Сердце стучало в груди гулко, я все еще не могла прийти в себя после ритуала в котором были только пропасть и холод, хоть прошло уже пять ночей. Какого же было мое ошеломление, когда я проснулась в одной постели с обнаженным Мортоном, совершенно голой. Смятение до сих пор не покидало меня. По телу проносилась дрожь, стоит только представить, что он был рядом все это время и касался меня! Настоящие мучение, лишь потому что я не чувствовала его…
Выдохнув, я поднялась с холодного пола оглядывая стены. Источник был где-то рядом, холод тянулся откуда-то с северной стороны. Завтра нужно выехать за стены замка и посмотреть. Если раньше все было закрыто от меня словно пеленой, то сейчас следы проклятия видела повсюду.
Стянув с себя одежду забралась в постель, унимая полночи поглощающий меня огонь. Я закусывала губы и отгоняла прочь наваждение. Было бы легче, если бы Мортон так не желал… Бралась за обжигающий холодом запястье, браслет, будто находя в нем спасение — я помнила слова той бродяжки. Нужно привыкать теперь к тому, что многое мне открытым и главное — проявлять выдержку, иначе, если так будет продолжаться дальше, если я не научусь управлять собой, и быть равнодушной, когда он рядом, все может зайти слишком далеко. Понемногу меня стало тянуть в сон, пока в какой-то миг не провалилась в теплые глубины мрака.
Разбудила меня возня служанки, что принесла, видимо, завтрак и воду, но мне настолько не хотелось просыпаться что хотелось плакать. Все же я изрядно вымоталась с дороги. Волей-неволей, наблюдая как покои наполняются утренним светом, пришлось все равно вставать. Размяв затекшую шею и плечи, я поднялась с, явно великой для меня, постели его высочества. И пока приводила себя в порядок, думала, как поступить дальше. Для начала поговорить с Амгерром. Дрожь отголоском прокатилось по телу стоит только представить, что мне вновь придется держаться, как и прежде рядом с ним, будоражили и волновали неимоверно. Как бы то ни было мне нужно было предупредить его о том, что собираюсь за стены замка. Хотя, нет. Я могла спуститься во двор и разыскать Тавира, в его сопровождении выехать в долину. Эта затея пришлась мне больше. Так я хотя бы могла сосредоточиться немного на главном. Да и наверняка Мортону сейчас не до меня. Как я уже поняла, в Обиртоне оставалась его невеста, и ей наверняка нужно внимание. Острое разочарование разлилось по языку полынной горечью. Где-то в глубине я не хотела сюда возвращаться, зная, что господина тут очень ждут, но ведь не это важно, а то чтобы найти источник?! Ругая себя за то, что чувствую, за то, что мне далеко не безразлична такая правда, что у господина есть невеста, которая ждет, осознавать это после всех этих поцелуев, горячих слов и жадных обжигающих взглядов, признаний было больно. Светлая Мать, зачем же он это делал? И что сделала я! Теперь остается мучиться и терзаться, гореть в котле ядовитых чувств, глубокой досады и разочарования, бессильной злости.
Прогоняя настойчивые, разрывающие до слез мысли прочь, я заплела волосы собрав их сзади под сетку, накинула на плечи накидку — за окнами все тоже хмурое дождливое небо — попросила служанку проводить меня во двор. Пусть проводит время с ней сколько ему угодно. А мне…. Единственное, что мне нужно это забрать Марсу и исчезнуть из Ториона.
Как я и думала Тавира найти было несложно. Объяснив, что мне необходимо, он с охотой согласился сопроводить, не задавая лишних вопросов. Подведя мне лошадь помог забраться на нее, запрыгнул на своего скакуна, вдвоем мы покинули еще пустующий в ранний час двор. Я еще не понимала, поступаю ли верно, но внутри металось волнение ища выхода. Сила плескалась в груди перетекая жаром в ладони, и я сдерживала ее как могла. Сосредоточится сложно, еще прошло слишком мало времени чтобы привыкнуть к изменениям. Теперь я видела все будто вблизи, слышала каждый шорох испытывая восторг. И сейчас небо виделось мне совсем другим, объемным, тяжелым, осязаемым, мощью создавая вихри и воронки, как ветер ворочает облака и льнет к холмам, завораживая и будоража. Тавир смотрел на меня с напряжением, кажется, он заметил, что со мной что-то происходило, что я бесконца смотрю по сторонам. Он не видел стылый след проклятия, я же его ощущала всей кожей. Тянулась за пределы Обиртона.
