Незнакомка была так напугана. Пускай, у неё проблемы с законом, но зачем потребовался мой кулон? «Ты можешь… показать мне то, что… носишь на груди?» Это лишь аккумулятор на солнечной батарее, который позволяет мне заряжать гаджеты, если я забыл сделать это дома. Однако девушка сжимала его в руках, как драгоценность, будто он способен решить вопрос жизни и смерти…
«Иоланто, что с твоим телом?» Что имела в виду девушак? Просто догадалась, кто я такой? Но что значит «Иоланто»?..
Я сказал генералу правду: реакцию при попытке погружения в чужой разум можно было бы посчитать стандартной, однако активизировалось непривычно большое количество участков, а потом… До сих пор меня не покидает безумная мысль, будто девушка самостоятельно блокировала защитные барьеры…
«Тело просто исцеляется. Мысленно. Сознание работает до тех пор, пока рана не затягивается». Такая фраза — слишком заумная, даже для виртуальной наркоманки, которые любят красивые словечки. К тому же, не знаю ни одной вымышленной вселенной, где встречалась бы подобная идея. При желании этому можно было бы найти объяснение, как и возможно проанализировать активность мозга и странные образы, возникающие в сознании девушки. Но что объяснить я не смогу, так это чей-то взгляд, который я отчётливо на себе чувствовал. Можно солгать, будто это был Бронсон, но взгляд ощущался совсем с другой стороны — от девушки, хоть её глаза и были закрыты. Я уверен, что не сошёл с ума. Темнота в моей груди в тот момент стала почти осязаема. Я достаточно давно никого не обнимал, чтобы ни с чем другим не перепутать это сладкое ощущение, когда чувствуешь, как чьи-то заботливые и нежные руки сжимают тебя в объятиях… Хотя в этот самый момент девушка от меня, наоборот, отшатнулась…
Такого не бывает. Внутренний голос прав: в мистический бред я никогда не верил. Однако это больше, чем вера, — я знаю, что чувствовал, и знаю, что мне не привиделось.
Встряхиваю головой, пытаясь прогнать мысли. Не помню, когда последний раз так много думал об одном и том же, будто пытаясь разгадать загадку. Не помню, чтобы когда-нибудь вообще вновь и вновь вспоминал девушку, которую видел только однажды и даже не знаю её имени. «Ещё и виртуальную наркоманку», — подначивает внутренний голос, хотя следом появляется и другая мысль: «Она кто угодно, только не виртуальная наркоманка…»
Надеясь избавиться от ненужных мыслей, достаю из ящика альбом и, не до конца осознавая, что делаю, открываю пустую страницу, начинаю царапать бумагу карандашом. Под рукой только простой, из-за чего рисунок лишён каких-либо цветов, но краем сознания я отслеживаю, что глаза, возникающие на бумаге, очень похожи на глаза незнакомки. У меня никогда не получались портреты, но сегодня что-то изменилось.
Мои руки словно сами собой изображают очертания девушки, цветы, растущие прямо на коже — пускай не точно такие же, ведь я их не рассматривал так, чтобы запомнить все детали, — но общая картина кажется достаточно похожей на реальную. Пока я рисую, в голове воцаряется блаженная тишина, с каждым штрихом чувствуется, как меня покидают удивление и замешательство, а на смену им приходит… любопытство.
Всё-таки кто она такая?..
— Он до тебя добрался, — раздаётся надо мной испуганный женский голос, и я внезапно возвращаюсь в реальность. В тот же миг поспешно закрываю альбом и поднимаюсь, оборачиваясь к Ребекке.
— Ты её видела, — произношу я убеждённо, за считанные секунды понимая, что девушку моя начальница с лёгкостью узнала.
Взгляд Ребекки кажется таким же испуганным, каким звучал её голос пару мгновений назад. Значит, интуиция меня не обманула.
— Кто она? — спрашиваю я.
Начальница не отводит взгляд, но и на вопрос не отвечает.
— Тебе это не нужно, — только и говорит она.
Мне нечем крыть, поэтому я молчу, надеясь на то, что Ребекка всё-таки решит ответить.
— Ты забыл о нашем уговоре? — удивлённо спрашивает она, а, может, так напоминает. Но в этом нет необходимости.
— Помню, — признаюсь я Ребекке.
