делать нечего.
Закончив эту маленькую ревизию, я поняла, что убегалась за сегодня и все, чего мне хочется, — упасть в кровать, даром что время еще «детское».
Отправив няньку отдыхать — видно было, что спина у нее продолжает болеть, — я перенесла свою постель из комнаты, где ночевала, в маменькину спальню, как и планировала вчера. Все же нерационально полноценно отапливать весь дом, пока в нем живет так мало людей. Тем более что и дров Марья скорее всего запасла на себя да Петра, а нас уже четверо. Наверняка скоро нужно будет или нанимать кого-то, чтобы из леса привез, или у соседей покупать. Но об этом я поразмыслю завтра.
Зарядив пистолеты, я положила их на пол у изголовья кровати. Вяло подумала, что надо бы все же заглянуть в будуар поискать налоговый кодекс — идеальное чтиво на сон грядущий. Но лень победила, и я, раздевшись, плюхнулась в постель. Тут же из-под кровати выскочил Мотя. Прошелся по мне, попытался устроиться на груди.
— Нет уж, — проворчала я, спихивая его себе под бок. — Мне одного кошмара хватило.
Кот не стал спорить, улегся у меня в ногах и заурчал так, что глаза закрылись сами собой.
Не знаю, бродил ли в эту ночь «домовой»: проспала как убитая. Зато проснулась еще в сумерках и поняла, что не только отлично выспалась, но и замечательно себя чувствую. Бодрой и хорошо отдохнувшей. То ли свежий воздух в сочетании с натуральной едой творил чудеса, то ли Настенькина — или теперь уже моя? — молодость. Умываясь, я обнаружила, что мурлычу себе под нос — без рифмы и смысла. Моте, правда, и этого хватило, чтобы начать «подпевать». Пришлось заткнуться.
На кухню кот со мной не пошел, замер у выхода из дома, гипнотизируя дверь. Засов! Я же вчера забыла прикрутить засовы! Выпуская кота, я выглянула во двор — нет ли следов незваного гостя. Но дорожки давно утоптали, снегопада не было, да и следопыт из меня аховый. Все, что я могла разглядеть, — вчерашнюю грязь от Дуниных лаптей. Надо почистить, чтобы в дом не тащить.
— Ты уж прости меня, касаточка, — сказала Марья вместо приветствия. — Совсем я плоха стала, так спину защемило, с сундука встать не могу.
Да и вчера было понятно, что за ночь не пройдет. Если бы нянька дала себя осмотреть и подлечить, может, сегодня и легче бы стало. Но, поскольку я врач, а не судья, я сказала только:
— За что мне тебя прощать? Со всеми может случиться. Давай-ка поглядим, что с твоей спиной.
Я начала ее осматривать. Марья заворчала:
— Так у меня спина болит, а ты мне живот щупаешь.
— Бывает, что от живота в спину отдает.
Я продолжала обследование, в который раз жалея про себя, что под рукой нет ни нормальных технологий, ни лекарств.
— Сделаю я тебе согревающую мазь, — сказала я, убедившись, насколько вообще можно было в этом убедиться только с помощью рук и глаз, что действительно имею дело с мышечным спазмом. — Намажем спину, переберешься с сундука на лавку, полежишь на твердом, погреешь — и станет легче.
Те обезболивающие, что у меня есть, в этой ситуации принесут больше вреда, чем пользы. Потому мне оставалось только сделать скипидарную мазь, взяв в качестве основы перетопленный жир. Приготовив лекарство и обмотав поясницу Марьи шерстяным платком, я помогла ей перебраться на лавку.
— Сколько чего, потом расскажи, — попросила она.
— Расскажу, — согласилась я. — И напомни мне, как сирень зацветет, настойку поставить. Тоже от спины и суставов. Еще горло полоскать.
Кто бы мог подумать, что мне придется вспоминать бабушкины рецепты!
— Да я сама соберу! — воодушевилась Марья. — Сирень-то вон у крыльца дармовая растет, а живицу еще покупать.
— Еще скажи, зря смалец перевела, — фыркнула я.
— Не зря. Хорошо греет. — Она помолчала. — Не устаю бога благодарить, что ты наконец за ум взялась. Не думала, что скажу когда такое, но, может, и прав был аспид, что тебя домой прогнал.
Я пожала плечами.
— Может, и прав. Может, и лучше нам с ним друг от друга подальше держаться, учитывая, что с батюшкой случилось.
Вдруг намек подействует и Марья расскажет, что там произошло?
— Да уж мог бы и помочь тестю-то! А он уперся, дескать, в прошлый раз с батюшки твоего обещание взял, а тот не выполнил. Теперь вот урок надобен, ежели сам не понимает: состояние беречь надо, чтобы было что детям и внукам оставить. А барин взял да и… — Она тяжело вздохнула.
А барин, похоже, взял да и застрелился.
— Аспид — он и есть аспид, — подытожила Марья. — Тебе без него лучше будет, вон как переменилась, когда сама по себе стала.
— А может, просто повзрослела наконец, — отшутилась я. — Когда-нибудь да пора было ума набраться. Он, говорят, с возрастом приходит.
Хотя бывает, что возраст приходит один.
— Если будет слишком сильно греть, платок убери, — я сменила тему. — Гречку будешь?
Марья завтракать отказалась, дескать, сидеть неловко, а лежа есть и вовсе неприлично, не помирает же она. Дуня то ли спала еще, то ли постеснялась к барыне выйти. Решив, что пока и без нее обойдусь, я привела в порядок кухню и пошла проведать Петра.
Нет, это не дом, это лазарет какой-то! Осталось только Дуне слечь — при этой мысли я торопливо поплевала через плечо и постучала по дверному косяку. Хихикнула сама над собой: дожила! Прекрасно ведь понимала, что после ночи на снегу обморожениями дело не ограничится. И все равно убедиться в том, что у конюха поднялась температура, было не слишком приятно. Одно радовало — прослушивая его импровизированным стетоскопом, ничего особенного я не услышала. Может, и ограничится дело обычной простудой.
Разбудив Дуню, я велела ей поесть и отправляться за ивовыми ветвями. Сниму молодую кору, часть сразу выварю, другого способа добыть аспирин — точнее, его предшественник — в местных условиях я не знала. А пока — заварю сушеную малину с медом.
Так я и поступила. Когда я вернулась на кухню, напоив больного, Дуня уже умчалась, помыв посуду. Не доверяя ей до конца, я провела пальцем по дну миски. Чисто. Все же я ополоснула посуду кипятком. Марья, глядя на это, фыркнула, но комментировать не
