Тина.
Я кидаюсь к упавшей в тот же миг Птичке, успевая глазами зацепить ее последний, отчаянный вдох. Она остается верной себе даже в этот миг, держа Щит до последнего, даже, кажется, дольше чем вообще возможно. Ее маленькое тело беспомощно ложится на пол, когда остатки магии затихают, бурля колокольчиком снаружи, и не находя в привычном теле знакомый дом.
Я сам не понимаю, как оказываюсь рядом.
На секунду замираю, сам беспомощно оглядывая и не зная, как ее вообще коснуться. Такая… Замершая. Неестественно неподвижна, так, что в груди рвется какой-то глухой крик, а мышцы дергаются, желая крушить и все и одновременно не смять бледную кожу девушки.
Я дрожащими руками подхватываю ее плечи, разворачивая к себе, и устраивая на коленях. Баюкаю, убирая с лица волосы, как будто она — младенец, который только уснул.
Она не может быть не спящей.
Она просто в обмороке, просто слишком устала, просто потратила много, как в прошлый раз. Она не умерла, не могла и точка, иначе все, что было — просто пустая глупая хрень…
— Ваше Величество!
Один из Стражей пытается привлечь мое внимание, трогая за плечо, но я поворачиваюсь к нему с таким видом, что он тут же шарахается назад.
Все правильно, верно. Не трогайте, или я сверну шею любому, кто решит оторвать меня от Тины. Я нежно провожу пальцем по щеке, веду к все еще нежно-розовым, приоткрытым губам — и холодею внутри от мысли, что никогда больше ее не поцелую.
Этого. Не может. Быть.
— Птичка.
Мое горло выталкивает ее прозвище, и от хрипа наконец доходит — все не шутка. Страх — липкий и жгучий — змеей вворачивается в сердце, когда я начинаю беззвучно раскрывать рот и трясти девушку за плечи.
— Тина! Тина, черт тебя дери! Ты не могла, нет, нет, нет…
— Сын.
Я резко отворачиваюсь, встречаясь взглядом на еле держащимся на ногах королем. Его осторожно придерживают за локти двое Стражей, пока остальные разбираются с Зольгардом.
— Это ты, — зло выплевываю, злясь на своего отца так, как никогда до этого, — если бы не твоя слепота! Если бы ты меня слушал или хоть раз поверил!
— Крис, послушай…
— НЕТ! — Мой ор выходит каким-то нездорово громким, с надрывом и рвущейся болью, — я тебя слушал! Все детство, всегда!!! Это ты позволил моей Птичке рискнуть всем! Тебе бы хоть каплю ее смелости! Ты…
— КРИС!!!
Король из последних сил набирает воздуха, чтобы прокричать мое имя — и указывает пальцем мне куда-то за спину. Там, уже в стороне, едва-едва светясь слабо трепыхается прозрачно-белый огонек магии — такой хрупкий, что, казалось, дунь и развеется.
Тишина, в которую погружается комната, становится едва ли не звенящей.
Все в восторге смотрят на слабый свет, на чудо, что раньше никто и не видел. Магия Тины как будто такая же упертая и несгибаемая, как и ее хозяйка, и не собирается сдаваться даже когда сама девушка уже не дышит.
Этот стойкий маленький огонек ее жизни.
Это…
— Слишком мало, — одергивает мои мысли отец, и двигается вперед, тяжело опираясь на Стражей. Он встает за моей спиной, тяжело дыша, пока я не отрываю взгляда от огонька, — должен признать твоя Пара была сильным Щитом. Мне жаль, что…
— Была?!
Скрип — не слова — вырываются из меня на отцовскую речь, и губы короля сжимаются в тонкую линию. Он ослаблен и изможден, но все еще жесткий правитель, и нехорошо смотрит прямо на меня.
— Что ты задумал?
— Вернуть Тине долг.
Я приподнимаюсь, видя как в замедленной съемке глаза короля, распахивающиеся в ужасе. Он все понимает — но замирает рядом, даже не думая помешать.
Может, понял, что это бесполезно? Или просто нет сил?
Но я больше не думаю, а просто подаюсь вперед, втягивая внутрь этот маленький упрямый огонек, от которого к тому времени осталась одна дымка. Чувствую внутри странный привкус сладкого огня — и я даже сам не знаю, что это за привкус! — и наклоняюсь над Тиной.
