На полу шипит рация, Пашка аккуратно снимает мою руку, нежно касаясь щеки.
- Мой доминирующий начальник считает, что я должен таскаться с этой штукой повсюду, - ухмыляется Павел, покручивая и нажимая кнопки на рации.
- Тут все горит! Эти уроды перестреляли друг друга и все взорвали, к чертовой матери, - кричит Глеб Дмитриевич, некоторые слова тонут в хрипе рации. - Нас вызвали на подмогу, я уже на месте. Где тебя опять носит? Забрось Ирину ко мне и дуй сюда!
Стою у калитки, с тяжелым сердцем наблюдая за тем, как Павел уезжает. Машина набирает скорость, исчезая за поворотом. Я все еще пахну им, мое тело покрыто синяками и укусами нашей страсти. Эти отметины прекрасны, как все то, что он со мной делает.
В доме Глеба Дмитриевича пугающе тихо. Что-то не так.
Никто не говорил, что это будет легко. Я закрываю глаза, потому что уже понимаю, какую чудовищную ошибку мы с Павлом совершили, притянув Женю именно сюда, в дом его лучшего друга. Это было очевидно. Но мы всего лишь два дурочка, которых накрыло любовью не в то время и не в том месте.
Полина сидит прямо, прижимая к себе спящего сына. Она не шевелится, только что-то шепчет дрожащими, слипшимися, пересохшими губами. Женя тоже плачет, но неестественно тихо, как будто боится стать громче.
Все плывет от страха и непрошеных слез, когда я вижу, как Иванов, с разбитой физиономий и сломанными очками, прижимает дуло к виску молоденькой жены Глеба Дмитриевича. Та смотрит на меня полными ужаса глазами, умоляя все исправить. Я опускаю голову, не в силах сдержать слез, что ручьями текут по щекам. Я виновата, приволокла горе и страх в этот дом. Нужно было терпеть дальше.
Мой придурочный муж что-то бинтует у себя на животе, заливая кресло кровью, а дочка забивается в угол дивана, потому что такого злого и безжалостного отца она еще не видела. Лицемер сбросил маску и в тысячный раз орет на нее заткнуться, видимо забыв, что это и его ребенок тоже.
- Нагулялась, потаскуха?
- Отпусти их, - выталкиваю слова из глотки, что застряли там колючим комком.
Если он что-то сделает с этой прекрасной семьей, я этого не переживу.
- Да нахер они мне сдались, - дергает бинты мой дегенеративный супруг. – Да что за дерьмо? Хотя, поднасрать хвостатому уроду, я не прочь. Жёнушка то высший класс, не чета тебе жирухе. Чпокнуть бы на прощание, и видео снять, чтобы начальник КСП полюбовался, да времени нет. Рану мне перевяжи, врачиха. Что встала?
Медленно пересекаю комнату, приближаясь к мужу, смотрю на серую от страха Полину и мысленно прошу у нее прощения, когда Иванов хватает ее за грудь, отвратительно и похабно сжимая.
Я не справляюсь. У меня не получается, вата падает из рук, бинты раскручиваются. Я ненавижу его, я хочу надавить на рану, чтобы вытекла вся кровь, и он сдох в ужасных мучениях. Мечтаю насыпать туда песка, чтобы загноилось, инфекция попала в кровь, и он снова сдох, повторно. Вонючий кусок дерьма, ненавижу, так сильно ненавижу, что руки не слушаются.
Когда с раной покончено, он отталкивает меня, застегивая рубашку на своем круглом животе.
- Валим, - встает Сергей. – Вот же говнюк этот мент, все просрано. Упрямое чудовище! Все работало, как надо, придрался! Всех ребят положил сука. Затаится надо. Женька в машину, ты тоже, - смотрит на меня своими змеиными глазами, - за ней будешь смотреть.
- Надо было не высовываться, а теперь попались и вообще непонятно что и как, - скулит Иванов.
- Да этот сраный мент меня взбесил, кем он себя возомнил? Делиться, я бл*дь ему поделюсь!
- Ну теперь мы в бегах, нет должностей и завода тоже нет. Из-за взрыва куча служб съехалось к нашему месту. Короче, полный п*здец.
- Ладно, не ной, все устаканится.
Мой муж похабно ухмыляется и, прежде чем уйти из этого дома, подходит к Полине, лапает, засовывая пухлую руку в разрез халата, попутно погружая свой вонючий палец ей в рот. Меня тошнит.
