А если нет, то к кому перейдёт его власть?
— К тому, кто станет… невидимым.
Едва проговорив эти слова, Теодезинда вдруг широко распахнула глаза.
— Вот и всё, — прошептала она. — Я сделала всё, что было в моих силах…
Теодезинда тяжело вздохнула и пожелала гостям доброй ночи, потому что давно настала пора ложиться спать. Фризы уснули, но Эберин долго не смыкал глаз и много передумал в ночной тишине под храп товарищей, пытаясь сопоставить ответ прорицательницы с тем, что он слышал от Тарсиса. Великий мастер-приор опасался, что гибель Аремору и династии короля Клодина может принести смена власти — когда трон захватит один из Монсегюров: Розмунда или её брат Раймунд. А Теодезинда предрекает крушение королевства в том случае, если Рихемир в борьбе за обладание ареморским престолом обратиться за помощью к чужеземным племенам. Вместе с тем Теодезинда в своём видении допускает переход власти от Рихемира к кому-то другому. К кому? Что значат её слова: «К тому, кто станет невидимым»? Может быть, она хотела сказать: к тому, кто стал невидимым?.. Эберин верил в правдивость тайного голоса сердца, и этот голос говорил ему, что Ирис жива, просто исчезла из виду и, значит, в каком-то смысле превратилась в невидимку для тех, кто её искал. А если он всё же ошибается в своих рассуждениях? И прорицательница вложила в свои слова иной смысл? Что и говорить, обещания прорицателей всегда загадочны и непостижимы; они испытывают терпение тех, кто стремится заглянуть в будущее.
Заснув позже всех, Эберин раньше всех проснулся. Он встал, стараясь не разбудить своих товарищей, но, опоясывая меч, громко звякнул им о стол, стоявший посредине дома.
— Ваше сиятельство, — недовольным голосом окликнул его Дван, подняв лохматую рыжую голову, — ты чего гремишь?
— Я встаю.
— Так ведь ещё рано, темно…
— Чем раньше тронусь в путь, тем быстрее достигну цели.
— И какова же твоя цель? — забеспокоился Дван. — Ты собираешься достичь её в одиночку?
— Дальше нам придётся ехать разными путями. — Эберин шагнул к фризу. — Послушай, друг, я думаю, что Ирис следует искать в двух возможных местах: в Ареморе и в горах Тревии. Из слов прорицательницы я понял, что девушка окружена рыцарями в доспехах и что она находится в замке. Ирис удалось каким-то чудом выбраться из реки, но, к несчастью, она тут же снова попала в руки врагов. Вряд ли маркиз Гундахар действует по своей воле: либо он отвёз девушку ко двору Рихемира, либо удерживает её в своём замке.
— Куда отправишься ты?
— В Тревию. Я предложил бы это путешествие тебе, но, боюсь, ваши с Гундахаром переговоры закончатся кровопролитием. Зная горячий нрав Чёрного Вепря и твою вспыльчивость, нетрудно предположить, что в какой-то момент вы оба возьмётесь за мечи. В Ареморе же у тебя будут союзники: можешь рассчитывать на поддержку Великого мастера-приора. Я уверен, Тарсис будет очень рад встрече с тобой!..
После этих слов Эберин склонился, чтобы обнять друга на прощание, а потом, хлопнув его по спине своей широкой крепкой ладонью, прибавил:
— Ах, да! Отправь кого-нибудь из своих людей в Туманные Пределы: пусть фризы узнают, что их королева жива!
Глава 21
Напрасно Ирис полагала, что Адальрик не искал возможности увидеться с ней. Два или три раза он поднимался по лестнице на башню, где томилась девушка, но, к его огорчению, у дверей её комнаты днём и ночью стояли на страже преданные маркизу, неподкупные воины. Юноша пытался передать узнице записку с утешительными словами, но служанка, которой он доверился, донесла о его намерении своему господину.
И когда понадобилось отправить к фризам гонца с посланием, Гундахар принял решение без малейших колебаний. Любой верный рыцарь мог передать Альбуену письмо и получить ответ, но маркиз остановил свой выбор на собственном сыне. У него были на то особые соображения. Во-первых, он опасался, что Адальрик, влюблённый в узницу со всем пылом легкомысленной юности, не упустит случай показать ей своё благородство, и тогда ему придётся со всей суровостью поставить сына на место. А во-вторых, Гундахару совсем не понравилось пристальное внимание Розмунды к Адальрику: тогда, во время пиршества, в глазах любовницы маркиз прочёл благоволение к его сыну и едва скрытое пренебрежение к себе самому. Женский интерес Розмунды к давнему любовнику, пусть ещё крепкому телом, но всё же заметно постаревшему, угас, и она, представься ей удобный случай, с лёгкостью перебралась бы из постели отца в постель к его сыну. Ревность, позабытое чувство молодых лет, жгучей волной затопила смятенную душу Чёрного Вепря. Отправляя Адальрика гонцом к фризам, он избавлялся одновременно от возможного соперника в любви и от источника неприятностей, связанных с заложницей.
— Не медли в пути, — с суровой заботливостью говорил Гундахар сыну, провожая того в дальнюю дорогу, — а когда передашь письмо фризскому вождю, возьми у него ответное послание и тотчас садись на коня. Знай, что я буду ждать твоего возвращения с нетерпением…
Зашив послание бывшей королевы Аремора в подкладку одежды и набив серебряными скеатами кожаный пояс, на котором висел меч, Адальрик быстро собрался в путь. Подковы его коня звонко простучали по камням замкового двора. Натянув поводья, юноша придержал коня и поднял глаза к окну в самой высокой башне — сейчас, когда за ним не следили со всех сторон любопытствующими взглядами, он надеялся увидеть Ирис. Но, увы, было слишком рано: вероятно, девушка ещё спала, а сырой утренний туман, поднимавшийся из горных ущелий, окутывал башню густыми сизыми клубами.
Вскоре всадник спустился по дороге в долину, а достигнув перевала, снова оглянулся на замок. Каменный исполин, уже ставший розоватым от лучей восходящего солнца, молчаливо и грозно стоял на возвышенном месте. Вздохнув и мысленно послав Ирис прощальный привет, Адальрик пришпорил коня…
В то время, как посланник бывшей королевы преодолевал расстояние от Тревии до Фризии, а князь Гримберт стремился поскорее встретить своего человека с лошадьми, который ждал в условленном месте, фриз из отряда Двана приближался к Туманным Пределам. Это был Крис — именно ему, самому молодому из своих друзей, Дван поручил, как ему советовал Эберин, доставить Альбуену радостную весть.
Крису повезло: вопреки его опасениям, что он не застанет вождя в живых, Альбуен изо всех сил и с завидным упорством сопротивлялся смерти. Бороться с коварным недугом ему теперь помогал шаман из соседнего племени загадочных гистерийцев. И когда Крис вошёл в полумрак Большого дома, то первым, кого он увидел, был древний старик, сидевший у постели вождя с широкой деревянной чашей в руках. Из этой чаши, над которой
