слишком близко, практически прижав меня к стене, – и его взгляд будто бы искал в моем лице ответ на какой-то вопрос, и…
От стука в дверь вздрогнули мы оба.
– Эмиль? Все в порядке? – спросил Генри через дверь, и Хэйвуд наконец немного отодвинулся. Неловко повернувшись, я поднырнула под его руку, чтобы выбраться из своеобразного плена.
– Да! – крикнула я. – Все в порядке.
Бросив быстрый взгляд на соседа, который стоял на том же месте, но уже скрестив руки на груди, я открыла дверь. Генри окинул меня пытливым взором, отметил, что я выгляжу как обычно, и слегка расслабился. Друг еще поспрашивал меня, после чего, успокоенный и одновременно слегка разочарованный тем, что я, сославшись на усталость, объявила о своем желании лечь спать прямо сейчас, ушел.
Решив действительно пойти спать пораньше, я направилась в ванную. Хэйвуд снова демонстративно не замечал меня, что было к лучшему. Сейчас мне нужно поразмыслить обо всем в тишине.
Получается, теперь я – невеста Генри?
Невеста Генри.
Я думала, что на следующий день после того, как эта перемена статуса уляжется в голове, у меня получится порадоваться. Ведь Генри – мой друг и самый близкий человек. Мы всегда отлично понимали друг друга, и у нас схожее положение в обществе. Он джентльмен, я дочь джентльмена. Мы, в конце концов, соседи, и объединить оба имения выйдет очень удобно. Да нужно радоваться, что у меня будет молодой и красивый муж, который к тому же мой лучший друг, а не мистер Фиггинс!
Однако, едва стоило вспомнить о том, что теперь я помолвлена, как на меня накатывала глухая тоска и безнадежность. И еще… Вчера, когда Генри поцеловал меня, я не испытала ничего. Ничего особенного, я имею в виду – ни головокружения, ни учащенного сердцебиения, ни ощущения, что земля ушла из-под ног, и ты летишь прямиком в рай. В общем, ни одного из признаков, описанных в любовных романах. Тех самых признаков, которые указывают на то, что ты встретил настоящую любовь. Именно так, с придыханием и закатыванием глаз, произносили это словосочетание мои пансионские подруги. Да и я тоже – кто не мечтает о любви?
Вздохнув, я медленно поднялась с кровати и побрела чистить зубы. Уже настало утро – серое, хмурое осеннее утро, так подходящее к моему настроению. Хэйвуд еще спал, ну или притворялся. Его темные волосы разметались по белоснежным наволочкам, и он мерно дышал.
Едва я на него взглянула, как мысли в голове странным образом перемешались, и в памяти всплыл наш поцелуй на сцене. Тогда я тоже ничего не почувствовала, лишь неловкость и страх от того, что кровать внезапно разогналась и покатилась прямо в зрительный зал. Наверное, в такой обстановке невозможно было испытать какие-либо романтические переживания… Или просто поцелуи переоценивают?
Я попыталась представить, что бы почувствовала, если бы Хэйвуд поцеловал меня не на сцене, у всех на глазах, а как Генри вчера – в полутемном зале, где больше никого не было. Воображение нарисовало, как сосед приближается и, отведя прядь волос с моего лица, наклоняется ниже. Его руки ложатся на мою талию, и, вдруг прижав меня к себе, он говорит:
– Чего уставился?
– А? – Вздрогнув, я поняла, что стою и мечтательно пялюсь на Хэйвуда. Он сел в кровати, вопрошающе глядя на меня, и я, кажется, покраснела.
– Кхм… ничего, – кашлянув, отозвалась я, чувствуя, как в горле внезапно пересохло, и поспешно нырнула в ванную комнату.
Так, сейчас не время гадать, что было бы, если бы меня поцеловал кто-то другой. Тем более Хэйвуд, который с самого знакомства меня презирал. Хотя вчера он попытался мне помочь, когда подумал, что Генри меня шантажирует. Может, мой сосед не такой уж и ужасный. Но все равно, представлять подобные вещи некрасиво по отношению к Генри.
Дав себе зарок больше так не поступать, я решительно плеснула в лицо холодной водой. Очнись, Эмили Бишоп! Будущая Эмили Кармайкл. Ы-ы-ы…
После умывания я собиралась на завтрак со скоростью улитки. За что бы я ни бралась – все валилось из рук. Дошло до того, что я никак не могла сообразить, какие мне нужны на сегодня учебники. В конце концов даже Хэйвуд, который, похоже, обиделся на то, что вчера я не приняла от него помощь, сжалился надо мной. Быстро сложив учебники стопкой, он молча впихнул их мне в руки.
– Спасибо, – машинально произнесла я. – А откуда ты знаешь, какие у меня сегодня занятия?
Хэйвуд лишь закатил глаза и направился к двери. Я пошла следом, наконец сообразив, что если он мой одногруппник, то и занятия у нас сегодня одинаковые. Интересно, с кем заносчивый брюнет будет сидеть, когда я покину академию и выйду замуж за Генри…
– Ваша светлость, – вырвал меня из раздумий сухой старческий голос. Моргнув, я увидела застывшего перед Хэйвудом пожилого мужчину с безупречной осанкой и невозмутимым выражением лица. Он держал в руках какой-то сверток. – Примите мои соболезнования, – с этими словами мужчина поклонился, умудрившись сохранить спину прямой, словно проглотил линейку. – Вас ожидают во дворце для вступления в титул и принесения вассальных клятв.
«Ваша светлость». Это обращение к герцогу. Я вдруг сообразила, что еще вчера мой сосед был будущим герцогом Хэйвудом, и обращаться к нему стоило просто «милорд». Взгляд выхватил траурный кант на рукаве мужчины – вероятно, слуги Хэйвудов, – а также траурную каемку на письме, которое он протягивал моему соседу. Значит… его отец скончался?
Хэйвуд, лицо которого я не могла видеть, на миг словно окаменел. Я бросила обеспокоенный взгляд на его спину: может, он сейчас разрыдается? Или захочет расспросить, что произошло? Лучше мне уйти и оставить их одних.
– Спасибо, Камбел, – голос Хэйвуда прозвучал ровно и отстраненно.
Взяв у мужчины и конверт, и пакет, он развернулся и, скользнув по мне безучастным взглядом, зашагал обратно в комнату. Я только и успела, что шагнуть в сторону, чтобы сосед не снес меня. Несмотря на кажущееся равнодушие, взгляд у него был абсолютно стеклянным.
Слуга поклонился спине своего господина и исчез, а я, помявшись посреди коридора, все же побрела на завтрак. Наверное, если я сейчас пойду утешать Хэйвуда, он мне не обрадуется. Каждому горю нужно одиночество, по крайней мере поначалу. Пока оставлю его одного, а вечером попробую утешить. Если сосед позволит, конечно. Почему-то мне кажется, что такие люди, как Хэйвуд, подпускают к себе только самых доверенных друзей. А я, нелепый сардинский студент, вряд ли вхожу в их число.
При виде
