— Я буду отстаивать ваше право на жизнь тут, — пообещал Эйнар.
Но, несмотря на поддержку, в серых глазах еще виднелась былая холодность и обида. Смутное воспоминание мелькнуло в голове и выскочило на свет непонятной ей самой фразой:
— Давен просил тебя не злиться, а то хвост облезет.
Впервые Айла видела, чтобы мужчина бледнел настолько сильно. На лбу заблестел венец из пота, а глаза налились тьмой.
— Я не злюсь, Айла, — его голос звучал глубоко и хрипло, — может, лишь на себя. Потому что не могу примирить в своем сердце радость за вас и скорбь по брату.
И оборотень исчез вслед за остальными.
— И ты все еще думаешь, что тебе снился лишь сон? — Горячие объятья прогнали дрожь и успокоили почему-то взбрыкнувшее в тревоге и легком страхе сердце. — Не знаю, как поступают человеческие Боги, но история оборотней говорит, что порой Мать Волчица появляется в наших лесах, чтобы помочь тем, кто в этом нуждается.
— Но вряд ли она поможет, когда будут решать…
Мир перед глазами перевернулся, и последние слова пропали в глубоком поцелуе. От метки по позвоночнику заструилось тепло, закручиваясь томлением внизу живота. И кровь, как по щелчку пальцев, стала похожа на искристый эль, что делает голову хмельной, а ноги слабыми уже от первого глотка.
Голод по ласке мужчины поймал ее в ласковые когти, мягко запустил их под кожу, лишая возможности думать о чем-то, кроме горячих рук и жадных губ. Кайрон совсем-совсем не позволял коснуться себя все эти дни. Ласкал губами или пальцами, не слушая тихой мольбы быть с ней как прежде.
Вот и сейчас вдруг отстранился, пытаясь разорвать объятья.
— Айла, ты устала…
Да сколько можно! Глаза упрямого оборотня удивленно сверкнули, когда она с силой дернула его за руку, пытаясь увести в логово. И даже слегка зарычал, стоило толкнуть в каменные плечи, вынуждая сесть на кровать.
— Я устала? — шипела, устраиваясь на его коленях. — Это ты устал! О, я знаю! Наверное, людские женщины были о-о-очень дружелюбны к испуганному варвару. И поспешили утешить бедняжку!
Клыки обнажились, но она смело припечатала свои слова поцелуем. Таким же глубоким и откровенным, что дарил ей он, разжигая в крови жажду забыться в его руках и ласках.
— Я чувствую себя хорошо, — руки скользнули под темную рубашку, оглаживая напряженные и вздрагивающие мышцы крепкой груди и живота, — ты, - ладонь скользнула ниже, — чувствуешь себя… м-м-м, ну очень хорошо!
Сжала пальцы, и его ответный стон заставил задохнуться от нетерпения.
— Ты… беременна, — прошипел сквозь зубы, толкаясь навстречу ее ласке. — Айла!
— И очень хочу отца своего ребенка!
Потому что сил уже не было терпеть их неполную близость и отговорки, что ей надо отдохнуть. Да она только этим и занималась, но чувствовала себя с каждым днем все более уставшей. Близость Кайрона дразнила. Воскрешала в памяти его самые откровенные ласки и бесстыдные позы, в которых Айла оказывалась, содрогаясь и крича от наслаждения. И больше ее не смущали ни широко раздвинутые ноги, ни свет очага, позволявший ей и мужчине видеть, как их тела соединялись раз за разом в совершенный, самый чудесный образ единства не только сердец, но и тел. Ни днем, ни ночью ей не было покоя от соблазнительных мыслей снова почувствовать его внутри, но лона касались лишь чуткие пальцы или проворный язык. Этого было мало!
— Я хочу тебя, — захныкала, отталкивая его руки от потаенного местечка, — мстишь мне, да? За то время… О, как же ты выдержал!
— С трудом, — захрипел, снимая и сдирая с нее платье, — гладил и ласкал тебя ночью, а потом сбегал с твоим запахом на руках и… м-м-м, любимая…
Одно слово — и Айла упала откуда-то с самой высокой высоты. Это слово! Такое долгожданное, такое нужное! И прямо как в мечтах — глядя глаза в глаза. Он не лукавил — оборотни не швыряются красивыми фразочками, чтобы потом спокойно переступить через них, как через досадную помеху. И если говорят, то лишь о том, что переполняет сердце. Как и ее собственное рвалось на части, тесное для короткой, но такой важной фразы:
— Люблю тебя.