Нас учили в академии, что неприкосновенный резерв трогать нельзя.
Объясняли тысячу раз, что после такого Дар не вернется, а жизнь уходит вместе с остатками магии.
Но если вдруг хоть капля мага остается… Если вдруг…
Я прижимаюсь губами к прохладным губам девушки, буквально заставляя их плавиться о собственный жар. Тянусь к своему резерву, прокапывая в самое дно, в остатки — туда, где сам еще не разу не был.
Мой неприкосновенный запас.
Моя магия жизни.
Если все получится, то я женюсь на ней, честное, черт возьми, слово!
С этими мыслями я вытягиваю из себя всю магию, какую могу нащупать, до дна — и вливаю в девушку вместе с ее оставшимся огоньком.
Это — самое необычное из всех ощущений на свете. Волна несмываемой боли прокатывается из груди по горлу, а затем, сразу за ней — прохладный поток, вспышкой белого света соединяющий наши губы. Меня чуть не отрывает от девушки, но я держусь, вливая в нее столько магии, сколько вообще могу, и не зная, делал ли так кто-нибудь еще.
Если судьба сделала нас Парой — она знала, на что идет.
И то ни один из нас не оставит другого умирать.
— Ах! — выдыхает под моими губами Тина, и ее тело судорожно вздрагивает в моих руках.
Я сжимаю ее крепче, понимая, что она все еще не очнулась. Глаза закрыты, тело беспомощно обвисло на мне — но слабое-слабое дыхание в области груди заставляет едва ли не плакать.
Жива.
Моя Птичка жива.
Эпилог
Тина
— Стражи в этом году из академии какие-то не такие. Ты не замечаешь?
Крис, что-то перебирающий в спальне, тут же откладывает свои дела и выходит ко мне на балкон. Обнимает, осторожно кладя подбородок на макушку — и обводит взглядом подъезжающие кареты.
Нам скоро выходить встречать новые Пары, а так не хочется! В королевстве стояла потрясающая жара, и хотелось проводить дни в тени сада, а не под открытым солнцем площади, приветствуя Стражей.
— Ты просто повзрослела, Птичка. И тебе новоприбывшие кажутся неокрепшими юнцами еще не способными оберегать дворец.
— Намекаешь, что я старая?
Я стремительно разворачиваюсь, оказываясь перед лицом довольного мужа, глядящего с хитрым зеленым прищуром. Подбесить меня — это уже как милая семейная традиция, выращенная с академии, и переросшая в любовные шутки.
— Намекаю, что ты уже не та зеленая влюбчивая школьница, не разбирающаяся в ухажерах.
— А в ком там разбираться-то?!
Крис внимательно смотрит, осторожно поглаживая за плечи, и мысли странно путаются, а сердцебиение теряет ритм. Сколько еще времени я буду так реагировать на своего мужа? Буквально с ума сходит от того, что он рядом…
— Ну, например, в таких же зеленых мальчишках, которые постоянно подкалывают девушку и сами не понимают, почему им так нравится это.
Я растерянно смеюсь, не зная, что на такое ответить. Не верю, что могла нравится Крису тогда, во время наших постоянных ссор… Но с другой стороны, какая разница? Главное — что мы вместе сейчас, а остальное не имеет значения.
— Зато та девчонка самолично подписала своему ухажеру пожизненный приговор. Ему и его новой пассии — ну скажи, не каждая так сможет?
Крис смеется, запрокинув голову, и в следующую секунду резко поворачивает шею. Так и есть — в комнату входит Ройн, услужливо склоняя шею. А я, как обычно, в объятиях мужа ничего не слышу.
— Ваше Величество, все готово к встрече. Мне сопроводить вас или ожидать внизу?
— Спасибо, Ройн, мы спускаемся. Скажи, что скоро будем.
Ройн кивает, и уходит, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я выдыхаю, провожая его взглядом — ну до чего он сейчас похож на Криса, а не на своего отца!
— Отличное решение было назначить его начальником Стражей, — задумчиво произношу я, — он вроде справляется, правда?
— Лучше своего отца.
Я тихонько стукаю мужа кулачком в бок, и он покрепче сжимает меня, уютнее располагая в своих руках. Тема Зольгарда в нашей семье не частая — слишком много боли принес он в свое время. А когда его приговорили к пожизненному заключению, не выдержал позора и покончил собой, не желая сидеть в тюрьме.