Ехали по накатанной дороге огибая откос из каменной высоченной стены замка. Когда мысли о его высочестве поутихли, я начала беспокоится о том, что все же зря попросила Тавира сопровождать меня. Справилась бы и одна. Тревога о том, что воину могло и не поздоровится, если, все же, его высочество поинтересуется куда я отправилась в обществе молодого мужчины, может привести в ярость. Хотя, с чего я взяла? Может теперь, когда Амгерр в замке, напротив, забудет обо мне. По телу пробежалась дрожь негодования. Тошнота накатила с новой силой.
— Ты что-то ищешь, Грез? Может, скажешь и я смогу чем-то помочь? — вырывал из задумчивости Тавир.
Я поджала губы посмотрев в изумрудную кленовую рощу, раскинувшуюся на покатом холме. Сейчас в столь пасмурный день, зелень немного кажется тусклой на фоне серого тяжелого неба. Внезапный порыв ледяного ветра подобрал полу накидки откинул за круп лошади. Как бы не пошел дождь, тогда безобидная поездка может обернуться неприятностью. И все же я сделала ошибку, взяв с собой Тавира. И как теперь исправить положение, не представляла. Повернуть назад? Но зов магии стал ощутимее и тянул в гущу рощи. Источник где-то рядом, совсем близко.
— Грез, — поровнял своего скакуна с моей лошадью Тавир, — что случилось? Чем ты так взволнованна? Если ты из-за того нелепого случая, знай, что я…. если ты захочешь, я не оступлюсь.
— Не нужно Тавир, — перебила его не дав высказаться до конца. — Не в этом дело.
В глазах Тавира вспыхнуло и погасло разочарование, его лицо изменилось помрачнев. Но я ничего не могла поделать и врать тоже не могу.
— Я ничего не чувствую к тебе, — выпалила на одном дыхании, — разве только теплое отношение. Между нами ничего не может быть, Тавир чтобы ты себе не придумал, прости, — грубо, но по-другому не выходит, колола собственная обида, на того, кто мне должен быть безразличен.
Тавир молчал несколько мгновений думая, осмысливая сказанное мной, конечно ему тяжело принять такую правду, и я наблюдала как в нем боролись противоречия, но все же в какой-то момент ему удается справиться с собой. Он задумчиво смотрит на горизонт, а потом переводит взгляд на меня. Отвела взгляд чувствуя за собой вину, что дала ложную надежду мужчине, толком ничего не объяснив.
— Скажи, что находится в той рощи? — показываю в сторону чащобы спасая положение, хоть говорить мне становилось все труднее.
Тавир посмотрел туда же куда и я.
— Там находится грот, святыня Обиртона, — сквозь зубы, но все же ответил воин.
Я в удивлении приподняла брови. Мне стоило догадаться раньше, если проклятие столь древнее, то и тянется от предков рода Амгерров. Вспомнила о старом короле, что покорился воле ведьмы, но ведь он сгинул и его прах явно не в Обиртоне. Что-то не сходилось, но проверить все равно нужно. Почему я чувствую оттуда источник?
— Мне необходимо туда попасть, — повернулась к Тавиру ловя его тяжелый взгляд, челюсти мужчины плотно сомкнуты, кажется он очень расстроен, но он быстро отвлекся настораживаясь, как только понял о чем я говорю. — Возвращайся Тавир, дальше я сама, — берусь крепче за поводья.
— Позволь поехать с тобой. Я не буду тебе мешать, просто буду рядом, — попросил вдруг он, настаивая на своем.
Раскрыла губы чтобы возразить, но понимаю, что это бессмысленно — Тавир не отступит. Молча пускаю лошадь вперед, торопясь попасть в родовой грот.
Внутри все жжет от нетерпения и страха, но нетерпения больше. Я хочу знать, уже сама узнать, кем наслано проклятие. Я уже почти не думала, только следовала по интуиции. Тавир и в самом деле не мешал, он не понимал зачем мне нужно в родовую святыню Амгерров, но кажется это его сейчас заботило меньше всего.
Мы выехали на площадку из красного камня, продвинулись чуть вперед пока из-за акаций не показалось высокое строение с круглыми колоннами от входа и полукруглыми ступенями, в стене высокая арка в которой виделась заросшая плющом дверь. Конечно, в усыпальнице не хранили тела давно умерших, по традиции высокую знать Ториона предавали огню, а после их прах ссыпали в серебряные чаши, приносились в усыпальницы.
