— Сможешь, — хмурюсь я. Кажется, триста лет простояли вот так. Я — в его руках. Вглядываюсь в черты его лица и замечаю, что того лучезарного юноши больше нет — есть мужчина. Вроде тот же, и не совсем. — Однажды уйдешь…
— Нет, никогда не уйду, — качает он головой. — Что бы ни случилось, я — твой, ты — моя.
— Ты забудешь об этом, — шепчу.
— Я вспомню, — прижимает к себе крепче. — Вспомню…
И так не хочется отпускать, но внутри все обмирает, и я закрываю глаза…
Я замерла, чувствуя, как набирает обороты сердце. В груди плеснуло такой звериной тоской, что я еле сдержала стон. В памяти одна за другой мелькали картинки страшных событий. Я вспомнила взгляд Киры, и на губах ожило единственное, что было важно:
— Азул…
Он же просил дать ему время… Он не мог меня бросить…
От знакомых до боли запахов меня едва не подкинуло в чьих-то руках, но выпускать меня не собирались от слова совсем! Стальные объятья сжались поперек грудной клетки так, что я едва не задохнулась.
— Майрин…
— Нет, — я раскрыла глаза и снова зажмурилась от яркого света. — НЕТ!
— Майрин! Успокойся!
— Нет, отпусти! Верни меня! — забилась я, выворачиваясь, и меня выпустили.
Я открыла глаза и перевернулась на четвереньки, чтобы тут же попятиться задом к изголовью кровати.
Аршад смотрел на меня горящими глазами из-под почти седых волос. Он постарел. Лоб расчертили несколько глубоких морщин, под глазами темнели круги, кожа будто выцвела. Но взгляд остался прежним — властным, жестким и подчиняющим.
— Не трогай меня, — выдохнула я дрожащим голосом. — Я не хочу.
Он прищурился, сцепив зубы, но попыток подойти не делал.
— Чего ты не хочешь? — неожиданно сурово потребовал он. — Моего ребенка, которого носишь?
Если бы в меня ударила молния, это бы не возымело такого эффекта, как его слова.
— Он тебе не сказал? — жестоко усмехнулся Джинн, прожигая меня взглядом. — Просто вышвырнул…
Нет. Нет… Я качала головой, не в силах поверить, скрутилась в клубок, обняв себя руками, и прикрыла глаза.
Ребенок?..
Теперь я понимала поведение Азула утром. Его взгляд, его слова…
Никогда не думала, что это меня сломит. В ушах уже стоял хруст, или это кровь шумела? Я боролась всю сознательную жизнь за свою свободу, право выбора, чтобы понять, что не они мне были нужны. Мне был нужен Дракон. Как воздух, как ствол могучего дерева, по которому плетется дикий виноград. Без него я умру…
— Майрин, — тише позвал Джинн, приближаясь.
А я умирала с каждым его шагом. Мне хотелось вспыхнуть и осыпаться пеплом, чтобы больше не чувствовать. Неужели я не заслуживаю хоть этой милости?
— Ты такого натворил с невинными оборотнями, — прошептала, пялясь перед собой, — отпусти их всех… Они же страдают…
— Отпущу. Теперь… — Он оказался совсем рядом. Присел у края кровати и, кажется, пытался заглянуть мне в глаза, но я не смотрела на него. Я не хотела смотреть вообще. — Что он с тобой сделал?
Все же удостоила Аршада взгляда:
— Он, ты… вы оба постарались, — меня накрыло дикой злостью, пальцы впились в покрывало, — ложь, предательство, шантаж… до сих пор считаешь себя спасителем?!
Я вскочила на ноги, но живот тут же скрутило от едва выносимой боли, и я взвыла, падая на колени.
— Майрин! — вскрикнул Джинн и схватил меня на руки, не понимая, что сейчас его объятья — худшее место в мире.
Ладонь Аршада прорвалась под халат к животу и надавила, обжигая кожу. Но он тут же вскрикнул, одергивая руку, а я вывернулась из его объятий и, хватая ртом воздух, попыталась подняться, но не смогла. Боль разливалась по телу, высасывая силы, корежила изнутри, а мне вдруг стало так страшно… но не за себя. За ребенка. Он же не виноват, что ему так не повезло…
— Тшш, маленький, — зашевелила губами, вспоминая свой сон. Ведь в нем я так боялась за котенка! — Я тебя не дам в обиду, мы всех победим… — скрутившись на краю кровати, я уложила ладони на живот, успокаивая себя и малыша. — И страшного джинна, и коварного дракона… Будем жить с тобой счастливо и долго…
Боль начала стихать, давая мне возможность вздохнуть, и по щекам покатились слезы.