- Я не пойду, - сопротивляется дочка, дрыгая ногами.
- Пойдем, солнышко, - тяну ее за руку, - пойдем, моя хорошая.
- Мама, я боюсь, - смотрит она на меня огромными от страха глазами.
А мне так больно, что передать невозможно. Я рада уже тому, что мы оставляем Полину и ее малыша, который начинает плакать, девушка выходит из коматоза, покачивая ребенка.
Мое счастье было золотистого цвета, оно светилось и блестело, оно было похоже на закат, на самое яркое и горячее в мире солнце. Счастье кружилось, согревая в крепких объятьях моего спасателя. Я не знала, что так бывает, что мне посчастливится пережить подобное. Спасибо судьбе хотя бы за то, что позволила прикоснуться к реальной жизни, настоящей любви.
А еще в тот момент я не знала, что помощь спасателей из высокогорного отряда на объекте не понадобилась, их отправили по домам.
Мы садимся в машину, а на дороге появляется автомобиль Глеба Дмитриевича. Я замираю, хватая жадными глотками воздух.
- Паша! – кричу я, увидев своего рыжего спасателя, что на ходу выпрыгивает из машины.
- Потаскуха! - с силой отвешивает мне пощечину муж, бесцеремонно запихивая, ударяя головой о дверцу.
Глеб Дмитриевич бросает машину, и не закрыв дверей, мчится к дому.
Унижение и чувство вины красными пятнами ползут по лицу. Я прижимаю плачущую дочь, которая всего за пол часа разочаровалась в главном мужчине своей жизни. Он дарил ей дорогие подарки, а теперь на ее глазах лапает других женщин и бьет мать по лицу. Она умоляет остановить все это, она заикается, захлебываясь слезами. Ей страшно. Она ребенок, жизнь которого перевернулась.
- Мамочка, пусть они отпустят, - шепчет дочурка, а я не могу ничего изменить.
Паша бежит за машиной, которая с каждой секундой набирает все большую скорость, я жмурюсь, капая слезами на макушку дочери. Трясусь в истерике, когда слышу, как рыжий кричит мое имя. Мой герой, мой спасатель, растерявший ради любви всю свою профессиональность.
Иванов открывает окно, и высовывает руку, целясь.
Я кричу, кидаясь к переднему пассажирскому сидению, царапаю его ногтями, но он все равно стреляет несколько раз. Оборачиваюсь, утыкаясь носом в стекло. Слезы туманом застилают глаза, я плохо вижу, страх слепит меня. Дорогу освещают тусклые, редко натыканные фонари. Павел останавливается сгибаясь. И хотя мы отъезжаем все дальше и дальше, становится понятно, что Иванов, жалкая крыса и полное ничтожество, попал в цель.
Глава 47. Ирина
Чем отличается настоящий мужчина от трусливого ублюдка, прячущегося за спины жены и шестилетней дочери? Он никогда не сдается. Разрывая ткань майки и связывая простреленную руку, он готов грызть землю ради любимой женщины, и уж точно не собирается дать кому-то уехать из поселка безнаказанным.
Позже я узнаю, что забежавший в дом Глеб Дмитриевич нашел в шкафу свою старшую дочку, которая тоже была дома и спряталась. Она рассказала папе, что двое незнакомых дядей прикасались к ее маме. Это стало роковой ошибкой, потому что, в отличие от моего долбанутого мужа и его недоделанного помощника, Глеб, Павел и еще двое спасателей знали местность и сумели быстро сократить путь, перехватив преступников прежде, чем они покинули «Зуб Дракона».
Машина петляла по горной дороге, которая, в некоторых местах, сужалась до трех метров. Я медленно потянулась к ремню безопасности, пристегивая себя и ребенка. В глубине души я верила, что Паша нас не отпустит, не такой он человек, чтобы смириться с поражением.
Эти двое омерзительных существ спорили о заграничных счетах в банке, не заметив рассыпанное на дороге стекло. А я, как будто почувствовала, прошептав дочери, что нужно быстро закрыть лицо руками. Шина с грохотом лопнула, машину закрутило, нас дернуло вперед, и мы резко остановились.
Петр выбежал первым, истерично размахивая оружием, целясь в темноту вокруг автомобиля. Он напоминал героя дешевых фильмов ужасов, который стреляет в неизвестность и визжит, как поросенок.
- Это эти п*доры спасатели! Не надо было с ними связываться! Они отмороженные!
