известным. Он своим трудом заработал себе имя и из небольшого частного кабинета в итоге возвел целую клинику. Мой отец тоже врач.
— И из тебя решили тоже сделать врача?
— Да. Ради семейного бизнеса и процветания нашей семьи, — Лаки явно повторил чьи-то слова, которые стали для него проклятьем в этой жизни.
Мужчина просто изменился в лице, когда произнес это, отчего казалось, что все краски эмоций тут же пропали из его голоса. И души.
— Я сюда и попал из-за этого… Не мог больше терпеть то, что меня заставляют делать то, что вызывает только отвращение. На первом курсе я в обморок упал, когда впервые увидел вскрытие. Но вместо того, чтобы выслушать и поддержать, отец дал мне пощечину… сказал, что я опозорил семью у всех на глазах…
Лаки замолчал, опустив голову, только задышал тяжело и сипло, пока на кухне воцарилась тишина.
— Вот так родители ломают судьбы своих детей, — первой отозвалась добрая Хэльга и подошла к мужчине, чтобы погладить его по спине, поддерживая.
А я видела, как он сжался от этого прикосновения, потому что за этот месяц отвык от всего теплого и искреннего, став похожим на зверька, который уже не метался в четырех стенах.
Чтобы сменить тему и разрядить обстановку, она вложила в его руку морковь, улыбнувшись:
— Нужно нашинковать. Тонко и красиво.
Лаки кивнул и, кажется, даже воспрянул духом, когда ответил тихо:
— Сделаю в лучшем виде.
Все снова пришли в движение, а я никак не могла перестать думать о том, как разные судьбы переплетались в одном страшном месте, свернув однажды в сторону смерти.
Сколько таких же грустных и душераздирающих историй слышали эти стены, становясь немыми свидетелями чьей-то боли и потерянных надежд?
— Без меня и лук не режется? — появился в дверях Джо с сонной улыбкой и маячившим за его спиной викингом, и снова, кажется, всё встало на свои места.
Даже Лаки перестал грустить и всецело влился в процесс, помогая теперь не только в чистке овощей.
К намеченному времени всё было готово.
Герда ловко и умело командовала большими викингами, пока те расставляли столы и скамьи в главном зале, носили большими стопками тарелки, а затем огромное кастрюли с готовой горячей едой прямо с плиты. А еще ящики с водкой.
Чтобы не мешаться со своей рукой и меньше быть на виду, вслед за Джо я поднялась на наше излюбленное место почти под самым потолком, откуда был виден весь зал и все люди, которые постепенно стали приходить на обед.
Некоторые из них были явно из тех, кого называли людьми без определенного места жительства, но, к чести викингов, которые ловко управлялись с тарелками самостоятельно и без помощи девушек, они не морщились от неприязни, не смотрели свысока или презрительно.
Для них это были такие же люди, как они сами.
И это впечатляло.
Люди шли буквально вереницей.
Приходили даже семьями с детьми.
А я смотрела на них, оставаясь незамеченной, и всё думала о том, как тяжело чаще всего приходится людям, оторванным по разным причинам от родины.
Никому не нужные, без опоры, без поддержки.
Да, официально говорилось, что каждый мигрант обладает теми же правами, что и житель Канады, но на деле всё это было далеко не так.
А иначе бы не было этих национальных кварталов и попыток сплотиться, чтобы защитить своих.
Ничего этого я не знала, пока не попала сюда и не увидела изнанку жизни со всеми ее уродствами и несправедливостью, бороться с которой едва ли у кого-то хватит сил.
— Всем можно входить или только нордам?
Я вскинула голову, увидев в дверях дряхленького худого старичка явно восточной национальности, который уважительно снял с седой обросшей головы потрепанную вязаную шапку и не входил, пока викинги не махнули ему рукой в приглашающем жесте.
— Всем можно! У нас нет в меню ни свинины, ни говядины.
Он улыбнулся и склонил голову в большой благодарности.
Вероятнее всего, тоже бездомный.
— Здесь всегда всех пускают? Даже вне поминального обеда? — тихо обратилась я к Джо, который сидел рядом и, кажется, просто дремал. Нас никто не видел и не слышал, пока мы были в укромном месте под потолком.
— Да. Любой желающий может прийти за едой и взять ее с собой в контейнерах, но только раз в день и только в определенное время.
Это было благородно.
И я не знала, делали ли подобные «акции» в других национальных кварталах.
Джо опять задремал, а я принялась рассматривать всех посетителей снова, делая это с интересом.
И тоской.
Эти люди жили своей жизнью, какой бы она ни была, но обладали достаточной свободой, чтобы просто выходить на улицу, пока мы были пленниками этой ситуации в ожидании своей смерти каждую пятницу.
Когда на пороге появился очередной мужчина, я почему-то не смогла отвести от него глаз.
Нет, нельзя сказать, что он был красавцем.
Немного выше среднего роста.
Не накачанный, как все мужчины здесь, но жилистый и хорошо сложенный.
В простой неприметной одежде, недорогой, но опрятной и чистой.
С темными волосами, зачесанными небрежно назад.
Кажется, на первый взгляд он был совершенно обычным, если бы его невероятно большие голубые глаза.
А еще взгляд — цепкий, умный, с какой-то задорной искрой, которая схватывала на лету всё, что открывалось перед ним.
Не так смотрели люди, которые входили сюда до этого.
Они были голодны, а некоторые слегка испуганы видом викингов или смущены тем, что им пришлось прийти, потому что не было иного шанса не голодать и пережить еще один день.
Если кто-то и осматривал помещение, то мельком, без особого интереса.
Без этого взгляда, который, кажется, с большим интересом прощупывал всех и каждого, словно пытался кого-то отыскать. Или пытался понять
