Габи не выносила обман.
Ненавидела, что ложь заставляла ее чувствовать себя виноватой.
— Откуда ты знаешь, что он не возражает? Ты и его мысли слушаешь? — вскипела она, давая выход раздражению.
— Да, — спокойно ответил Анка. — Использование тела ему щедро возместили, и он удовлетворен. Я действительно усвоил подход к решению проблем в твоем мире, что бы ты там не думала по этому поводу.
В его голосе звучал упрек. Дьявол, ее раздражало, когда он говорил с ней, словно с глупым ребенком.
Ради бога, ей тридцать пять! Конечно, он старше, много старше — ей никогда не узнать, насколько, — но это не означает, что она менее зрелая. У нее больше жизненного опыта, чем у чертовой уймы людей!
Габи уперла руки в бока:
— И какова же его компенсация?
Анка пожал плечами:
— Он наслаждается, трахая тебя не меньше чем я. И я поспособствовал ему в получении такой желанной возможности. И не слишком-то торопится избавиться от меня. Понимает, что отказавшись от моей поддержки, потеряет все, как только я уйду. Первое предложение обеспокоило ее до такой степени, что она даже не хотела об этом думать, особенно зная, что Анка копается в ее уме всякий раз, когда ему захочется. Однако последние слова несколько успокоили. Она прекратила укладывать вещи и посмотрела на него с пристальным вниманием.
— Ты это сказал не только для того, чтобы я почувствовала себя лучше?
— Для этого, но это — правда.
Габи облегченно вздохнула, чувствуя, как огромная тяжесть упала с плеч.
— Так что теперь тебе не нужно уезжать.
Она подозрительно покосилась на него:
— Безусловно, нужно, поскольку мне необходима моя работа, и я не могу позволить этому сопляку Полу отобрать ее у меня. Как ты заметил, так принято в моем мире. Мне нужны деньги, чтобы жить и я не собираюсь разыгрывать девочку на побегушках перед Полом или искать другое место.
— Почему тебе не нравится это тело? — неожиданно спросил Анка. — Это очень хорошее тело.
Габи ощутила, как комок горечи подступил к горлу.
— Это не ты! — Сердито ответила она.
— Тот образ, что ты удерживаешь в воображении, тоже не я, — натянуто отозвался он, вставая с кровати.
Девушка печально глянула на него:
— Знаю. Умом я это понимаю.
Анка странно смотрел на нее в течение нескольких минут, его раздражение внезапно исчезло. Наконец, он преодолел расстояние между ними и, подойдя к Габриэль, положил руки на ее плечи:
— А сердцем, Лунный Цветок?
Габи не желала говорить о сердце! Иначе острая боль в нем заставит посмотреть правде в глаза. Анка начал жизненный путь как бог, коим он и являлся, а не как человек, который обрел какие-то необычные способности. Тем не менее, Габи понимала, что думает о нем именно как о человеке. Габи хотелось верить, что Анка в действительности такой, же человек, как и она во всех отношениях. Отсутствие материального тела — ну как бы… особый дар, который отличал его от других.
Только тот облик бога, в котором она увидела его впервые, так и оставался Анкой в ее представлении. Хотя подсознательно Габи и предполагала, что восприятие ошибочное, все равно не могла отделить Анку от того конкретного образа, который хранила в сознании.
И не могла согласиться с тем, что совсем ничего не знает о нем помимо его сущности. Анка обладал главным, что олицетворяло личность, и что действительно имело значение — разумом, индивидуальностью, — тем, без чего тело лишь пустая оболочка. Во всяком случае, в ее скромном понимании смех, любовь, тепло прикосновения, звук голоса, — все эти понятия являлись такой же неотъемлемой частью человеческого существа, как и его душа.
Габи тяжело вздохнула, заставив себя улыбнуться, хотя и избегала его пристального взгляда:
— Это не имеет значения. Я понимаю. Мне просто нужно… принять.
— Принять что? — его руки упали с ее плеч, когда она отвернулась.
— То, что некоторые вещи невозможно изменить, несмотря на то, насколько сильно хочется. Я должна ехать. Это очень важно для меня, важно для моей карьеры.
Она колебалась, не желая говорить то, что собиралась сказать, и занялась перекладыванием вещей из комода, заталкивая их одну за другой в сумку.
— Мне нужно, чтобы ты примирился и тоже понял меня, — наконец выдавила она. — Ты не найдешь со мной то, что ищешь. Мне бы хотелось, чтобы ты ушел, пожалуйста. Я знаю, что для каждого человека есть своя пара. Ты просто должен поискать. Уверена, ты найдешь такую женщину, если просто поищешь.
— Но я не одинок. Нет. И…
— И ты можешь стать кем угодно, не так ли? Я уверена если только ты оглядишься вокруг, то увидишь немало первостатейных идиотов, только и ждущих, как бы расстаться с жизнью… среди которых встречается тьма-тьмущая таких, что пристрастились к острым ощущениям, обманывая смерть… или просто наркоманы-автогонщики, актеры, певцы, почти все, у кого достаточно денег для саморазрушения. И тогда ты получил бы отличное тело, которое не нужно не с кем делить, понимаешь? Оно было бы только твое, ясно?
Габи закрыла глаза, когда Анка подошел сзади и, сжав ладонями ее плечи, потянул к себе. Она воспротивилась, холодно застыв рядом с ним, подавляя желание развернуться и спрятать лицо у него на груди.
Она не имела сил и дальше притворяться, что все прекрасно устроилось. Больше не могла обманывать себя, что Анка останется с нею.
С чего бы? Она абсолютно ничем не примечательна. Она даже не могла подарить ему ребенка, которого он так хотел.
Где бы они жили? И на что? У нее хороший доход, но его недостаточно для двоих, «а рынок труда не завален предложениями работы для богов плодородия», — несколько истерично подумала она.
Анка уставился на ее макушку и ту часть лица, которую мог видеть, испытывая то, что никогда не ощущал — такую боль, перед которой все остальное пустяк. Она права, понял он с чувством омерзения к себе. То до чего они дошли продолжаться не могло. Он намеренно игнорировал возможные последствия из-за своих желаний, и едва не потерял ее.
Холод охватил его, когда он воскресил в памяти то, как был к этому близок, и без малого не потерпел полное фиаско с ней. Несмотря на все его могущество, борьба за то чтобы ее душа не покинула тело, почти истощила его силы.
Если бы она вспомнила, то презирала бы его так же, как он презирал себя?
Он не знал ответа, но твердо был уверен, что больше не готов ею рисковать. Она слишком хрупкая, бесценная.
Существовала только одна вещь, которую он мог сделать, чтобы стать достойным ее отношения, но придется рисковать всем, и он не ручался, что добьется успеха.
В любом случае, он должен попробовать, но не раньше, чем обретет силы, чтобы справиться с этой задачей.
