того, как я прогнала его, велев больше не показываться на глаза, — при этой мысли в груди кольнуло чем-то вроде сожаления — и вовсе не должен был появляться, гордость бы ему не позволила.
— Добрый вечер, господа, — улыбнулась я, пропуская их в дом.
Обругала себя, поняв, что улыбка получилась настоящая, стоило мне увидеть Виктора. И тот словно бы просветлел лицом на несколько мгновений.
А может, просто пироги унюхал, пахли-то они на весь дом.
Только когда Виктор глянул на доктора, лицо его замкнулось, словно забрало опустилось, скрыв все эмоции.
Половую тряпку у входа сменил вязанный из обрезков коврик, но Виктор даже без напоминания вытер ноги. Доктор покачал головой, словно получил подтверждение чего-то неприятного.
— У Марьи все еще болит рука? — спросил Виктор.
— Нет, но проще не разводить грязь, чем потом отмывать ее, а в освободившееся время прислуга может заняться чем-нибудь полезным. — Я мило улыбнулась, хотя тревога грызла меня все сильнее. Что их принесло? — Поэтому, Евгений Петрович, потрудитесь вытереть ноги, пожалуйста.
Доктор послушался. Но, едва ступил в коридор, подхватил с пола те самые розовые тапочки, что я сделала сегодня. От скуки — знала бы, какую свинью работнички захотят мне подложить, не скучала бы — я связала и пришила к тапочкам заячьи ушки и вышила на мысках носик и глазки. Получилось довольно мило, даже несмотря на размер, а может, благодаря ему.
— Что это?
— Домашние тап… туфли, — ответила я.
— Спасибо за подарок. — Муж выхватил из рук доктора тапочки и начал стаскивать сапоги.
Не знаю, кто из нас оторопел сильнее — я от такой наглости или Евгений Петрович, на лице которого явно читалось желание вызвать психиатрическую бригаду. А тапочки, как назло, оказались в самый раз.
Из кухни высунулся Мотя, настороженно глядя на гостей. Виктор посмотрел на него так же внимательно. А потом вдруг присел на корточки и медленно протянул руку ладонью вниз. Кот чуть наклонил голову набок, помедлил. Неторопливо подошел к нам, обнюхал ладонь и начал тереться об нее. Вот же зараза такая! Плевать ему, что мужа я выставила и сейчас впустила, только чтобы не устраивать скандал при посторонних! И Виктор будто забыл о расцарапанных руках и половине ведра бордоской жидкости за шиворотом. Почесал кота за ухом, под подбородком, погладил пару раз, прежде чем выпрямиться. Все это он проделал с таким же непроницаемым лицом, и мне захотелось от души приложить его кочергой и отобрать тапочки — может, хоть тогда увижу какие-то эмоции.
Если он и с Настенькой общался с такой же мордой кирпичом, понятно, почему она жаловалась на холодность мужа и запирала спальню.
Кстати, надо бы доктору скальпель вернуть. Или все же нагло присвоить, наверняка тот уже обзавелся еще одним, если вопреки здравому смыслу не держал дома запасной? Посмотрю на его поведение.
И, словно отвечая на мой невысказанный вопрос, Евгений Петрович сухо произнес:
— Анастасия Павловна, у меня к вам серьезный разговор. Я попросил Виктора Александровича присутствовать при нем не только как вашего супруга, но и как главу дворянского совета нашего уезда.
Так. Обойдешься без своего скальпеля.
— Марья, подай чай в маленькую гостиную, — крикнула я.
Хорошо, что во время последней уборки я сняла пыльные чехлы, чтобы их постирать, и пока не вернула обратно. Хорошо, что дом после того как проявилось благословение требовал уборки куда меньше обычного: пыль словно сама рассасывалась.
Плохо, что снова назревает какая-то пакость.
Конец первой книги
