13. Оттепель
Элира.
Стихии, как бы я была рада, если бы все мои проблемы ограничивались лишь тем, что перечислил сын Лэйтона! Но увы. Доказывать ему что-то – зачем? На сочувствие явно не способен, да и не нужно мне оно. Чтобы позлорадствовал? Проще уйти.
– Ты прав, – соглашаюсь легко. – Я по-простому воспитана, и вовсе не подхожу твоему отцу. Деревенщина – звучит грубо, но правду отражает. Это про меня, да.
В повисшей тишине разглаживаю гладкую ткань юбки влажными ладонями, затем, не поднимая головы, иду к выходу.
Внезапно Кристиан заступает дорогу:
– И это всё? – в его глазах неподдельная растерянность.
– В смысле?
– Уйдёшь? – нервно дёргает уголком рта. – Вот так просто?
– Ну… да, – пожимаю плечами. – Мне с тобой делить нечего.
Смотрю на него открыто и просто. Моргаю. Снова пытаюсь обойти. И снова он не даёт:
– Как это – нечего? – подозрительно хмурит брови. – А право наследования?
Кусаю губы, пытаясь подобрать нужные слова и вообще подступиться к этому разговору:
– Твой отец разве ничего тебе не рассказывал… обо мне?
Последние слова произношу едва слышно, глядя на Кристиана, не отрываясь.
– Как-то, знаешь ли, не довелось, – его лицо вновь кривится в знакомой усмешке. – Были темы поважнее. Например, гидроизоляция шахты и отвод подземных вод. В общем, не до тебя нам было. А что?
– Что ты знаешь о землях Пимар? – решаю зайти с другой стороны, потому что в его присутствии мне неловко, да и не хочется обнажать душу.
Кристиан морщится и презрительно выплёвывает:
– Гиблые земли, источник заразы и тьмы. Всякий, кто их касается, долго не живёт. По-хорошему, отцу бы давно отказаться от них. И пусть с ним возится кто-то другой. Но разве он откажется? Ему всегда и всего мало!
Просто он чувствует за них ответственность – проносится в мозгу.
– Знаешь что-нибудь о магии возрождения? – прохаживаюсь неторопливо вдоль стола, раз уж он меня не выпускает.
– Очередная сказка для дебилов, – кривится Кристиан. – От людей было бы больше пользы, если бы они меньше слушали глупые рассказни, и больше работали. Это враньё, байки для слабоумных.
Моё терпение неожиданно заканчивается. Резким движением задираю рукав платья и протягиваю ему руку с тонкой росписью золотого рисунка:
– Знаешь, что это? – сверкаю глазами.
Кристиан смотрит на сгиб моего локтя, не моргая, коснуться не пытается. Спустя пару секунд его лицо освещается узнаванием:
– Быть не может, – шепчет он тихо, затем поднимает на меня потрясённые глаза.
– Я существую, да, – одёргиваю рукав вниз. – Теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему нам с тобой нечего делить? Через год ты обо мне даже не вспомнишь, как и твой отец.
Последние слова проговариваю тихо.
– Он чудовище! Я так и знал! Мерзкий самовлюблённый эгоист, который думает лишь о себе и деньгах, больше его ничто не волнует! Так было раньше, так остаётся сейчас. Ничто не поменялось! Сначала моя мать, теперь ты. А не пора ли уже и ему самому сыграть в ящик?
– Не смей! – за доли секунды подлетаю к нему и отвешиваю звонкую пощёчину.
Кристиан смеряет меня высокомерным взглядом. Я заикаюсь:
– Не смей плохо говорить о Лэйтоне! – теперь уже кричу, захлёбываясь, меня несёт. – Тебе повезло знать своего отца! Так цени это! Я бы всё отдала, чтобы хотя бы краем глаза поглядеть на свою мамочку и папу! Но я их не знала! Они умерли, когда я маленькой была! Я их не помню, а хочу! Но ничего не исправить и не вернуть! А что делаешь ты? Бездарно тратишь ваше с отцом время не на то! И даже не думаешь, что можешь не успеть сказать самые главные слова! Потому что жизнь коротка, и может оборваться в любой момент! Он всё делает, чтобы развивать свои земли, и разве можно его в том винить? А ты что сделал? Критиковал и смеялся? Хочешь быть лучше за чужой счёт? Ты жалок, Кристиан!
