домой.
«К маме, к Женьке».
— Пожалуйста, верни меня домой, — попросила я.
— Тц-тц, не раньше, чем закончится эта история. Ты еще имеешь значение для сюжета, я чувствую это.
Этот сюжет уже сидел у меня в печенках, честное слово.
Ведьма какое-то время молчала, а потом вдруг перед носом у меня возникла маленькая хрустальная туфелька. Я машинально схватила ее.
— Что это?
— Ты меня порадовала, наконец-то стала покорной, — сказала Фея надменно, — возьми, если разобьешь ее, то я незамедлительно появлюсь.
Я скептически на нее посмотрела, и ведьма пояснила:
— Расценивай это, как благосклонность. Я хоть и не собираюсь отпускать тебя, пока ты не принесешь мне на блюдечке желаемый финал, однако могу помочь, если возникнут сложности. Так уж и быть.
— Сложности?
— Например, с Румпельштильцхеным. Ты ведь обречена. Он не отпустит тебя. Он спутает все карты. И если поймешь, что твои чувства мешают тебя двигаться к цели, то позови меня, и я заберу их.
— Мои чувства?
— Верно, Виталина. Или тебе больше нравится Анастасия, потому что так называет тебя сам Румпельштильцхен? — она расхохоталась
А затем исчезла.
Виталина… Собственное имя закружилось вокруг, как сотни раздражающих комаров. И каждый их укус заставлял думать и вспоминать о том, что я сейчас проживаю чужую историю.
Но главная проблема заключалась даже не в этом, а совершенно в другом.
Я люблю колдуна.
И совершенно не знаю, что с этом делать.
Я подошла к зеркалу, чтобы взглянуть на себя — единственного реального человека в этом иллюзорном мире, но обратила внимание не на лицо. Эти рыжие, рыжие волосы, чужие, выдуманные. Как я их ненавидела: они были пламенем, которое напоминало о проклятии, были огнем, который грел и приковывал к себе. Они сводили с ума, потому что я привыкла к ним, как птица привыкает к клетке и погибает, покинув ее.
— Жалкая ты и никчемная, — сказала я отражению, или оно сказало мне. — Настолько отчаялась, что влюбилась в сказку? Он не реален. Ничего не реально, понимаешь? Соберись.
Один классик однажды написал, что чувство легче вырвать, когда оно только расцвело, сильное и прекрасное, иначе потом от него уже не получится избавиться. Я решила тоже вырвать любовь…
Даже в мыслях слово «любовь» вызывало невнятный ужас. Но было самым подходящим. Поэтому я собралась вырвать из сердца именно любовь, пока она не вросла в меня слишком глубоко, как неискоренимый сорняк.
И для этого мне не нужна была помощь старой карги — вот еще! — я сама справлюсь.
Принятое решение разорвать отношения с Румпелем показалось тихой гаванью, чем-то спокойным, верным, знакомым. Это необходимый побег. Влезая в привычный панцирь, я задышала ровнее и уже совсем пришла в себя, когда в дверь деликатно заскреблись.
— Мр-р, как дела? — Люцифер протопал к креслу и, запрыгнув на него, развалился пузом к верху. — У меня вот прекрасно, потому что я узнал, что в королевский дворец поставляют соверш-ш-шеннейшую сметану. Мр-р… — он зажмурился от удовольствия.
— Только не говори, что опять пробрался на кухню.
— Не пробрался, а явился на ознакомительную экскурсию.
— Наглая морда, — я вымучено улыбнулась.
— Мр-р, возможно, зато смотри, как от королевской еды у меня лоснится шерсть! — он довольно похлопал себя по животу.
— Ну не знаю, я вижу только новые килограммы, которые даже черный цвет не скрывает.
— Ты просто завидуешь, — фыркнул кот, — сама уставшая и злая. Что случилось? Вчера у тебя глаза светились, а сейчас погасли, — он нахмурился.
— Я поняла, что лучше глазам не светиться, иначе можно перегореть.
— А вот я ничего не понял.
Я не ответила и легла на кровать, обняв подушку. Через какое-то время матрац прогнулся, и рядом устроился Люцифер.
— Анастасия, все в порядке?
Как давно это имя стало принадлежать мне? Ни кот, ни Румпель никогда не спрашивали мое настоящее имя, которое я и сама начала забывать, откликаясь на чужое. Словно так и надо, словно чужое имя важнее.
Я могла быть только Анастасией, потому что в сказке для Виты никогда места не нашлось бы. Зато у Виты была реальность: без любви и с проблемами, и далеко не сказочными.
— Меня не так зовут.
— Мр-р?
— Я не Анастасия.
Люцифер внимательно взглянул на меня, и отчего-то в груди проснулось чувство стыда. Он же ни в чем не виноват, он ведь просто кот из сказки.
— Имя не определяет человека.
— Ты не понимаешь, — я вздохнула, — ладно… Утро вечера мудренее, ну или как там. Спокойной ночи.
Но Люцифер не заснул, он вдруг поднялся и, встав на задние лапы, начал принюхиваться, шевеля усами и прижав уши.
— Что ты делаешь?
— Крысами пахнет, — отрывисто сообщил он.
— В комнате крысы?
— Нет, но они были. Золушка заходила?
Одна только мысль об Элле вызвала холодные мурашки. Я покачала головой и, накрывшись одеялом, спряталась словно от всего мира, а главное, от проблем — подумаю о них завтра.
Ну а сейчас — спать.
Поцелуй истинной любви
К завтраку я спустилась на солнечную веранду — та располагалась с южной стороны замка, откуда открывался вид на море, такое синее, что кружилась голова. На протяжении последних двух недель мое утро было лишено разнообразия.
Рутина: поздороваться с Золушкой, вежливо улыбнуться принцу после его комплиментов, затем проглотить еду, пропуская мимо ушей весь утренний разговор, и быстренько сбежать. Ничего сложного.
Но в этот раз принца не оказалось, и его стул пустовал. Элла сидела одна, чинно выпрямив спину, и разрезала яблоко. Она не взглянула на меня, но зато подвинула ближе тарелку с очищенными дольками.
— Где Эрик? — спросила я.
— Завтра он отправляется на корабле в соседнее государство, так что сейчас занят приготовлениями.
— Он уезжает?
— Да, Эрик говорит об этом уже несколько дней, ты бы знала, если бы слушала.
— И надолго?
— Нет, дня на три. — Элла вздохнула, — думаю, по возвращении он собирается сделать мне предложение.
— Что ж, поздравляю.
— Спасибо.
Мы обе замолчали. Я жевала очищенные Эллой яблоки, а она задумчиво мяла край скатерти. Солнце нагревало веранду, забирая утреннюю свежесть и заменяя ее духотой. Или, может, мне просто становилось труднее дышать из-за Золушки. В последнее время рядом с ней было совершенно неуютно: я чувствовала, как она меня ненавидит.
— Люмьер пропал, ты знала? — вдруг спросила Элла. — Сегодня утром слуги решили, что он проспал, а когда пришли будить, то никого не нашли.
— Действительно, странно.
Нетрудно было догадаться, что это дело рук Румпельштильцхена. Я понимала, когда рассказывала ему о Люмьера, что обрекаю того на печальный конец, но ни капли не раскаивалась.
— Вчера