— Тогда ради чего ты хочешь его нарушить?
Она испытывающее смотрит на меня.
Действительно, ради чего?
Я сжимаю губы, иначе, наверное, открывал бы и закрывал рот, так ничего и не сказав. Выглядело бы глупо.
— Бронсон дал понять, что не отказался бы от моей помощи, — произношу я медленно, — мне любопытно, что могло… — не особенно хочется открываться, ведь у меня всегда это плохо получалось, но я могу довериться немногим, и Ребекка точно входит в их число, поэтому я продолжаю, — вынудить генерала в этом признаться.
Объяснение звучит неплохо. «Не для Дэнниса Рилса», — приводит меня в чувство внутренний голос, и поэтому я больше ничего не говорю. В полной тишине мы с Ребеккой долго смотрим друг на друга.
— Тебе это не нужно, — вновь произносит она, словно никак не может подобрать другие слова. Внимательно прищурившись и что-то отыскав в моих глазах, начальница понижает голос, когда говорит: — Послушай, ты знаешь, что будет означать твоё сотрудничество с Бронсоном. Любое, — подчёркивает она. — Не изменяй традициям, которые сам же создал: они не раз тебя выручали. — Наверное, на моём лице отражаются ещё какие-то эмоции, потому что Ребекка продолжает с откровенной досадой: — Если ты решил провернуть хоть одно дело с генералом, то знай, что для тебя это равнозначно самоубийству. Помогать его организовывать не стану.
Я горько усмехаюсь, скорее, из-за упрямства.
— Сдашь меня отцу?
Только когда я произношу эти слова, понимаю, что вопрос звучит грубовато. Мы смотрим друг на друга, и я не решаюсь ни просить прощения, ни объяснять свои слова. Ребекка смягчается первой и говорит очень тихо:
— Ты знаешь, что нет. — А потом она произносит почти жалобно: — Я надеялась, что тебя в это не втянут. Пообещай, что не будешь ничего делать.
Я отлично помню её недавний разговор с Бронсоном, и в груди зарождается трепет.
— Знаю, — признаюсь невольно, — и безмерно тебе благодарен.
— Но-о-о? — вопросительно тянет Ребекка, слишком хорошо зная меня и догадываясь, каким будет продолжение.
— Обещаю, что сам не буду стремиться что-либо предпринимать.
Моя начальница недовольно хмурится, осознавая, как я переворачиваю фразу, но знает, что большего ждать от меня не приходится. Я никогда не любил чёткие формулировки, зная, как они связывают по рукам и ногам.
— Подойдёт. Для начала, — неохотно соглашается она.
Я решаю, что на сегодня хватит с меня новостей и пора домой, но когда я уже оказываюсь почти перед самой дверью, Ребекка окликает меня:
— Дэн, у тебя есть предположения, кто эта девушка?
Я оборачиваюсь и на моём лице наверняка отражается удивление, но я как можно скорее беру себя в руки.
— Я пытаюсь поверить, что она — виртуальная наркоманка с хорошим эстетическим вкусом, — признаюсь я. — Потому что, если это не так, — невольно понижаю голос, — то не решусь строить предположения.
«Ведь они будут слишком смелыми, чтобы быть правдой», — дополняет мой внутренний голос, но я нахожу в себе силы промолчать. Мне действительно не нужны проблемы. И я не намерен нарушать обещание, данное Ребекке Олфорд.
Поэтому, когда начальница не говорит мне в ответ ничего, я просто ухожу, не задавая вопросов.
* * *
— Ты так рано? — спрашивает меня Коди на следующее утро. Его брови удивлённо приподнимаются. — На станции произошёл какой-то сбой? — шутливо продолжает он, и мне требуется приложить усилие, чтобы промолчать.
Мы в тишине поднимаемся на лифте, но когда выходим, а я так ничего и не отвечаю, друг говорит уже серьёзнее:
— Что-то произошло?
Ни за что не признаюсь, что отвратительно спал, а к утру решил, что хватит с меня этой пытки, и отправился на работу. Ведь следующим вопросом станет: «Тебя что-то тревожило?» — а отвечать на него я совсем не готов. В другой раз можно было бы по привычке отшутиться, но сегодня мне по душе быть упрямым придурком, поэтому, хорошо осознавая, что могу оттолкнуть друга своими словами, я произношу:
