на ней всем весом. Захрустело, ломаясь, дерево, я завизжала и ухнула вниз.
Должна была бы ухнуть. Тело окутали голубые искры, на секунду я почувствовала себя легкой, словно пушинка, а в следующий миг меня поймали руки Виктора.
Я обхватила его шею, вцепилась, словно все еще падала.
— Держу, — шепнул он.
Дыхание согрело мне щеку. Карие глаза оказались слишком близко, заполнили собой весь мир. Сердце, еще не успокоившееся после падения, забилось вовсе как ненормальное. Перестало хватать воздуха, и разом пересохло во рту. Зрачки Виктора расширились, лицо приблизилось к моему, хотя, казалось, куда еще ближе.
В этот же миг напуганный моим визгом Мотя подскочил на всех четырех лапах разом, но вместо того, чтобы умчаться прочь, взлетел на яблоню, проскакал по ветке точно белка, снеся и без того опасно качавшееся ведро прямо на нас. Я хотела отдернуть Виктора с траектории падения, но он только прижал меня крепче, и получилось так, что, подпрыгнув на его руках, я притянула его голову, впечатав лицом точнехонько себе в грудь. Нас снова окутали голубые искры, ведро приземлилось мне на плечо — мягко, так мягко, что удара я почти не почувствовала.
Зато в полной мере ощутила, как ледяная жидкость окатила нас обоих.
Я бы заверещала снова — да дыхание перехватило от холода, как бывает, если разом бухнешь на голову ведро с ледяной водой. Только и смогла, что судорожно пискнуть, когда жидкость потекла мне за воротник.
Виктор аккуратно поставил меня на ноги. Снял с себя шапку, стряхнув в снег голубые капли. Сдернул с моего лица ткань, его прикрывавшую, достал из рукава носовой платок.
— Анастасия, вы неподражаемы. — светским тоном заметил Виктор, обтирая мне лицо. — Какого… гм. Вообще-то это обязанность мужчины закрывать жену от опасности собственным телом. С чего вдруг взбрело в голову вам, — он выделил голосом это слово, — закрывать меня в прямом смысле грудью?
Я пожала плечами. Нервно хихикнула.
— Но не могу сказать, что это было неприятно. — Внезапно он широко улыбнулся, и в этот раз дыхание у меня перехватило вовсе не от ледяной жидкости за шиворотом. Даже рот открыла, точно старшеклассница. —Несмотря на холод, которым вы меня обдали в прямом смысле.
— Я нечаянно, — пискнула я. Снова хихикнула — и рассмеялась.
Смеялась и смеялась, так что даже ноги ослабли — не вцепись я в его плечи, упала бы. И Виктор рассмеялся в ответ, так легко и беззаботно, словно его не обливали «какой-то гадостью». Отсмеявшись, я ткнулась лицом в его куртку.
— Я нечаянно, — простонала я.
— Не сомневаюсь. Иначе вы бы остались сухой, — хмыкнул он. — Пойдемте в дом, не хватало нам обоим простудиться.
Я отстранилась, ровно для того, чтобы заметить, как Мотя хвостом вперед сполз с дерева и умчался куда-то ко двору.
— Вот же паршивец. — вырвалось у меня.
Виктор снова рассмеялся.
— Говорят, животные похожи на хозяев. Глядя на вашего кота, я все сильнее в этом убеждаюсь. Где вы его взяли?
— Приблудился, — пожала я плечами. — Как ваша рука?
Он тоже пожал плечами.
— Царапины не стоят того, чтобы о них вспоминать.
Он двинулся к парадному входу, но я придержала его за рукав.
— Там закрыто. Пойдемте во двор.
Я ожидала услышать что-то вроде «очередная ваша блажь?» — но Виктор только сказал:
— Тогда давайте прибавим шагу, вы вся дрожите.
В самом деле? Мне казалось, что меня в жар бросало. Но после его слов я опомнилась, потрусила, огибая дом. Виктор размашистым шагом легко поспевал за мной.
Когда мы появились во дворе, Дуня, которая как раз вышла из бани, ахнула и выронила пустое ведро.
— Что случилось, Настасья Пална?
— Не протопилось еще? — вопросом на вопрос ответила я.
Дуня помотала головой.
— Тогда беги в кухню, ставь еще одно ведро на печь. И скажи Марье, у нас гость. Пусть найдет во что переодеть.
Зря я сказала про гостя, потому что лицо Виктора, только что живое и веселое, закаменело.
— Я поеду домой.
— Не говорите глупостей! — воскликнула я. — Не хватало еще, чтобы вы пневмо… воспаление легких заработали!
— Как будто вам не все равно, — повторил он мои слова.
— Не хочу, чтобы ваша преждевременная кончина осталась на моей совести. — Взяв за рукав, я потянула Виктора к двери, но он не шелохнулся.
— Можно подумать, она ее отяготит.
Кто кого? Его смерть — мою совесть, сообразила я в следующий миг, а он добавил:
— Еще и наследство получите.
Я скрипнула зубами. Вот только что нормальным человеком был, попала шлея под хвост!
— Засуньте себе свое наследство… — прошипела я.
— Не поместится. — Он ухмыльнулся. — Разрешите откланяться.
— Не разрешаю, — процедила я. — Пойдемте в дом, если не хотите, чтобы я побежала за пистолетами.
— Зачем?
Кажется, ход моей мысли сбил его с толку.
— Угрожать вам, требуя немедленно идти мыться и греться.
Дрожать он не дрожал, но румянец с лица сошел, и тоже наверняка за воротник натекло.
Пару секунд мы мерились взглядами, потом он рассмеялся.
— Перестаньте, — уже мягче сказала я. — Если я вас сейчас обидела, то прошу прощения. Как и за то, что из-за меня вы промокли. Пойдемте, должна же я исправить свою неловкость.
Мне показалось, Виктор удивился. Очень удивился, будто я, не знаю, по-турецки с ним заговорила. Но он ничего не сказал, просто пошел за мной в дом.
Я выпрыгнула из валенок — повезло, они каким-то чудом остались сухими, — влезла в атласные тапочки.
— Вытирайте ноги.
Я указала ему на тряпку у порога. Надо бы хоть коврик связать.
— Что за новые штучки? — снова ощетинился Виктор.
— У Марьи только одна рука, а Дуне хватает возни с Петром и другой работы и без того, чтобы вытирать грязные следы с пола, — пояснила я.
— Дуня? Это та девушка со двора? — Он все же начал елозить сапогами о тряпку.
— Да, поденщица.
— В таком случае зачем вы сами полезли на дерево?
— Мне так захотелось, — пожала плечами я.
Мы вышли из сеней в галерею, навстречу уже спешила Марья. Поклонилась Виктору и тут же, кажется, забыла о нем.
— Что стряслось, касаточка?!
— Потом, — отмахнулась
