— Даже не поцелуешь меня? — лукаво спросил орк. — Я ведь могу не вернуться…
От последней фразы сердце сжалось, я испуганно кивнула и потянулась к его щеке, но в последний момент орк дернул головой и мой неуверенный поцелуй впечатался в его губы. Целовал Дагон ненасытно, жадно. Будто наперед.
На глаза вновь навернулись слезы.
Спустя неделю после отъезда Дагона, я все также изнывала от жары, искала ответы в книгах и обучала детишек. Учеников у меня стало столь много, что, боюсь, вскоре придется уговаривать Дагона ставить для обучения отдельную постройку. Если я здесь останусь, конечно. И если Дагон вернется.
По ночам спалось плохо, меня терзали тревога и страх, я неистово молилась за орка и богам, и духам. Хотя, последние тоже внесли немалую роль в моих мучениях — их шепот теперь сопровождал меня везде, а воспоминания заменяли собой сны, вскоре и вовсе могли вспыхивать средь бела дня. Если бы я не проводила большую часть времени в своих покоях, то окружающие бы непременно начали крутить пальцами у висков. Писем от Клэр более не приходило, и я даже немного расслабилась, пожелав отпустить свое прошлое.
Однажды, лежа в постели посреди ночи и уперев взгляд в потолок, украшенный разноцветной россыпью стекла, я осмелилась задать шепчущим духам прямой вопрос:
— Почему я? Почему вы ко мне пристали? Я проклята?
— Нееет, — свистяще ответил мне женский голос, отделяясь из водоворота других.
— Значит, избранная?
Кажется, духи смеялись надо мной. И смеялись почти гоблинским смехом, поражаясь моему самомнению.
— Нееет, — повторил тот же голос.
— Тогда почему? — взвыла я. — Я не понимаю, чего вы хотите от меня?
— Открой им истину.
— Покажи.
— Пусть прозреют.
Тут меня пробрала такая злость, что даже все страхи на миг отступили.
— Вы после смерти все сошли с ума? Что со мной будет, если я выйду на площадь и начну кричать о шепоте духов? Меня тут же растерзают!
— Однажды…
— … придет время…
— … и ты им поведаешь.
Меня уже начинал пробирать истерический смех.
— Какое время? Я — чужачка, человек. Еще и с плохой репутацией. Какое время? Кто меня послушает?! Чего вы к кому-то из своих не пристали?
— Ты не запятнана кровью…
Это вызвало у меня еще большее недоумение. Орки ведь воины, а значит — убийцы. Все. И при чем здесь незапятнанный кровью человек?
Собственно, ничего нового. Одни вопросы.
Утром, злая и не выспавшаяся, я набросилась на Ульва, моего молчаливого стража. Требовала принести мне книг, абсолютно разных и много!
Несчастный все-таки сдался и повел меня в городской архив, о существовании которого я и не подозревала.
Здание было старым, изрядно пыльным и кроме старого, дремлющего гоблина, который являлся смотрителем, никого здесь не наблюдалось.
Прошмыгнув вдоль храпящего старика, я опрометью бросилась к самым дальним стеллажам. Казалось, что от единого грубого движения, они развалятся в пыль.
Спустя несколько часов я вконец отчаялась, почти взвыла. Ничего стоящего. Нашла лишь одну легенду — о старухе, которую именуют Вестницей судьбы. По сказанию, появляется она лишь в переломный момент, может притвориться жрицей или колдуньей, многие могут принять ее за безумную. Описание меня немного напугало — очень уж напомнило о той шарлатанке с праздника. Также имелась и приписка, что последний раз Вестницу видели в тот год, когда орки поменяли покровителей. И на предсказывала она им что-то очень неприятное.
— Увлекаешься чтением, дочь Харальда?
Я едва не выронила книгу из рук, когда услышала столь знакомый голос за спиной. Резко обернувшись, окинула Гро-Домина внимательным взглядом. Казалось, должен быть большим и неповоротливым, а вон… Тихий.
— Не хотел тебя напугать, — кровожадно усмехнулся мужчина.
— Меня так просто не напугать, — вздернула я нос, демонстрируя свое бесстрастное презрение.
Гро-Домин хрипловато рассмеялся. Глаза его глядели как-то недобро, будто он раздумывает — делать пакость иль нет. Я внутренне напряглась, ожидая очередного удара в спину.
