Холод наполнил меня, проникая вглубь души, а во рту пересохло, словно там были опилки.
Мне нужно было что-то сказать? Сообщить кому-то, что я видела тут фейри? Они решат, что я сошла с ума.
— Хантер? — сказала Хельдра. — Элли Хантер, ты меня слышала?
— Хм? — спросила я.
— Ты должна знать, что мы останемся твоими подругами, — сказала Хельдра, пока я смотрела вслед фейри. Он был тут. Он шел по нашей деревне. Если они могли украсть сестру через круг и забирать коз незаметно ото всех, что еще они могли украсть? — Мы не будем избегать тебя, потому что ты слепая. Мы найдем для тебя небольшую работу, может, порой будем брать тебя на прогулки, да, Эдрина?
— Да, — согласилась Эдрина. — Мама говорит, что милосердие — хорошая черта для женщины.
— Моя мама говорит, что лучше вести себя разумно, — сказала я, но без пыла.
— Это тебе с Хуланной очень помогло. Вы обе забыли о разуме, когда отправились к тем камням, — нахально заявила Хельдра.
Фейри был единственным, что я видела четко за эти дни. А еще нечто сияющее на чердаке. Так что я могла полагаться на девушек, как Хельдра и Эдрина, до конца жизни, отчаянно желая их внимания и милосердия, чтобы они спасли меня от одиночества.
Возможно.
Но я видела, как тот фейри прошел мимо моего дома. Хельдра и Эдрина это не видели.
— Тебе нужно совладать с языком, — возмутилась Хельдра. — Если слаба, нужно быть хотя бы смелой, полной надежды и позитивной. Никому не нравятся те, кто скулят. Или циники.
— Я это запомню, — мрачно сказала я. Никому не нравились нахалки, но Хельдра все еще была жива.
— Элли? — позвала моя мама из дома. — Элли Хантер, подожди минутку, когда гости уйдут. Я хочу кое-что тебе показать.
— Бедная твоя мамочка, — Хельдра изображала сочувствие. — Она все еще думает, что ты можешь видеть.
Она цокала языком. Ее мать и матушка Фишер прошли мимо, забрали девочек по пути. Они шагали с уверенностью женщин, с которыми все еще были их дочери. Они пришли и выполнили долг с их пострадавшей подругой, и они, конечно, не радовались, увидев проблемы Генды Хантер с ее опозоренными дочерями-двойняшками. Так они выглядели в реальности, или это было только для моего нового «зрения»?
Странно, но слух стал сильнее обычного. И, пока я ждала маму, я услышала, как прибыл Олэн, раньше, чем увидела его.
Он хромал, как всегда. Левая нога чуть волочилась, и этот звук позволял легко заметить его. А еще его отец уже шел к моему у сарая коз, так что точно Олэн опустился на скамью рядом со мной. От него пахло папоротником с гор. От него пахло кругом, где я потеряла Хуланну.
— Нужно поговорить, Хантер, — я слышала отца Олэна. Его отец был тихим, доносился из сарая для коз, куда прошел мой отец из леса, на его плечах висел олень. Он охотился этим утром, как всегда. Это была его работа — охотиться на деревню, и это не прекратилось с потерей дочери.
— Козы не хватает, — сказал отец.
Ясное дело. Я видела, как ее украли. Он поверит, если я скажу ему?
— Пропали не только козы. И это только начало.
Глава четвертая
— Давай я угадаю, какие у тебя тайны, и тебе придется говорить, только если я прав, — тихо сказал Олэн. Он негромко играл на мандолине, но звук заглушал разговор отца. А я как раз хотела услышать. Типичные парни. Они все портили. Но нельзя же было сказать: «Тихо, я подслушиваю!». Да?
Я повернулась к нему, удивленная тому, каким четким он был для меня. Наверное, удивление было заметным на моем лице.
— Дай угадаю. Я сейчас выгляжу лучше, раз ты меня не видишь, — рассмеялся он.
Но забавным было то, что так и было. Олэн обычно не очаровывал. Он был выше многих в деревне, не отличался мускулистым телом, ведь был чуть старше меня. От этого он был нескладным. Особенно, если добавить хромоту и постоянно присутствующую мандолину.
