К ней…
В голове воцарилась звенящая тишина. Парализовало всё — и тело, и мысли. Я поняла, что имела в виду Верховная. Поняла, но не смогла принять.
Я — вселенское Зло, о котором говорилось в пророчестве? Не воин света, идущий с мечом против Тьмы, а эта самая Тьма, главный антагонист? Не Гарри Поттер, а Лорд Волан-де-Морт? Не храбрый Арагорн, а злодей Саурон? Не добрый молодец, а Кощей? Нет, не я. Не я! Мхил Дракар!
Но её больше нет. Разве смерть не искупила грехи прошлой жизни?
Возможно, Верховная не знала, что я другая, не такая, как моя предшественница. Возможно, следовало об этом сказать?
— Но я не Мхил Дракар. Я… не злая. Не жестокая. Я не буду…
— Не будете? Что? Казнить, пытать, убивать, жечь, топить, захватывать, изгонять?
Верховная приблизилась. Питон обернулся вокруг её головы и поднял морду, сделавшись похожим на живую корону. Сверкнул рубиновыми глазами.
— Я никому не причиню вреда. Мхил Дракар погибла, а я...
Ведьма усмехнулась:
— Думаете, Мхил Дракар впервые умерла и возвратилась? Думаете, раньше такого не было? Каждую тысячу лет история повторяется. Из раза в раз. Из раза в раз.
— Я не понимаю.
Я и правда не понимала. Или… не хотела понимать?
— По моим подсчётам, это уже десятый раз, когда Кхалэ, Ведьма без фамильяра, убивает вас и возвращает обратно.
— Подождите, — я прижала ладони к лицу, щёки горели, сердце заходилось в груди, — хотите сказать, что…
— Это цикл. Цикл, который повторяется каждую тысячу лет.
В висках застучало от боли. В ушах зашумело, загудело. Заныли, пульсируя, барабанные перепонки.
— Почему? Почему Кхалэ убивает меня каждую тысячу лет? — собственный голос показался чужим, слишком тихим, почти неслышным за гулом крови.
— Потому что свою безграничную силу вы получили не бесплатно. Она шла в комплекте с проклятием.
— С проклятием? С каким проклятием?
— С проклятием безумия.
Бред. Какой-то бред. Пророчество. Зло. Проклятие безумия. Это всё не могло происходить со мной. Не могло иметь ко мне никакого отношения.
— Мы, ведьмы Цетрина, всегда следили за порядком в этой части вселенной, — продолжила Верховная. — Я помню, как вы прилетели сюда, как захватили Харон, а затем ещё девятнадцать планет. Мы ничего не могли сделать — Мхил Дракар была слишком сильна. Слишком. И тогда мы решили не вмешиваться, наблюдать, выжидать. Со временем выяснилось, что смена власти пошла Харону на пользу: империя процветала. Вы оказались справедливым, хотя и жёстким правителем, но именно такой требовался Четвёртому галактическому квадранту в то время. Лидер, способный восстановить пошатнувшуюся экономику, навести порядок в каждом уголке планеты, погасить давно не затихающие конфликты. Простой народ вас обожал. Вы пришли как захватчик, а стали спасителем, победившим бедность, размывшим границы социальных классов. Некоторым это не нравилось. В основном тем, кто до вашего появления был на коне, а теперь оказался свергнут со своего пьедестала. Например, драконам, которых вы уравняли в правах с простыми смертными. Да, это был светлый период в истории Харона, но вскоре сказка закончилась. От вашей адекватности остались ошмётки. У руля оказался потерявший разум диктатор. Могущественный, жестокий. И абсолютно спятивший. Теперь вас боялись. И, следует заметить, небезосновательно. Мхил Дракар сжигала города, топила в крови миры, истребляла целые народы. Кхалэ пришлось вас убить. Она надеялась, что смерть освободит Мхил Дракар от проклятия. Что, переродившись, вы начнёте новую жизнь. Но…
— Но?
— Всё возвращалось на круги своя. Вы были нормальной сто, двести, триста, тысячу лет — сколько удавалось, а потом безумие побеждало. Кхалэ убивала вас снова и снова. Убивала, когда вы становились неуправляемой, теряли рассудок, и отправлялась на поиски перерождённой души. Снова запускала цикл. Эгоистичная дрянь, она не думала о последствиях, о будущих жертвах вашего безумия — только о собственной выгоде. Без Мхил Дракар она бы потеряла то положение, которое занимала в Хароне. Свою власть, своё влияние.