— Майрин… — продавилась кровать позади меня.
— Ты знаешь, Азул не просил прощения… Он просто сделал все, чтобы я его простила. Ты же… считаешь себя единственным правым, прешь напролом, выжигая все на своем пути…
Взгляд зацепился за обгоревшие стены, закопченный потолок когда-то нашей с ним спальни. Теперь все обуглилось и почернело, так красноречиво говоря о состоянии Джинна в мое недолгое отсутствие.
Он усмехнулся:
— Да, моему брату всегда все сходило с рук…
— Что? — обернулась я.
Аршад медленно скользил каким-то опустошенным взглядом по мне:
— Азул — мой брат…
— Брат? — вытаращилась я на Джинна. Казалось, он совершенно не в себе.
— Да… У нас с ним была общая мать. Которую когда-то не смогли поделить два Повелителя… — он зло усмехнулся. — Его отец убил моего.
Он снова протянул ко мне руку, но, будто передумав, одернул.
— Когда я впервые увидел тебя в саду твоего отца в Эдальнаре… с Азулом… обрадовался. Стоило нам наведаться к твоему старику — Азул бежал тебя искать, а я шел следом и смотрел… как смеешься в его руках, как улыбаешься ему. На моих глазах рождалась такая необходимая мне слабость главного врага… Я ненавидел Азула так сильно, что мне хотелось сломать все, к чему он прикасался и что любил…
— Вот ты и сломал, — мой голос дрожал. — Все. Чувствуешь себя лучше?
Аршад тяжело сглотнул, но ответить не успел… Посреди комнаты уже знакомо пошли трещины, будто вспарывая воздух и полосуя пространство, заполняя его жидким огнем и тьмой, и из их разлома шагнул Азул.
Сердце забилось в груди от такой глупой минутной радости — он пришел! Он не бросил меня! Но… что это меняло?
— Азул, — сорвалось с губ, и он увидел меня.
Я съежилась, но в его взгляде было столько тревоги и… необходимости оказаться рядом, что захотелось снова дышать.
— Мира! — бросился ко мне, но его отбросила от меня стена внезапно вспыхнувшего огня.
Стены комнаты вспыхнули пламенем, лизнув потолок, и тот дыхнул черным дымом. Аршад замер в двух шагах от кровати, закручивая вокруг себя вихри огня. В его глазах бесновалась злость, сверкая в радужках злыми молниями. Азул застыл напротив, не спуская взгляда с Джинна.
Они не собирались разговаривать друг с другом. Я чувствовала, как к ним стягиваются невообразимые силы, и это напряжение напоминало затишье перед бурей. Только когда грянет первый удар, у меня, возможно, не останется смысла жить.
— Аршад, пожалуйста! — взмолилась я и заплакала, пытаясь встать. Живот снова начал пульсировать тугой болью, ноги дрожали, но я схватилась за изголовье кровати и выпрямилась: — АРШАД, НЕ НАДО!
И я рванулась из последних сил к Азулу, только добежать не получилось. Сделав всего несколько шагов, я задохнулась от такой яростной волны боли, что не смогла вдохнуть. Последнее, что помнила — кровь. По моим ногам бежали тонкие ручейки крови, из-за всполохов пламени вокруг показавшиеся золотыми…
* * *
Я не знаю как, но рядом с Мирой мы оказались одновременно. Только на руки схватил ее я.
— Воздух! — вскричал Аршад, но я перехватил его за руку:
— Перекидывай в центральную больницу! У меня нет сил, а она теряет ребенка!
Одна секунда, в которую наши взгляды пересеклись… и, наверное, никогда еще они не выражали столь одинаковые чувства. Я не мог ни защититься, ни обезопасить себя во время перехода за грань, и теперь было решать ему…
…Но я всегда в него верил, как идиот.
И, наконец, не ошибся. В отличие от меня, Аршад свою силу никуда не тратил — черта с два я бы выжил в нашей бойне сейчас. Но это все стало таким неважным по сравнению с Мирой в моих руках.
Мы выпрыгнули из-за грани в одном из дальних коридоров центральной больницы Абу-Даби и, не сговариваясь, бросились в одном направлении. Аршад несся впереди, ориентируясь на ходу и требуя помощи, я следовал за ним, прижимая Миру к себе. От запаха ее крови тряслись руки, а, когда, наконец, нас окружила бригада врачей, еле заставил себя уложить ее на каталку.
