вздрагивает, чувствую, как он напрягается всем телом. Он целует меня все крепче, лаская мои губы: то нежно скользит по ним языком, то, дразня, жестко прижимается к ним.
– Умоляю… – вырывается у меня страстная мольба. – Прошу тебя…
Прижимаюсь к любимому теснее. Он гладит меня по спине, будто успокаивая и уговаривая набраться терпения. Но как трудно бороться с безумным притяжением, звериным голодом.
Нас обоих словно затягивает в водоворот. Губы Кела вновь накрывают мои губы, и мы оба отдаемся страстному поцелую. Это длится примерно минуту, потом Кел отстраняется от меня, прислоняется лбом к моему лбу, в его темных глазах блестит решимость:
– Нет. Не сейчас. У нас заказан столик.
Но я не слушаю, вновь тянусь и целую Кела в уголок рта. Медленно, осторожно. Нежнее, чем прикосновение крыла бабочки. Провожу кончиком языка по его нижней губе и продолжаю целовать, привстав на цыпочки, запустив пальцы в его волосы, прижимая его лицо к своему. Пока не чувствую, что Кел полностью теряет контроль над собой.
Наша страсть вспыхивает, словно огромный костер.
Кел, уже изнемогая от желания, рычит, скользя языком в мой рот. Его поцелуй тороплив и жаден, и чем больше он берет от меня, тем больше растет мое желание.
– Боже! Такая отзывчивая, – хрипит любимый.
Но мы все равно успели и в ресторан, правда, собирались бегом и впопыхах. Вся косметика смазалась, от прически ничего не осталось, я лишь успела наскоро причесаться. Я смущалась того, что сама набросилась на Кела и вынудила отказаться от планов. Почти отказаться, потому что он объявил, что голоден как волк после нашей страсти и не собирается упускать столик.
Фелиция провожала нас, выбегающих впопыхах из дома, взявшись за руки, крайне недовольным взглядом.
Кел, разумеется, ехал не меньше ста километров в час.
– Я ужасно боюсь скорости, умоляю…
– Ничего не бойся, у меня отличная реакция, – Кел гладит меня по бедру.
– Не отвлекайся от дороги! – дергаюсь в сторону, но Кел, вместо того чтобы убрать руку, позволяет ей скользнуть меж моих ног.
Снова дергаюсь. Мое лицо вспыхивает, пылая с каждым разом все сильнее, когда он двигает рукой.
– Ты невыносим, – заявляю, когда автомобиль тормозит у очень красивого здания ресторана.
– Это ты завела меня, малышка. Ты все начала. Пойдем. Иначе мне от тебя придется откусить кусочек.
* * *
Поначалу за ужином мы молчим, полностью занятые едой. Насытившись, Кел откидывается на спинку стула и начинает разговор о всяких мелочах. Расспрашивает, созваниваюсь ли я с мамой, как они отдыхают. Пересказываю Келу последний разговор с мамой, почему-то у меня стойкое ощущение, что он готовится сообщить мне нечто очень серьезное, вот только никак не решится к этому подойти. Может быть, его беспокоит то, как родители отреагируют на нашу пару? Пожалуй, это самое вероятное. Невольно начинаю накручивать себя мысленно.
– Чего ты вдруг загрустила, Эрика?
– Подумала, что нашим родителям может не понравиться, что мы теперь вместе, – произношу с грустью. – Возможно, твой отец сочтет, что я недостаточно хороша для тебя…
– Что за глупости? Кто может судить об этом? Чем ты можешь быть нехороша? Тем более, это твоя семья, Эрика. Мой отец, я – мы твоя семья. С нами тебе не нужно быть какой-то особенной, только самой собой.
В ответ улыбаюсь с грустью, у меня сжимается сердце.
– Эти твои слова очень важны для меня. Спасибо. Но, думаю, ты не поймешь, какое одиночество испытываешь, когда люди, которые должны любить тебя больше остальных, даже знать не хотят о твоем существовании.
– Ты говоришь о своем отце? – Кел берет меня за руку, чтобы утешить. Отворачиваюсь, потому что на глазах выступают слезы.
Почему я вдруг вспомнила о своем отце? Это так редко бывает… Он не стоит ни слезинки…
– Может быть, поедем домой? – встаю из-за стола. – Я подожду тебя на улице…
Мне не хочется, чтобы Кел видел мое смущение и уязвимость, поэтому так веду себя.
Но он быстро догоняет меня, берет за руку.
Поворачиваюсь к нему, понимая, что скрыть слезы не получится.
– Я больше не могу разговаривать обо всем этом, пожалуйста… – шепчу, глядя в его глаза. Вижу в них тревогу. Он обхватывает мои запястья. Большим пальцем поглаживает кожу, и я вспыхиваю от этой простой ласки. Затем отпускает.
– Извини, что расстроил тебя. Я не хотел.
Мы молча садимся в машину, я задумчиво смотрю в окно, Кел сосредоточен на дороге. Через какое-то время понимаю, что мы едем не в сторону дома.
– Что происходит? Куда мы едем?
– Я решил, что нам не помешает небольшое путешествие на пару дней.
– Несколько дней? – повторяю изумленно. – Но у меня учеба! Я не могу… не могу вот так просто уехать! И так столько пропустила. И так спонтанно… Скажи правду, в доме опять что-то произошло? Снова нападение?
– Нет. Эрика, учеба от тебя не убежит. Ты и так выкладывалась на все сто. Слушай, я обещаю, никто не посмеет тебя отчислить.
– Ты не можешь этого гарантировать! – вскипаю. – Знаешь, это замашки богача! А я так не привыкла! Я из кожи вон лезла, чтобы туда поступить!
– Милая, доверься мне. Один только раз…
– И Николь! Она же на грани жизни и смерти! Я не могу бросить подругу!
– С Николь уже все хорошо. Скоро ты с ней увидишься.
– Что за бред! Да после таких ран…
Кел достает мобильный и набирает номер.
– Поговори с подругой, – произносит он в трубку и сует ее мне, не отрываясь от дороги.
– Алло! Эрика! Дорогая! – слышу голос Николь.
– Дорогая, – всхлипываю в ответ, меня трясет. – Тебе правда лучше?
– О да… Ох, Эрика… Ты даже не представляешь…
– Прости меня… Это я виновата. Позвала тебя пожить, и вот…
– Не вини себя, слышишь? Все хорошо! И не спорь с Келом. Он тебя обожает!
– Он везет меня куда-то… Даже не знаю… А ты когда пойдешь на учебу? Наверное, нескоро?
– Ну почему? На следующей неделе.
– Тебя уже выпишут?
– Думаю, да.
– Ладно… Надеюсь, за тобой хорошо ухаживают.
– У меня все прекрасно, Эрика, клянусь! Расслабься. Отдохни. Отдайся чувствам…
Николь отключается. Я какое-то время сижу неподвижно с телефоном Кела в руках, смотря невидящим взглядом перед собой.
– Но мы же ничего не взяли с собой! – восклицаю, немного подумав. – Одежда, зубная щетка…
– Все купим по дороге.
– Ты и так на меня столько потратил. Кстати, спасибо… я так и не поблагодарила тебя, – вспоминаю об этом и краснею, мне становится ужасно неловко. Сначала Кел заставил позабыть обо всем на свете
