— Матушка, — поклонился Арман, её красавец сын, её первенец, её баловень. Королева подавила в себе желание прижать мальчика к груди и склонила голову в знак приветствия.
— Ваше Величество, — присела в реверансе Фарусса, пряча взгляд под опахалом чёрных ресниц. Королева придирчиво осмотрела девушку и не нашла в ней ни одного изъяна. Подивилась прозорливости Ксении. Хоть та и глупая, но в людях разбирается. Фарусса станет безупречной правительницей, когда придёт время Армана взойти на престол.
Подав невестке руку, королева помогла ей подняться и спросила с нарочитой улыбкой:
— Пришли проведать меня?
— И это тоже, матушка, — ответил Арман. — Ещё пришли просить за Ксению.
— Не стоит. Ваш отец уже принял решение, виза на указе опечатана королевской магией. Она обречена.
— Но вы тоже не желаете её смерти, матушка! — с необычайной горячностью воскликнул всегда спокойный принц. Королева улыбнулась сыну:
— Мальчик мой, что толку говорить об этом? Никто не посмеет оставить горящий фитиль на бочке с порохом!
— Но Ксения не опасна для нас, матушка, она помогла мне раскрыть глаза и увидеть Фаруссу, помогла Андро с усмирением зверя… Она не может быть опасной!
— Пустое, Арман, сын мой. Казнь состоится на закате. И вы с вашими братьями будете наблюдать за ней с балкона.
Королева легонько махнула рукой, давая понять, что аудиенция закончена. Арману ничего не оставалось, кроме как взять жену под локоть и удалиться. Королева вздохнула и прошла к своему любимому креслу. Села, протянув руку. Тайра моментально вложила в её пальцы бокал с освежающим отваром. Отпив глоток, королева сказала задумчиво:
— Распорядись-ка привести сюда кухонную девку по имени Арика. Посмотрю на неё.
— Зачем вам кухонная девка, Ваше Величество? — изумилась фрейлина.
— Сказала же: посмотрю. Указали мне на неё. Андро женить надо. Ступай, распорядись.
Ксения не ошиблась с Фаруссой, быть может, эта Арика также станет правильным выбором…
Тайра выскользнула за дверь и вскрикнула. Королева обернулась узнать, в чём причина столь несдержанного поведения, и увидела младшего сына, который не удосужился доложить о визите, а просто-напросто ворвался в салон и топнул ногой посредине комнаты:
— Матушка, вы должны немедленно освободить Ксению!
— Богиня, — только и смогла выговорить изумлённая королева. Потом откашлялась, выпила ещё глоток отвара и продолжила: — Гевин, где ваши манеры?
— Не до манер, матушка, когда человека убивают напрасно!
— Послушайте, Арман приходил ко мне несколько минут назад с той же просьбой, — с раздражением ответила она. — И я ответила ему точно то же, что отвечу и вам: хлопотать за Ксению бесполезно, ибо ваш отец и наш король повелел, а решений своих он не меняет никогда. Подите освежитесь. Вам должно присутствовать на казни.
— Жестокость, одна жестокость… — пробормотал Гевин, меняясь в лице. Его скулы заострились, желваки заходили ходуном. Мальчик так волнуется… С чего бы? Неужели… Ох нет! Это совсем не нужно!
— Гевин, скажите матери, как на духу! Вас околдовала эта девица?!
— Матушка, со всем уважением к вам, глупость никогда не была вашим недостатком! — с досадой ответил Гевин. — В Ксении нет зла, она дарует жизнь! Я сам был тому свидетелем и поклялся, что не дам уничтожить её!
Королева покачала головой. Мальчик заблуждается с такой искренностью… Он влюблён. Бедный… Разве не внушали ему с самого раннего детства, что его чувства не принадлежат ему, что они не должны влиять на выполнение долга?! Сейчас его долг — быть одним из принцев королевской крови и подчиниться воле родителей. Нет, нет, нельзя медлить. Пять десятков невест дожидаются в шатрах у дворца. Королева уже заприметила некоторых, и необходимо выбрать одну, чтобы сыграть свадьбу Гевина как можно скорее. Вот, скажем, одна из купеческих дочерей, леди Зафарская из ближней волости: хороша, как фарфоровая кукла, и смирна, как объезженная пони. У этих купцов нравы посвободнее, чем у аристократов, девочка обласкает Гевина, утешит и станет хорошей женой.
Главное — пережить сегодняшнюю казнь и вздохнуть свободно.
— Ступайте, Гевин, — сказала сыну тоном, не терпящим возражений. — В вас говорит юность и горячность, но я знаю, как выбить дурь из вашей головы. Сегодня после казни вы познакомитесь с будущей женой, которую я выбрала для вас. Ступайте и подготовьтесь.
Гевин раздул ноздри, сдерживая порыв, а потом сказал тихим голосом, который королева слишком хорошо знала, чтобы оставаться спокойной:
— Что ж, раз вы так решили, матушка… Откланиваюсь.
Он рывком наклонил голову, прощаясь, и вышел так же резко, как и вошёл.
— Эммелина! — позвала королева. — Ты где?
Фрейлина появилась практически сразу. Присела в глубоком реверансе, ожидая распоряжений. Королева помедлила и велела:
— Позови мне начальника гвардии.
За Гевином нужно присмотреть, иначе он натворит глупостей.
* * *
Платье было роскошным. Рельефный атлас, или как тут называется эта ткань, приятно облегал моё тело, а от пояса расходился клиньями широкой юбки, пышной и тяжёлой. Ветерок холодил неожиданно открытые плечи, шевелил широкий кружевной воротник и путался в волосах. Их мне уложили высоко, открыв шею.
Чтобы палач не промахнулся?
Я медленно шла по расстеленной на траве чёрной ткани. Смотрела прямо перед собой. Птички не чирикали, коровы не мычали. Только люди перешёптывались да кое-где звякала сабля гвардейца.
От красной формы зарябило в глазах, и я опустила веки. Гвардейцев была тьма. Они окружали помост, а за их плечами толпились слуги и служанки. Я не хотела на них смотреть. Не хотела их слушать. Ещё меньше мне хотелось видеть королевскую семью, которая, как мне сказали, уже стояла на балконе дворца, наблюдая за моим путешествием по двору.
Поднять взгляд на балкон — значит, искать среди знакомых и не знакомых лиц Гевина. Значит, разочароваться в нём до конца. Не хочу!
Я хотела вздохнуть, вдохнуть поглубже, чтобы последний раз насладиться свежестью воздуха, но не смогла. Магические оковы стиснули грудь. Обернувшись к одному из жрецов, я попросила:
— Ослабьте, пожалуйста, я не убегу.
Маги переглянулись. Хватка искристых щупалец не изменилась. Не хотят. Боятся. Чего им бояться-то? Одурманили ведь, контролируют… Легко это — пятнадцать на одну. А бежать я, и правда, не хочу. Куда мне бежать, я ведь не из этого мира. А в этом мире мне нигде не будет покоя.
Я подняла лицо к небу, улыбнулась рассеянно. И посмотрела вперёд.
На помосте стояла плаха. Я всегда её именно такой и представляла: огромный пень с глубокими трещинами на спиле, от топора… И палач тоже огромный. Только у него нет на голове чулка с дырками для глаз. Зато топор шикарный. Боже, неужели это я желала увидеть воочию семнадцатый-восемнадцатый века? Желала — получи оглоблей. Прочувствуй, так сказать, на собственной шкуре. Точнее, на шее. Вот они: дикие люди, лишённые жалости и чувства справедливости. Крови ждут. Ждут, когда магия, данная мне Богиней, вытечет вместе с кровью. И тогда успокоятся, разойдутся по своим делам. Забудут меня.
И Гевин забудет. Он уже забыл. И обещание своё забыл. Просто слился, говнюк. Мало я его сковородкой, не все извилины вправила. Впрочем, там и так клинический случай. Меня даже досада взяла, что млела по его поводу… Ошиблась, надо было, как Арика, волка брать.
Да и не пошло бы оно всё!
Думают, буду плакать и просить пощады? Фигушки.
Я выпрямилась, насколько смогла, и вздёрнула подбородок. Я буду Марией-Антуанеттой. Анной Болейн. Я буду гордой и красивой. Я сама положу голову на плаху. А знаете почему?
Потому что жить не хочу без… Без Гевина, да. Пусть ему будет плохо. Хотя… Кому я вру? Не будет ему плохо. Вон, невесты стайкой жмутся в углу площади. Выберет себе одну из них и будет жить долго и счастливо.
А меня уже не будет.
И я никогда не увижу больше маму…
Три ступеньки на помост я преодолела без труда. И палачу улыбнулась. Спросила:
