— Хорошо, но я не знаю получится ли это сделать. Я не уверен, что в данное время хотя бы у месье Прежана есть возможность поговорить с месье Моно, но, уверяю, сейчас делается все, чтобы его освободить.
* * *
Утром следующего дня я сразу же позвонила месье Мартену и, извинившись за свою назойливость, вновь взволнованно спросила о том, как обстояли дела у Доминика.
Я жутко нервничала и до дрожи надеялась услышать хорошие новости, но мужчина коротко объяснил, что Моно сейчас находился в следственном изоляторе и, поскольку он уже был в колонии, его не собирались отпускать даже с подпиской о невыезде.
Так проходили дни.
Все было без изменений.
У меня все так же не было возможности поговорить с Домиником и от этого, с каждым прошедшим днем, я все отчетливее чувствовала, как мою душу сжимало в тисках. Возникало ощущение чего-то плохого и крайне пагубного.
— Все будет хорошо, — эти слова я раз за разом повторяла самой себе, но все равно внутренняя тревога не проходила.
Я чувствовала себя так, будто находилась на острие ножа и совершенно не понимала, что делать дальше, а, по ночам находясь в пустой спальне, обнимала подушку и думала о том, как же мне плохо без Доминика. Сердце разрывалось от того, насколько сильно хотелось обнять его.
Но пока что у меня не было возможности это сделать, а жизнь тем временем протекала в сумбурном ритме.
Я пока что не ходила на учебу, но связывалась с Джоси. Девушка сказала, что по Сорбонне уже разлетелась новость о том, что Моно находился в жандармерии, но, учитывая его репутацию, никто этому не удивился. Правда, никому не была известна причина, по которой он туда попал.
Еще мы с Джоси обсуждали те снимки. Она первая заговорила про них.
— У тебя действительно такие отношения с Эженом? То есть, ты изменяешь Моно? — спросила девушка. — А я все думала, почему ты так много спрашивала про Леграна.
— Нет, — я ответила слишком резко. — Между мной и Эженом ничего нет. Я никогда не изменяла и не буду изменять Доминику.
— Но те снимки… — начала девушка, но я ее перебила.
— Помнишь, я говорила тебе, что, возможно, я раньше была знакома с Эженом? Так вот это действительно оказалось так. Он меня не узнал из-за амнезии, а я его не узнала потому, что Эжен очень сильно изменился, но когда подтвердилось, что мы дружили в детстве, я на эмоциях обняла его. Он правда был для меня очень дорогим человеком. И это были дружеские объятия.
— На фотографиях кажется будто вы целуетесь.
— Ничего такого не было. Просто на снимках ракурс ужасный, — я закрыла глаза и потерла веки кончиками пальцев. — Господи, я не думала, что одни объятия могут навести столько шума. Сейчас по Сорбонне, наверное, опять жуткие слухи ходят?
— Не по Сорбонне, но в определенный кругах — да.
— И что это за круги? — устало спросила.
Джоси задумалась, но потом объяснила, что в Шампиньи имелось несколько банд с влиятельными в тех кругах предводителями. Например, более численными являлись арабы и темнокожие, но все-таки, негласным лидером Шампиньи-сюр-Марн считался Доминик. Из-за этого в Сан-Дени его знал каждый ракаи.
Соответственно меня, как его будущую жену, там тоже прекрасно знали и для ребят из Сан-Дени новость, что один из них, оказывается, имел девушку главаря Шампиньи стала ошеломляющей. Для них это почти, как предмет для гордости и плевок в сторону Доминика.
Более того, это то, что опускало весь Шампиньи, ведь оказалось, что их лидер настолько никчемен, что даже не смог уследить за своей девушкой.
— Я слышала, что вчера в Попенкуре парни из Шампиньи подрались с ракаи из Сан-Дени потому, что те начали кричать им мерзкие фразы касающиеся Моно. Еще и сам Моно сейчас в жандармерии и не может ничего сделать, а его репутация сейчас покрывается таким слоем грязи, что даже мне жутко.
— Какой ужас… — прошептала, опуская голову.
После этого разговора душу еще сильнее сжало в тисках и я начала взвинчено расхаживать по комнате, пытаясь понять, что можно сделать, чтобы сгладить эту ситуацию.
