— Почему ты впускаешь в свою жизнь кровных родственников того куска грязи, который убил твою мать?
Она почувствовала, как глаза на миг стали волчьими, когда зверь поднялся на поверхность, чтобы выплеснуть гнев.
— Я его кровный родственник, — заметила Фрэнки. — Значит, и я грязь.
Джеффри, казалось, растерялся.
— Скоро распространится слух, что ты встречаешься с перевёртышем, раз мать Вэнса знает. Эта женщина ничего не утаит. Ты хоть представляешь, как тяжело будет Марсии слушать, что её внучка отплатила за всё, обратившись к людям, ответственным за смерть Кэролайн? — Он тяжело дышал. — Я не понимаю, почему ты хочешь, чтобы они были в твоей жизни. Ты делаешь это, чтобы наказать нас за то, что мы солгали тебе о прошлом?
Это задело Фрэнки за живое.
— Почему ты думаешь, что всё из-за тебя и Марсии? Это немного самовлюблённо с твоей стороны. Или, может, это чувство вины. Может, отчасти ты понимаешь, что поступил неправильно, солгав.
Он вздёрнул подбородок.
— Мы сделали то, что было лучше для тебя. Всегда так делали.
Ладно, теперь она разозлилась. Потому что это абсолютная ложь.
— Всегда? Правда? Я была в ужасе, когда впервые обратилась. Потому что была одна и не знала, что делать. Я несколько недель знала, что это произойдёт, потому что чувствовала, как волчица пытается подняться. Ты знал, как я была напугана, потому что я рассказала, но сказал, что мне некому помочь. Но ведь это не так.
— Для них нет места в твоей жизни.
— Ты позаботился об этом. Ты не думал, будь обратная ситуация, что бы ты чувствовал; ты просто вычеркнул их. Я ожидала лучшего от судьи. Разве ты не должен рассматривать ситуацию со всех сторон? Разве не должен относиться к другим с пониманием и без предвзятости?
— Они не заслуживали нашего понимания.
— А я? Не думаю, что ты когда-то учитывал меня в своём решении вычеркнуть их из моей жизни. Ты знал, что я наполовину перевёртыш. Знал, что мне будет трудно находиться вдали от других волков и не иметь своей территории. Знал, что однажды мне придётся обратиться и что кто-то должен быть рядом, убеждаясь, что всё прошло гладко. Ты принял решение, которое лучше для тебя, но не для меня. Ты принял решение, которое причинило им боль, так что не говори, что поступил так, как было лучше для меня. Может, вы с Марсией обманывали себя, думая, что это для моей пользы, но не обманывай меня.
Он раскраснелся.
— Мы сделали то, что считали правильным.
— Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в эту ложь. — Она вздохнула. — И что, запрёшь меня? Не отстанешь от меня, пока не сделаю то, что хочешь? — Фрэнки покачала головой. — Невероятно. Я взрослая женщина и могу принимать собственные решения.
— Тогда веди себя, как взрослая. Повзрослей. Найди настоящую работу.
— Лучше бы ты не говорил этой херни.
Они оба обернулись на звук голоса Трика. Он стоял в дверном проёме с суровым взглядом и стиснутыми зубами. Фрэнки прикусила губу. Может, дать ему ключ от дома не такая уж хорошая идея.
Когда Трик подъехал к дому, догадался, что Лексус в конце подъездной дорожки принадлежал либо дяде Фрэнки, либо её бабушке с дедушкой. А ещё предположил, что, скорее всего, её бывший рассказал им о свидании с Триком. Так что громкие голоса не стали неожиданностью. Он был готов вмешаться и защитить пару, нуждалась она в этом или нет. Но не был готов к боли в голосе, когда она рассказывала о том, как была напугана во время первого обращения. В её словах звучало то чувство изоляции и одиночества, которое испытывала тогда. Это опустошило Трика и его волка. Полностью разрушило. Хуже всего — семья матери знала, как она была напугана и ничего не сделала. Один телефонный звонок. Они могли бы сделать один грёбаный телефонный звонок, и Лидия была бы рядом, чтобы помочь. Но нет. А потом то, как Джеффри холодно и пренебрежительно съязвил, что Фрэнки следует найти «настоящую работу», стало вишенкой на торте.
Гнев захлестнул Трика, распаляя кровь. Он зашёл на кухню, схватил Джеффри за воротник и буквально протащил брыкающегося человека по коридору в студию Фрэнки. Там Трик подтолкнул его к скульптуре адского коня.
— Смотри. Смотри. — Джеффри посмотрел на скульптуру. Дважды. — Фрэнки сделала это. Не просто руками. Она создала это здесь. — Трик постучал себя по виску. — Скажи, что это ерунда. Скажи, что ты когда-нибудь делал что-то подобное. Скажи, что ты когда-нибудь смог бы создать что-то подобное не только руками, но и мозгом. Ты не можешь? Это не простое хобби. Это дар. Навык, который ценится галереями, художниками, критиками и любителями искусства по всему миру. Но её самыми большими поклонниками должен быть ты, твоя жена и ваш сын. Во всяком случае, она должна рассчитывать на вашу поддержку и уважение. Потому что такого рода креатив и мастерство заслуживают чертовски большого уважения. Я ошибаюсь?
— Ты не ошибаешься, — признал Джеффри, но в его голосе не было никаких эмоций.
— Тогда почему у неё этого нет? — потребовал Трик. — Почему ты не поддерживаешь её? — Джеффри не ответил. Просто смотрел на него. — Потому что Кристофер раньше рисовал? — спросил Трик. Глаза человека вспыхнули, и Трик понял, что попал в самую точку. — Он был художником. Ты видишь в ней эту черту, и тебе это не нравится. Но видишь ли, это твоя проблема. И её ты должен был проигнорировать из любви к Фрэнки и потому, что хочешь, чтобы она была счастлива. Но нет. За это тебе должно быть стыдно.
Вздёрнув подбородок, Джеффри фыркнул.
— Я не обязан это слушать.
— Но будешь. Я долго этого ждал. — Трик наклонил голову. — Я не знаю, почему ты связываешь это «хобби» с Кристофером, поскольку, если подумать, она, вероятно, унаследовала навыки скульптуры от тебя и твоей жены. Разве не ты всегда лепил из Фрэнки ту форму, которую хочешь? — Презрительно скривив верхнюю губу, Трик навис над ним. — Ты больше не будешь этого делать. Я не позволю.
Джеффри усмехнулся.
— У тебя хватает наглости стоять здесь и осуждать меня, когда твоя стая ответственна за смерть моей дочери.