Боги, это всё было не обо мне. То, что говорила эта белая, бесцветная женщина, было не обо мне. Она что-то напутала.
Не было во мне ни капли жестокости, ни грамма. Совсем не было. Сколько ни пыталась, я не могла представить, что когда-нибудь сойду с ума и начну жечь города, истреблять народы. Да меня от вида крови мутило! Выворачивало. Я даже на лягушку руку бы не подняла, не то, что на человека.
Я прислушалась к себе — искала признаки развивающегося безумия, глубоко запрятанную безжалостность. Но я была мягкой, как грёбаная манная каша, как старая продавленная кровать. Что могло измениться за сто лет, даже за тысячу?
Но Верховная поклялась говорить правду, а значит...
— Неужели со временем я превращусь в чудовище?
Я обхватила себя руками. Меня подташнивало. Живот крутило, будто внутри ворочался усыпанный лезвиями шар.
— Превратитесь. Всегда превращаетесь. И прежде, чем вас убьют, успеваете натворить много бед.
Как же так?
— И ничего нельзя сделать?
Меня трясло. Вязкая горечь поднималась по пищеводу, жгла горло, наполняла рот. Я не хотела превращаться в монстра, становиться зверем, терять разум. Не хотела!
— Вы можете остановить Зло.
— Как? Как это сделать?
— Назовите мне своё имя.
Глава 53
Сивер
Поле перед замком действительно было ядовитым — они быстро в этом убедились — а кроме того, таило много других опасностей. Не успел Сивер прийти в себя после перемещения, как земля под ногами начала исчезать. Ослепший, оглохший, он доверился инстинктам — прыгнул вперёд, в неизвестность, и, к счастью, ощутил под собой надёжную опору.
В ушах гудело. Перед глазами расплывалось. Слишком далеко от Харона находился Цетрин, слишком затяжным оказался пространственный скачок — настоящий удар для неподготовленного организма, не защищённого магией. Упав на колени, Сивер исторг из себя остатки полуденной трапезы, и это принесло облегчение. В голове перестало звенеть.
И тогда он услышал крик.
— Сивер, помоги!
Несколько секунд понадобилось, чтобы сфокусировать зрение. За спиной, в полуметре от него, земля заканчивалась. Счастье, что Сиверу не пришло в голову двигаться вслепую. Шагни он назад — и здравствуй, верная смерть. Да и впереди поле представляло собой сеть извилистых трещин — коварную полосу препятствий.
— Сивер!
Эльф висел над пропастью, ухватившись за край разлома. Не догадался прыгнуть следом, когда земля начала расходиться? Прыгнул неудачно? Растерялся? И теперь смотрел на Сивера, застывшего у обрыва, с мольбой и безысходностью, будто не верил, что ему помогут. И, возможно, не зря. Сивер медлил.
Разве не этого он хотел? Не этого добивался? Раз и навсегда избавиться от соперника. Снова стать для Миалэ единственным, лучшим.
Никто не узнает, никто не осудит, если сейчас он отвернётся от края пропасти, от этого умоляющего взгляда и продолжит путь. Спасёт Миалэ самостоятельно, получит все лавры, а вечером в Хароне, уютно устроившись у ног жены, горестно повздыхает о погибшем сопернике.
«Он умер как герой. Так рвался к тебе на помощь, но земля под его ногами внезапно разверзлась и… Я ничего не мог сделать. Не успел. Мне так жаль, любимая. Так жаль. Какая нелепая смерть».
Никто не усомнится в его словах. Кхалэ только подтвердит, что пересечь ядовитое поле — задача самоубийственная, что случившееся закономерно и этого следовало ожидать. Мхил Дракар поскорбит и утешится в его объятиях. А с совестью… с совестью он договорится. Это никогда не было проблемой.
— Помоги, — шепнул эльф, ни на что больше не надеясь. Его лицо потемнело, стало пустым.
Смотреть в потухшие голубые глаза было неприятно, но ведь можно было не смотреть. Дождаться, когда пальцы, цепляющиеся за землю у его ног, разожмутся и безмолвие адской пустоши огласит удаляющийся крик. И это даже не считалось бы убийством.