— Признаться, я был удивлен тем, что Харальд так легко отказался от тебя. Думал, хотя бы поторгуется.
— Зачем вы об этом говорите?
— Тааак, — протянул орк и медленно обошел комнату, оглянулся, — мысли вслух. Ты знала о том, что Элеонор изначально была обещана мне?
Я замерла, пораженная, будто громом.
Следом за шоком пришел и гнев. Как он только смеет так говорить? Моя мать, принцесса снежной Норидии, принадлежала древней, чистокровной династии. И чтоб такую пообещали орку?!
— Так уж вышло, — обезоружено улыбнулся он. — Я пообещал твоему деду помощь в войне, ведь Норидию теснили соседи со всех сторон. А взамен я хотел лишь его дочь. Ну, правда, еще и ее приданное. Мы заключили договор, она должна была прибыть в сопровождении моих лучших воинов.
Гро-Домин подавил легкий зевок, лениво раскинулся на тахте около окна.
— Но так уж вышло, что Харальд со своим войском перехватил их около границы, вырезал стражу и женился на Элеонор. Я очень долго злился на него. Каждая новость вводила меня в бешенство, ведь мою законную добычу нагло украли. И вот, спустя столько лет, Луноликая Дева, дочь Харальда, в моей власти. Забавно вышло. Все обернулось так, как должно было быть двадцать лет назад.
— Я не в вашей власти! — прошипела я. — Я принадлежу домину клана Грах!
— Ох! — картинно спохватился Гро-Домин, а в его глазах вспыхнуло затаенное до этого злорадство. — Чуть не забыл! Я ведь только сейчас отправил весть дому Грах. А тут встретил тебя и совсем выветрилось из головы, что ты не знаешь!
Страшное, темное предчувствие сжало ледяной лапой мне горло.
— Что именно я не знаю?
— Домин Грах, — орк состроил фальшивую скорбь, — погиб. Начался шторм и его смыло волной за борт корабля. Мне прислали послание голубиной почтой сегодня утром. Сочувствую, Луноликая.
У меня все померкло в глазах, мир покачнулся и развалился на тысячи крошечных осколков.
Пол под ногами поплыл, а глаза застелила темнота.
Когда сознание вернулось в мое тело, я рывком присела на своем ложе и, вцепившись пальцами в платье Ру, закричала:
— Это ложь? Скажи, что это ложь! Он ведь жив, правда? Ру, не молчи!
Женщина, которая резко постарела лет на десять, горестно вздохнула и тихо ответила:
— Он мертв, милая.
Что-то щелкнуло, треснуло под ребрами и взорвалось невыносимой, всепоглощающей болью.
Сжав дрожащие ладони на коленях, я издала дикий, нечеловеческий вопль и, кажется, совсем выпала из этого мира. Там, где была я, существовала лишь боль, обжигающая и режущая, окрашенная кровью и морскими брызгами, поглотившими моего орка.
Я не чувствовала рук Ру, что ощупывали, били по щекам в попытках утихомирить, унять мои крики и вой. Зрение, слух будто отключили. Память тоже. это потом мне расскажут, что разбитые о стены стулья, порванные подушки и растерзанные одеяла — результат моих действий.
Все вокруг казалось лишь пустыми декорациями для театра, которые устанавливают перед выступлением бродячих актеров. Ненастоящее, фальшивое. Из реального — только сжирающая душу боль, неотвратимая и безжалостная.
"Он мертв" — хороводом крутилось в голове, не замолкая и не утихая.
Когда же все закончилось, я безвольной, сломанной куклой лежала около ложа, бесцельно направив взгляд куда-то в стену.
— Какой кошмар, — тихонько всхлипывала в углу Ру, прижимая дрожащие руки к лицу.
— Это не кошмар, — слова оцарапали горло, будто мне в рот насыпали пепла. Кажется, я сорвала голос и теперь говорила хрипло, едва слышно.
— А что же это?!
— Это конец. Всему.
Ру вновь заплакала, ее плечи сотрясала крупная дрожь. Раздавленная, будто на нее упала гора камней. Но не столь сломанная, как я.
Казалось, все цвета перед глазами померкли. Когда-то пестрое буйство красок, столь излюбленное орочьими сердцами, теперь смешивалось в бесцветную, серую мешанину.
