если я найду с ней общий язык, если я дам понять, что признаю ее старшинство, что покоряюсь, готова выполнять все ее распоряжения и не перечить ей. Такая власть — кому какую удается заполучить, и мне теперь есть с чем сравнивать. Мое полунищее детство и мой второй шанс — кто скажет, что оказалось хуже?
Я не только бесправная каторжанка, но и в любой момент могу умереть. Надо мной властвуют бывшие заключенные, и бог знает что еще может превратить мое существование в ад. Болезни, ратаксы, розги, пищевые отравления…
Старуха привела меня в комнату, где сидела на своей постели Марго, впихнула меня и заперла на засов дверь. Я прошла к своей кровати, чувствуя, что не закончились еще события этого дня, а может, даже и ночи. Марго как змея, свернувшаяся перед броском, и глаза ее в свете свечи блестят очень недобро.
Но Марго не сказала мне ни слова и легла в кровать. Я тоже залезла под шкуру, соорудив подобие подушки из шерсти. А еще здесь, под матрасом, остался нож — я сунула руку и проверила. Я каждый раз его проверяла и удивлялась — надо же, снова на месте, беззаботность или безалаберность нашей охраны?
Чего опасался мой муж? Зачем Марго убивать кому-то? Почему сама Марго хочет меня убить? Или этот нож не для того, чтобы я могла защищаться, а для того, чтобы той же Марго было проще перерезать мне горло?
Я не могла найти ответы на эти вопросы. Я даже не знала, что мне готовит следующий день.
Наверное, я провалилась в сон, потому что открыла глаза от звука открываемой двери. Не шевелясь, все еще притворяясь спящей, я прислушалась к шагам и неразборчивым голосам. Кто-то прошел в комнату — под ногой хрустнули обломки кирпичей, кто-то негромко переговаривался у двери.
— Поднимайся, — тихо, видимо, чтобы не разбудить меня, приказал Марго мужчина. — Давай, девка. Сегодня наша очередь, вставай, пошла.
Какие нравы! А в каком дворце кто считал, что в моем мире они другие? Да, там, где оказалась в итоге я, на вершине мира — что оставалось, уже никому из смертных не одолеть, и то бывали такие случаи, от королевской короны до шальных миллионов, случайно выигранных в лотерею — на вершине мира все было иначе для тех, кто там свой человек. Спустись чуть ниже, и точно так же: кто сильнее, тот и прав.
Марго плакала — я это слышала. Плакала, но поднималась, и стражники у двери уже довольно хмыкали, предвкушая предстоящее развлечение. Марго плакала и не торопилась, она всеми силами хотела оттянуть еще одну невыносимую ночь, какую-то из них она, возможно, не переживет, но я сомневалась, что думает она сейчас об этом.
Кто сильнее, тот и прав?.. Но кто сильнее?
— А эта? — услышала я и перестала дышать, хотя это как раз и было моей ошибкой. — Эту что, не возьмем?
— Она клятая, — возразил кто-то. — Комендант ее, вон, к прочим бабам не хочет отправлять, бунта боится. Думаешь, что ты ей больше каторжных баб по душе придешься?
— У нее вроде муж есть?
— Кажись, есть, среди тех, кто помер тогда, его вроде не было? — то ли ответил, то ли спросил кто-то еще. — А может, и был, какая разница? Я к клятой близко не подойду, хочешь, сам тут ее пользуй.
С одной стороны — тоже шанс, подумала я с тоской. Мои варианты: выбрать кого-нибудь себе в покровители и надеяться, что мной не поделятся по дружбе или как проигрышем, и как ни смешно сквозь невыплаканные слезы, стражник надежнее, чем мой муж. Как минимум у него есть права и хоть чего-то стоящее слово. Деньги, возможно. Он человек, а все мы здесь — расходные материалы.
— Ну, долго сидеть будешь? — стражник нетерпеливо дернул Марго, поднимая с кровати, и я не увидела — почувствовала, как она беспомощно сжалась, а сразу после услышала крик.
— Клятая!..
Меня подбросило на кровати, я резко села, на миг ослепнув от неожиданно яркого света. Стражник, стоявший на коленях возле кровати Марго, стонал, закрыв лицо руками, ко мне дернулся один из тех, кто был возле двери, но резкий окрик кого-то, оставшегося в тени, его осадил. Я сжимала правую руку — не пустую, сжимала нож, не понимая, как он у меня оказался. Моя рука лежала совсем не так, чтобы я могла вытащить его как спецназовец, моментально.
Свеча полыхала, словно факел, и все, что я сознавала в тот момент — что свечи так гореть не могут: ровным пламенем до самого потолка, вот-вот грозя превратиться в напалм, только дай приказание.
Стражник, стоявший на коленях, отнял руки, уставился на них, и мне казалось, он не верит, что все еще способен видеть белый свет. Не белый, тут он везде серый, везде, куда ни кинь взгляд, и пятна здесь — белые или кровавые, других цветов в этом мире нет.
Я вытянула руку с ножом в сторону двери, и стражники попятились, даже тот, кто застыл возле Марго, поднялся, начал отступать к остальным. Могла ли я ударить ножом? Возможно, в этот момент я плохо соображала, что есть я. И что есть то, что меня ведет, когда я…
Когда я в гневе.
Вот о чем говорил Филат, осенило меня, вот эмоции, которыми не умеет владеть опасный клятый. Магия Аглаи никуда и не пропадала, она перезагрузилась как операционная система, потому что тело осталось тем же, но с обновлениями — новым разумом, новым опытом, и, может быть, так она появляется у новорожденных, когда единственный знак того, клятый младенец или же нет, это пеленка — рубашка, и после — Святой Огонь. Который мать с ребенком не сжигает… Но больше нет никаких сомнений, пожар в день моего приезда — дело моих клятых рук.
Прошло время, магия вернулась ко мне со всей восхитительной, разрушительной силой, и некому научить меня, некому объяснить, как управляться с ней, как обратить ее себе во благо. Мне нужно беленое золото, его нет и взять его совершенно негде.
Но сейчас мне хватало гнева. Возможно, страха. Мой гнев и страх повергали в бегство моих врагов.
Дверь закрылась, мы остались одни. Марго, упав на кровать, рыдала, я смотрела теперь на свечу — пламя становилось все меньше и меньше, и пока оно не превратилось в привычный дергающийся огонек, я так и сидела с ножом