Я все пыталась дозвониться до Реми, но он не отвечал. Это было еще одной причиной, по которой мое волнение усиливалось, но после случившегося я не могла поехать в Сан-Дени. Мне лучше там не появляться.
Не зная, что еще делать, я опять позвонила Джоси и спросила у нее, не появлялся ли Эжен в Сорбонне. Девушка сказала, что не видела его в университете, но она пообещала разузнать, что с парнем и почему он не отвечал на мои звонки.
Прошло не больше часа, как Джоси мне перезвонила:
— Слушай, оказывается Эжен в больнице, — сказала она мне.
— Почему? Что случилось? — у меня сразу дрогнули руки и в горле, из-за волнения, возник огромный ком.
— Он подрался.
Джоси сказала, что в тот же день, когда были сделаны эти фотографии, месье Леграну стало слишком плохо, из-за чего Эжен вызывал скорую и почти все последующие дни провел в больнице рядом с «отцом». Поэтому про снимки ничего не знал.
Вчера он впервые услышал про них, но сказал, что между нами ничего не было. Это вызвало недовольство у парней из Сан-Дени. Особенно им не понравилось то, что Эжен встал на мою защиту и сказал, что я не шлюха. Это рушило все те слухи.
Эжен от своих слов не отказался, из-за чего возникла драка — он один против нескольких ракаи. Причем, у Эжена ничего не было, а у тех парней кастеты.
Теперь Реми находился в неотложке, а я, услышав об этом, ощутила, как мне физически стало плохо.
Подрагивающим голосом спросив у Джоси название больницы, я сразу же перезвонила месье Мартену и, предупредив, что, поеду по делам, вызвала себе такси.
Неотложка это особый вид ада и я даже не удивилась тому, что мне понадобилось немало времени просто для того, чтобы найти Реми.
Он и правда выглядел крайне ужасно. Рука в гипсе и лицо частично разбито — это те последствия драки, которые я смогла увидеть. Все остальное скрывала одежда.
Сейчас Реми стоял в больничном коридоре и пытался в автомате купить себе кофе, но посиневшие пальцы не могли нормально всунуть деньги в специальный разъем.
— Давай помогу, — я забрала у парня смятую купюру и вложила ее в автомат.
— Что ты тут делаешь? — Реми вопросительно приподнял бровь. Он явно не услышал, как я подошла и вообще был удивлен моему появлению.
— Пришла навестить тебя, — тихо прошептала. — Какой кофе ты хочешь?
Я не смотрела на Реми. Просто не могла этого сделать, ведь видеть его в таком состоянии невыносимо больно. Хотелось схватиться за ткань его футболки и хорошенько встряхнуть парня. Накричать за то, что он опять полез в драку, а потом крепко обнять его и реветь, уткнувшись в его грудь, просто радуясь тому, что Реми жив.
Но я даже лишнего шага к нему не делала и старалась держать расстояние.
— Как ты? — спросила, прикусывая губу.
— Отлично.
А я, украдкой посмотрев на него, не сказала бы, что по отношению к Реми хоть как-то можно было произнести слово «отлично».
Рядом с парнем я пробыла совсем недолго. Уже вскоре, даже не попрощавшись, тихонько ушла и, подловив врача, поговорила с ним касательно здоровья Реми.
Все было хуже, чем могло показаться на первый взгляд. Само по себе здоровье у него было не очень хорошее, ведь тот случай, когда Реми шесть лет назад избили, нанес его телу непоправимый вред, который никогда не исчезнет. Парень, действительно, все эти годы жил на лекарствах и сейчас его состояние было крайне ужасным.
Врач прямо этого не сказал, но на лечение парня требовались деньги. Конечно, страховка покрывала большую часть медицинских услуг, но лучше было бы перевести Реми в частную больницу. Вот только, на это у него не было средств. Более того, почти все деньги уходили на лечение месье Леграна, которому сейчас тоже было крайне плохо.
Глава 28. Просьба
Уже был вечер, когда я вышла из больницы. Моросил дождь и дул прохладный январский ветер, а я, кутаясь в пальто, шла по тротуару вдоль шумной дороги.
