощёной булыжником дорожке. Ехать предстояло в объезд — через заливные луга, яблоневый сад, высокий каменный мост и рощу с огромными реликтовыми дубами. Просто отец, как и я, не слишком жалует короткую дорогу — ту, что бежит мимо кладбища и пропитанной тошнотворным запахом скотобойни. Да и торопиться, в принципе, незачем.
Небо уже подёрнулось розоватой предзакатной дымкой, в воздухе витала прохлада, мир искрился зеленью, словно кричал о наступлении лета.
Близняшки держались позади коляски. Выглядели не слишком радостно, но несказанно мило — платья кремового оттенка неплохо скрывали характер, придавали скромный, благочестивый вид, а тщательно уложенные локоны делали лица чуточку взрослей.
Моё платье наоборот скромности не добавляло и отличалось ослепительной белизной. Просто так положено — когда девушке исполняется восемнадцать, её наряды становятся откровенней и отчасти напоминают свадебные. А то вдруг кто-то не знает, что девица созрела для брака?
Причёска, разумеется, под стать — вместо простых лент маленькие, украшенные блёстками розочки. Прозрачный намёк на венец невесты — опять-таки для тех, кто не в курсе, что девушке уже пора…
— Розы смотрятся великолепно, — не скрывая гордости, сказала мамулечка. — Хорошо, что ты в отцовскую родню пошла. В светлых волосах розочки теряются, по себе помню. Ох, как я плакала, когда на первый взрослый бал шла…