И страсть, вспыхнувшая в его взгляде, волной толкнула их навстречу друг другу.
— Я буду нежен, любимая. Очень-очень осторожен…
Шептал, укладывая ее на бок. А потом медленно, мучая себя и ее, наполняя и растягивая мягкими толчками. Целовал шею и плечи, лаская чувствительную, до слез удовольствия, грудь и еще плоский живот.
Прижимался бедрами и замирал, давая почувствовать всю свою твердость, а потом выскальзывал дюйм за дюймом, заставляя скулить от чувства потери. К счастью и удовольствию — восполняемой. Снова, снова и снова. Пока комната перед глазами не задрожала в мутном мареве, теряя очертания, и перед уже зажмуренными веками не вспыхнули пляшущие звезды.
— Ка-а-айрон!
Ее стон едва ли походил на человеческую речь, и объятья стали крепче, а в лоне теснее, обостряя сладкую пульсацию внизу живота. Теплый поток семени хлынул в лоно, и следом новая яркая вспышка наслаждения прокатилась по телу, заставляя выгибаться и стонать в сильных руках. Закидывать руки и прижимать его голову к собственной шее, пока Кайрон ласкал метку, шире раскрывать бедра и плотно прижиматься ягодицами к замершим бедрам.
Кости разом превратились в желе, и Кайрон просто снял ее и уложил на себя, позволяя растечься на широкой груди. Между ног было ужасно мокро, но Айла блаженно улыбалась, наслаждаясь каждым знаком принадлежности любимому.
— Как наш детеныш?
Пожалуй, только удивление заставило ее слегка приоткрыть глаза.
— Детеныш?
— Я старался медленно. Чтобы… не навредить.
Вот теперь она могла даже приподняться на локтях и заглянуть в обеспокоенные глаза.
— Чем ты мог навредить? — коснувшись его сжатых губ, вздохнула. — Не знаю, как у оборотней, любимый, — произносить это слово было так приятно! Оказывается, ей этого не хватало, — так вот — у людей этим ребенку не навредишь, если мать чувствует себя хорошо, а отец нежен и внимателен. Ты был самым внимательным мужчиной на свете.
Легкая улыбка расслабила жесткие черты.
— После зачатия оборотни обычно ждут не меньше трех лунных месяцев, чтобы детеныш укрепился. Волчицы слишком легко скидывают щенков, — вздохнул, опять мрачнея, — мне нужно многое изучить о человеческих особенностях.
— Разве что только для меня. Родится волчонок.
Но сомнение в его глазах ложкой дегтя подпортило мед их долгожданной близости.
— А если нет то… то тебя точно не изгонят! А я могу поселиться поблизости…
Залепетала первое, что пришло на ум, но ее голову мягко уложили на плечо.
— Не надо, сладкоголосая. И тебе не стоит думать об этом.
В повисшем молчании она чувствовала приближение чего-то важного. Такого же, как недавнее признание.
— Еще лунный месяц назад меня привело бы в ужас известие, что нужно покинуть Айсвинд. Но верь мне — теперь нет. Я по-прежнему не хочу, и мой волк воет от тоски при мысли, что нужно уйти отсюда. Но мы оба умираем, представляя, что не услышим твоих песен или голоса каждый день. Не говори глупостей, любимая. Я никогда не оставлю тебя. Не важно, тут или на людских землях — ты рядом, а все остальное не стоит внимания.
Глаза защипало.
— Мы опять говорим о важном, лежа голыми в постели, — всхлипнула, пытаясь шуткой не дать волю слезам благодарности.
— Можем и за столом, — хохотнул мужчина, — правда, ты все равно будешь без одежды.
— Варвар! — выдохнула Айла сквозь довольную улыбку.
— Твой варвар, — ласково поправил Кайрон.
***
Глава 30
Найти лавку целителя в этом городке было не сложно. Труднее заставить себя второй раз оторваться от пары. Да ещё и беременной. Осуждающий рык волка Кайрон проигнорировал. И несколько удивлённых взглядов тоже. Но люди обходили его стороной, нутром чуя, что он им совершенно не рад.
Поправив наплечную сумку, Кайрон направился к зажатому между двумя домами зданию с зелёными ставнями.
Он вообще сейчас ничему был не рад. Там, в сотнях миль к северо-востоку, в логове вожака обитала самая вкусная, нежная и желанная самочка в мире — его сладкоголосая Айла, а в округлившимися животе толкался очень беспокойный детёныш. Эйнар клялся не спускать с девушки глаз и сторожить лучше, чем хранилище Клана.
