из моего прошлого оживали перед глазами и мелькали в темноте яркими навязчивыми образами. Я слышала детский крик, плач щенка, чувствовала на лице влагу, а в воздухе — запах крови. Самый жуткий мой страх вырвался из оков сна, давний ночной кошмар готовился воплотиться в реальность, приняв еще более пугающую форму.
Задыхаясь, я прижала ладонь к животу.
Они отнимут у меня все. Выдерут прямо из рук, как в детстве, — щенка. Заберут и ребенка, и любимого. И жизнь, если я не пожелаю смириться с потерями и стать послушной. И разум, если не смогу эти потери вынести.
Но разве я маленькая девочка, чтобы мне указывали, как жить? Мне больше не десять, и я не буду плыть по течению, умываясь слезами. Теперь я выросла и могу дать отпор.
Могу?
Распахнув дверь, я влетела в свою спальню и под изумленным взглядом Э’эрлинга полезла под кровать. Снизу, к деревянной решетке днища, атласными лентами был привязан нож. Прямой тонкий кинжал. Удобная рукоять из рога, короткое острое лезвие, заточенное с обеих сторон. Таким легко бить исподтишка. Спрятал в широком рукаве и при разговоре внезапно вонзил собеседнику под ребра.
Успею ли я нанести удар прежде, чем магия главной ситхлифы превратит меня в послушную куклу?
— Триса, что происходит? — Э’эрлинг наблюдал за мной, сдвинув брови.
Ему я тоже вручила нож — маленький, незаметный клинок, похожий на тот, что он прятал в сапоге, когда попал ко мне в плен.
На свое новое приобретение любимый уставился широко распахнутыми глазами.
— Ты объяснишь мне что-нибудь?
— Сунь в сапог.
— Мы бежим? — Лицо Э’эрлинга стало напряженным. Нагнувшись, он послушно пристроил нож внутри своей обуви, в потайном кармашке.
— Далеко не убежим.
Надоело жить в страхе, все время ходить по краю бритвы. Теперь ставки слишком высоки. У меня нет выбора. И нет путей к отступлению. Даже если Три тысячи пятнадцатая смолчит, через пару месяцев живот будет уже не спрятать.
Избавиться от ребенка, чтобы скрыть свою привязанность к его отцу?
О нет, я лучше избавлюсь от этой жестокой гадины.
С меня хватит!
— Триса, что ты задумала? — будущий отец, хмурый и сосредоточенный, схватил меня за предплечье.
— Готовлюсь к серьезному разговору, — я оттолкнула Э’эрлинга и повернулась к сундуку с одеждой.
Одна из моих туник была необычной, с секретиком — особый механизм в рукаве позволял спрятать кинжал и быстро выхватить его в случае необходимости. Нож сам падал в руку.
«Надо застигнуть ее врасплох, — подумала я. — Ударить резко. Пока она не ожидает. И бить сразу насмерть. Второго шанса не будет».
Единственный способ освободиться из рабства — стать новой Смотрительницей.
— Все это мне ужасно не нравится, — Э’эрлинг пытался заглянуть мне в глаза, словно искал там ответы на свои вопросы.
Я почти не слышала его голоса за ворохом мыслей в голове. Они ворочались там со скрипом и шорохом, как морская галька в мешке, и царапали разум острыми гранями.
«Если Три тысячи пятнадцатая проговорилась, Смотрительница будет настороже. Или не будет? Ведь она привыкла к нашей покорности».
— Триса, ты меня пугаешь.
«А если меня обыщут?»
Из шкатулки на тумбочке я достала тонкую бритву, размером с фалангу пальца, и спрятала за щекой. Это был мой личный трюк, хитрость, о которой никто не знал. Это маленькое лезвие я использовала, когда надо было незаметно пронести куда-то оружие.
Э’эрлинг смотрел на меня во все глаза. Его лицо стремительно бледнело.
— Все так серьезно? — прохрипел он.
«А если я не смогу подобраться к ней на расстояние удара?»
— Ты должен уйти.
Настала моя очередь хватать его за плечи.
— Пожалуйста, уходи и спрячься. Встретимся в лесу на границе Халланхора через двое суток. Помнишь, где мы разбили лагерь в последний раз?
Э’эрлинг тяжело сглотнул, а потом в ярости сбросил с себя мои руки.
— Ты с ума сошла?
— Пожалуйста, — взмолилась я. — Ты моя слабость. Они могут использовать тебя, чтобы меня шантажировать. Я не смогу совершить задуманное, если к твоему горлу приставят нож.
— Поэтому ты предлагаешь мне тебя бросить? — лицо Э’эрлинга превратилось в нагромождение подрагивающих мышц. На лбу вспух узор бьющихся вен. — Поступить как трус? Чтобы я перестал считать себя мужчиной? Ты это мне предлагаешь?
— Я не могу быть тебе нянькой. Я и так ужасно рискую и не могу отвлекаться еще и на твою безопасность.
Мне хотелось рыдать от его упрямства. В отчаянии я попыталась воздействовать на Э’эрлинга даром ситхлифы и в очередной раз потерпела поражение: любовь лишила меня власти над этим мужчиной.
— Мне не нужна нянька, — оскорбился мой эльф. — Я сказал вместе, значит, вместе. Сказал, будем помогать друг другу, значит, будем помогать. Сказал, что ты не одна, и не оставлю тебя в одиночестве.
— Ты не понимаешь!
Скрип, донесшийся от двери, ударил по напряженным нервам, и мы оба резко замолчали, повернувшись в сторону выхода.
Сердце толкнулось в грудь.
Дверь отворялась медленно, словно тот, кто за ней стоял, испытывал мое терпение на прочность. Наконец я увидела своих незваных гостей.
— Смотрительница желает тебя видеть, — прищурилась Три тысячи вторая, окруженная еще двумя ситхлифами и вооруженными стражниками. — И этого приказала захватить с собой, — кивнула она на Э’эрлинга.
Клинок, скрытый рукавом туники и лежащий вдоль моего предплечья, холодил кожу. Его рукоять из рога упиралась мне в сгиб локтя, кончик лезвия щекотал запястье. Тяжесть оружия успокаивала, но и тревожила, потому что нож, спрятанный в одежде, легко обнаружить при обыске. Возьмутся ли меня обыскивать? Придет ли кому-нибудь в голову, что я представляю угрозу? Напасть на главную ситхлифу Цитадели с ножом — самоубийство. Может, они уверены, что никто не решится на такое безумие? Подобная самоуверенность была бы мне на руку.
Сегодня коридоры Башни казались особенно длинными. Насколько я поняла, нас вели в зал с колоннами, и путь до него был бесконечен.
Окруженная стражниками, я внезапно почувствовала, что задыхаюсь. Какой низкий потолок! Он давит. Как близко подступают друг к другу стены! Так тесно! Да это же настоящая могила! Меня захлестнул страх человека, погребенного заживо. Я дернулась, потеряв над собой контроль, но тотчас подавила постыдный приступ паники.
Хотелось прижать руку к животу, но этот жест был бы слишком красноречив, а за мной следили. Ситхлифы, отправленные по мою душу, всю дорогу не сводили с меня глаз.
Я чувствовала на себе не только их взгляды, но и взгляд Э’эрлинга. Мы шли друг за другом, разделенные стражником. Любимый смотрел на меня поверх чужого плеча,
