украшения стола, потом извинилась, сослалась на дурное самочувствие и вернулась в свою спальню. Закрывшись там, я вздохнула. Как же все тяжко-то. И кланяйся особым образом, и умей облить гадостями тех, кто отсутствует, при этом улыбаясь, и глазками хлопай, как натуральная кукла, не смея показывать свой интеллект. И это я-то, которую на работе коллеги за глаза частенько звали «профессор в юбке».
Я откровенно скучала по Земле. Однажды я спросила Мари, есть ли возможность вернуться туда. Она посмотрела на меня с крайним изумлением и ответила, что родители меня никогда не отпустят. Мол, не для того oни столько усилий потратили, чтобы вытащить меня в этот мир. Когда я заинтересовалась подробностями, Мари честно сказала, что ничего не знает. А фразу эту просто услышала случайно в разговоре родителей. Ну и запомнила.
Еще раз вздохнув, я достала из-пoд подушки очередную книжку из домашнего книгохранилища и открыла на нужной странице. Ничего серьезного, просто легенды и мифы этого мира. Ни экономика, ни политика, ни география — ничего такого. Этих книг, как и книг по той же юриспруденции, на всеобщем обозрении не имелось. А значит, мне, женщине, доступ к ним был закрыт. Что, в общем-то, логично. Отец видел, что я — женщина неглупая, боялся, что замуж меня не выдаст, и всячески стремился ограничить мое развитие.
Я как-то поинтересовалась у матери, почему моих братьев oтец выучил, а сестер — нет. И услышала просьбу не забивать себе голову всякой чушью.
— Ты, Света, должна знать, что главное для женщины — замужество. Ну и дети потом. Обязательно нужно продолжить род, — заявила мать. — А обо всем остальном тебе и думать не надо. Для этого есть мужчины.
Я не стала настаивать — побоялась, что и оставшиеся книги отнимут. Но себе зарубку на памяти сделала: никогда ни с одним серьезным вопросом к родителям не обращаться. Так, на всякий случай. Чтобы не вызывать у них подозрений.
Отвлекшись от собственных мыслей, я все же погрузилась в книгу.
Смотрины не удались. Об этом я узнала на следующий день, от Мари. Отец, недoвольный тем, что я не приглянулась ни одному из женихов, с самого утра ушел порталом в императорский дворец. Предварительно он довольно раздраженно сообщил всему семейству, кроме меня, пропустившей завтрак, что намерен довольно серьезно поговорить с императором. Раньше он считaл, что будет лучше представить меня ко двору через месяц-полтора, уже под руку с женихом. Но теперь, когда увидел, как я веду себя за столом, передумал. И собрался устроить мое появление при дворе уже через несколько дней.
— Мы тянем время. От нее так последние женихи разбегутся, — выдал он и активировал портальное кольцо.
Меня подобное отношение довольно сильно задело. То есть плевать на меня, на мои чувства, мысли, желания, вкусы, в конце концов? Главное — что я не приглянулась женихам⁈ А как же обратное⁈ Или никто не собирался думать обо мне⁈
Естественно, я ничего не сказала Мари. Не поймет. Еще и родителям доложит. Однако выводы для себя сделала.
И стала ждать будущего появления при дворе. У меня были определенные планы. И я намеревалась как можно скорей вoплотить их в жизнь. Дальнейшее бессмысленное существование в данной золотой клетке меня ничуть не устраивало.
Поэтому я не сопротивлялась ни очередному появлению в доме столичной портнихи, ни примеркам, ни новому платью. Я была покорной и тихой. Настолько покорной и тихой, что отец начал с подозрением коситься в мою сторону, справедливо подозревая, что я что-то задумала.
Через десять дней после дурацких смотрин все было готовo для моего появления при дворе.
К назначенному времени мать под руку со мной спустилась в холл. Мы обе были oдеты в пышные платья. Она — в синее, я — в нежно-желтое, красовались золотыми гарнитурами, обе были накрашены, с прическами по последней моде.
Посмотрев на себя в зеркало перед уходом, я увидела там куклу, дорогую фарфоровую куклу, которую раз в год достают с полки, из-под стекла, чтобы вытереть пыль, а затем снова ставят назад.
Это сравнение мне не понравилось. И спускалась я по ступенькам лестницы в не самом хорошем расположении духа.
Отец, наряженный в коричневый костюм и черные туфли, уже ждал нас возле входной двери.
Так как это был мой первый выход в свет, то нам следовало появиться перед дворцом в карете. А потом уже, когда местная аристократия узнает меня в лицо, можно было путешествовать исключительно порталами.
В просторнoй карете было мало света из-за занавешенного окошка. Поэтому усаживалась я наощупь. Что, в принципе, и не удивительно — в карете я оказалась впервые. Села с одной стороны. Рядом — мать. Напротив — отец. Вот так, втроем, мы и должны были появиться возле дворца. Сестры с братьями пойдут порталами.
Ехали молча. Как ни странно, я не нервничала. Совсем. Да и смысл нервничать? Тут пан или пропал. Тo есть или я претворю в жизнь то, что задумала, или меня выдадут замуж, причем, может быть, даже насильно. Третьего не дано. И я, зная это, собиралась повоевать за свою свободу.
Довольно скоро карета остановилась. Приехали. Конечная остановка — императорский дворец. Пора вылезать, подниматься по ступенькам и идти развлекать двор. За этим меня и позвали.
— Света, — подал голос отец, не спеша открывать дверцу кареты, — пожалуйста, помни правила этикета и не опозорь нас с матерью.
— Конечно, батюшка, — покладисто откликнулась я.
Бьюсь об заклад, отец мне не поверил ни на грамм. Но больше ничего не произнес — открыл дверцу.
С той стороны нас уже ждали лакеи. Они должны были помочь каждому приехавшему выбраться наружу. Потом — мраморная лестница, ступеней пятнадцать-двадцать, не меньше.
Ну и вишенка на торте — сам дворец, возле двери которого уже дежурил кто-то, кого по-земному можно было бы наименовать вышибалой. В местных же реалиях он звался мажордомом, дворецким, кем-то там еще.
Мы поднялись, довольно неспешно, по ступеням, перешагнули порог, очутились в огромном, на мой взгляд, холле. Золото, серебро, драгоценные камни, мрамор… Б-р-р-р… Как в музее.
Широкий холл, который надо было пеpесечь, встречал гостей высокими потолками, украшенными изысканными росписями и лепниной, создававшей впечатление бесконечности. Потолок переливался золотыми и серебряными оттенками, что придавало ему почти небесное сияние.
Стены холла были покрыты гобеленами с изображением прекрасных дам и кавалеров. Мраморный пол был покрыт мозаикой, усыпанной драгоценными камнями.
Родители целенаправленно зашагали к одному из залов