Когда я видела его в последний раз, у него было обычное овальное лицо с типичными недостатками того, кто еще не стал мужчиной. Я знала о них больше, чем хотела с тех пор, как миссис Чантер спросила у мамы, есть ли лекарства от проблем с кожей в сундуке ее бабушки на чердаке. Бабушка была Путницей, а Путники были известны волшебными лекарствами, припарками и амулетами, хотя я была уверена, что они просто давали людям поверить в это, чтобы они оставили их в покое.
Описать Олэна вышло бы только как обычного, хотя он был моим единственным другом, что делало его для меня лучше, чем обычным. Но теперь он выглядел иначе. Лучше. Пропали пятна на лице. И он источал чистый свет, от которого все казалось проще, четче.
— Теперь ты знаешь мою тайну, — пошутила я. — Угадал.
Но я не хотела задевать его. Мне нравилось ощущение простоты в моем новом «зрении» рядом с ним. И мне нравилось, что ко мне пришел Олэн.
— У твоей мамы нет лекарств Путника от слепоты? — спросил он.
— Если есть, она не давала их. Ты все еще угадываешь мои тайны?
Он кашлянул.
— Давай еще раз. Не ты хотела пойти к Звездным камням.
— Это всем понятно. Хуланна — мечтательница, не я. Но не надо говорить, что Хуланна была плохой, иначе я даже слепой побью тебя этой палкой! — я стала искать ладонью прутик, который был рядом минуту назад.
— Он на четыре дюйма правее, — подсказал Олэн.
Я схватила прутик.
— Да. Этим прутиком.
— Дрожу от страха.
Я рассмеялась. Потому мне нравился Олэн. Потому мы сидели на краю собраний в деревне в счастливом молчании или за простой болтовней. Он не играл, не устраивал драмы. Он был просто Олэном.
— Еще догадка. Ты видела тех, кто забрал ее.
— Одного, — призналась я, лицо покраснело. — Ее забрал один.
— И он был красивым, — Олэн звучал так, будто знал.
— Ты следил из кустов? Я не помню, чтобы тебя видела.
— Это морок — он у них есть, и они используют его. Они могут сделать себя самыми красивыми на планете, но утром это пропадает, и остается то, какие они на самом деле.
— Это как брак с Хельдрой.
Он издал смешок.
— О, Хельдра не так плоха.
Конечно, он так думал. Он был мужчиной, а она была красивой. Я старалась скрыть кислый вид.
— Откуда ты знаешь так много о Сияющих? — осведомилась я.
— Моя работа — играть музыку в городе. Я буду Певчим, когда отец умрет.
— Да. Та мандолина уже действует мне на нервы.
Он сыграл короткое соло для меня.
— Ты же не думаешь, что мы играем музыку только для веселья? Это не звучит как ценная работа.
— Я не хотела это упоминать…
— Музыка отгоняет их — Светлый народ. Она ослепляет их, это как наш вид морока. Мы с моим отцом — стражи. Мы охраняем всех вас от Сияющих. От мира духов.
— Вижу, ты хорошо постарался, вот только стражи из вас не ахти.
Его дух пожал плечами.
— Нельзя защитить людей от их глупости.
— Думаю, я это заслужила.
Но это меня задело.
— Как-то колючка впилась в лапу моей собаке. А он всегда был самым добрым созданием.
— Блэкки, — сказала я.
— Не перебивай. Он спал в моей кровати. Ел с моей руки. Но когда он наступил на ту колючку, он стал бросаться на всех, пока ее не убрали. Укусил меня и оставил след. Я бы показал, если бы ты видела.
Я рявкнула в ответ:
— Но я не вижу. Это хуже колючки.
— Знаю, — он звучал так, словно говорил это честно. — Просто я хотел сказать, что не принимаю эти нападки на свой счет.
— Что ты тут делаешь? — он начинал раздражать меня своим пониманием и принятием. От этого было просто заплакать. А я не хотела плакать. — Хочешь, чтобы тебя укусили?