Толкаю его плечом и уверенно иду к выходу. Он не останавливает.
Сама не понимаю, как оказываюсь в своей комнате. Здесь прохладно, не помешал бы горящий камин, но мне смертельно лень его зажигать.
Прохожу в спальню. Падаю на кровать, раскинув руки, как была, в платье
Я никуда не пойду сегодня, сил просто нет, и аппетита тоже. Незнакомое чувство. Интересно, оно как-то связано с пробуждающимся даром и моим постепенным угасанием?
Лежу, не двигаясь, отвернувшись от входа. Кажется, я проваливаюсь в дремоту, как вдруг слышу уверенные шаги через гостиную, которые глушит пушистый ворс ковра, затем у себя в спальне. А затем раздаётся знакомый ледяной голос с нотками недовольства и здости:
– Ну, и? Что за дела? Почему не спустилась?
Лэйтон, утром того же дня.
Строительство шахты идёт с опережением плана, что не может не радовать. И даже откровенная скука во взгляде сына в совместной поездке туда не смогла испортить мне день.
Это он сейчас думает, что управление поместьем и развитие земель – «не его», но настанет время, когда он будет вынужден расставить приоритеты правильно. И когда ему придётся принять дела. А чтобы это сделать, нужно хотя бы немного во всём разбираться.
Именно поэтому я потребовал его приезда. Сколько можно уже носиться по свету? Пора начинать вникать.
Кристиан думает, что вернулся на время, но он ещё не знает, что я настроен сделать всё, чтобы он остался навсегда.
В поездке на шахту всякий раз тайком смотрел на него в надежде увидеть в его глазах хотя бы что-то, какую-то тень интереса к тому, что он видит вокруг: родным холмам, пушистым елям, сиреневым полям вереска.
Деревья разделись, готовясь к зиме, и блестящая гладь озера, раскинувшегося за окном кареты, сплошь была покрыта золотистой листвой. Солнце в наших краях висит низко, и сквозь плотную дымку холодного тумана пробивается его тусклый свет, но не тепло.
Суровая красота родных мест радует глаз всякий раз, когда я смотрю вокруг.
Но Кристиан слеп. Он не видит того, что вижу я. Смотрит перед собой в одну точку, витая где-то в своих мыслях.
– О чём ты думаешь? – спрашиваю его открыто, откинувшись на жёсткую кожаную спинку сиденья.
– Ни о чём, – отвечает резко, скрещивает руки на груди, зябко ёжится. – Холодина здесь у вас, просто мрак.
Проглатываю и его презрительный тон, и это самое «у вас». Напоминаю себе, что нужно наладить общение любой ценой. За этим я вызвал его.
– Ты привык к другой погоде, верно? – уточняю осторожно.
Кристиан не спешит с ответом, но в его глазах впервые загорается мечтательный живой огонёк. Чувствую неприятный укол, когда он произносит:
– Там, где я жил последние восемь лет, солнце огромное и яркое, белоснежный песок, как мука, бирюзовая гладь океана. Там просыпаешься с восходом солнца и пением птиц, и засыпаешь, стоит ему укатиться за горизонт. Там жарко в расстёгнутой на груди рубашке. Там самые красивые девушки, – сын безмятежно улыбается, его взгляд затуманен, – смуглые, они вплетают в волосы яркие цветы и танцуют под ритмичный бой больших барабанов. Там повсюду еда, стоит только протянуть руку к ближайшему дереву, и вода – достаточно вскрыть гигантский орех, которых полно вокруг.
– И чем же там можно заниматься? – спрашиваю сухо, желая опустить его с небес на землю. – Как зарабатывать и на что жить?
– Ох, отец, – кривится Кристиан и вздыхает. – Ты опять за своё! Понимаю, тебе сложно в это поверить, но не всё в этом мире измеряется деньгами. Мы организовали там общину, построили школу для магически одарённых детей, больницу, храм Стихий. Представляешь, – здесь он вновь оживляется, – ничего этого не было на сотни островов вокруг! А теперь есть!
– Кто это мы? – выхватываю из всего потока розовых восторгов единственное, что меня заинтересовало.
Кристиан бросает на меня быстрый взгляд и снова прячет глаза:
– Мы – это я и ещё несколько знакомых.
– Фамилии? – сверлю его взглядом.
