в сторонке.
— Я не посадил её в соседнюю с тобой камеру, хотя некоторые настаивали.
— Ты бы и не смог, — презрительно хмыкнув. — Не имел права, пока она находилась под защитой Бенеша. И она всё ещё под ней. — С отвращением покачать головой. — Ты постарел, Ян. И всё больше печёшься о своей шкуре, а не о раскрываемости и справедливости. Отец правильно сделал, что заменил тебя. Вовремя. Пока Тени не стали насквозь лживой и продажной шайкой головорезов.
Ян тяжело дышит, мощная грудь ходит ходуном, но молчит. Смерив бывшего уже приятеля долгим взглядом, Марек разворачивается и быстрым шагом идёт к лестнице.
Резко останавливается, поворачивает голову.
— Ты и твоё бездействие толкнули её в объятия князя. — Каждое слово ножом по сердцу. — А теперь заплатят оба.
Стоит открыть дверь их спальни и Марека едва не выносит тяжёлым и плотным вампирским духом. Не её, нет. Его, Бенеша.
И все доводы разума сносит одной только мыслью, что они здесь…
Злой рык переходит в рычание злого зверя. Фокус меняется. Исчезает цвет, окрашивая всё в грязно-жёлтый цвет. Расширяется угол обзора.
И в целом жить становится намного легче.
Даже несмотря на то, что обороты на территории поместья официально запрещены.
Вот только вампирская вонь ещё сильнее ударяет по носу.
Мотнув широкой головой, Марек забегает в ванную, обнюхивает пол. Чихает от запаха краски и свежего ремонта. Возвращается в спальню, медленно и методично ищет.
Да, Бенеш был здесь этой ночью. И не просто здесь, он был в их постели и далеко не пять минут.
Глухое рычание вырывается из волчьей глотки. Но Марек продолжает обнюхивать. Запрыгивает на кровать. Представляет, что сказала бы Оля о грязных лапах на чистом белье. Улыбается, насколько позволяет волчья пасть и… находит запах долбанного вампира на её подушке.
А потом рвёт зубами и когтями несчастную ткань в клочья. По комнате летит пух, и успокаивается Марек только после того, как несколько раз подряд оглушительно чихает в тишине спальни.
Утыкается лбом в край кровати, замирает на несколько мгновений. И не верит себе, когда носа едва-едва, самую малость касается лёгкий аромат вербены.
Очнуться удаётся уже разворошив постель до основания. И всё же найдя ту единственную каплю, от которой до ужаса разило цветком — природным афродизиаком.
Убью вампирюгу. И в этом они с волком впервые за долгое время оказываются полностью согласны.
Ради разнообразия голова не взрывается болью, стоит открыть глаза.
Возможно, потому что вокруг темнота, хотя что-то подсказывает, что благодарить надо Чеха за крайне мягкий вариант беспамятства. Хотя от самого слова «благодарность», стоящего в одном предложении с ненавистным именем, начинает тошнить.
Со стоном выпрямившись, я опираюсь обо что-то спиной. Похоже на каменную стену, но зарекаться, не видя даже собственных рук, так себе занятие. Руки, кстати, свободны, и я ощупываю пространство вокруг себя.
Точно, стена.
Хорошо, что Бенеш сделал из меня вампира до всех этих приключений, иначе пришлось бы лечить отмёрзшие почки, будь я хоть трижды ясновидящая.
— Доброе утро, — слышится вдруг приветствие, от которого я вздрагиваю.
В том же углу вспышкой света по глазам зажигается светильник. Приходится прикрыть лицо рукой, даже с вампирским зрением это удовольствие ниже среднего.
— Утро?
Чех сидит на простой, но крепкой табуретке, рассматривая меня с неподдельным интересом.
— Ночь, если тебе принципиально.
Он поднимается, а светильник оказывается большим фонарём в руках самого гадкого из оборотней.
Я и раньше не жаловала их братию, но этого хотелось бы вовсе придушить в колыбели.
А Чех подходит, присаживается на корточки и всматривается в меня насмешливыми стальными глазами. Отвечаю тем же, на что он хмыкает, встаёт и подаёт мне руку.
— Убийц учат манерам?
Смысл вставать, если с большой вероятностью я скоро снова окажусь на полу. Потому что вряд ли Чех вырубил меня, чтобы выговориться, а потом с чистой совестью сдаться Главе.
— Никто не становится убийцей с рождения, — удивительно миролюбиво отзывается он, а потом и вовсе садится рядом со мной на грязный земляной пол. Опирается спиной о стену, запрокидывает голову.
— Ну, нет, — скривившись, не даю я открыть ему рот. — Если сейчас будет сказка на тему какой ты бедный и несчастный, Глава — плохой, а принцесска — стерва, то я сразу пас. Лучше смерть.
— Принцесска? — Чех поворачивает ко мне голову.
Это всё, что его заинтересовало в моей речи?
— Боже, за что мне это, — вздыхаю, закатывая глаза. — Принцесска. Стася, по-вашему, или Станислава Гавел.
— Ей идёт, — насмешливо отзывается Чех и замолкает.
И вот минуту молчим, пять, десять.
— Так я пойду? — хмыкаю, даже не пытаясь встать.
— Куда, например? — Он ставит локоть на согнутую в колене ногу. Сверлит меня взглядом. — В твоей… вашей, конечно, — добавляет с нескрываемым ехидством, — спальне разгром.
— И кто постарался? — Комнату не жаль. — Твои крысы?
— Твой Дворжак. Не так давно он разнёс по кирпичику и её, и кровать, включая подушки и одеяла.
И так бесстрастно это звучит, что не возникает даже сомнений в правдивости.
— Мар? Он же в темнице, — растерянно.
Чёрт, разнёс кровать. Ту самую кровать, на которой мы с Бенешем…
Я с протяжным стоном прикладываюсь затылком о стену.
— Как был, так и вышел. — Какой-то Чех слишком флегматичный для того, по чьему следу идёт Ищейка. — Глава поспособствовал, черти его пожри.
Вряд ли Гавел выпустил Мара от большой любви ко мне. Скорее, ему мгновенно донесли о том, что князь провёл у меня несколько часов. И папаша сразу же побежал делиться новостями с любимым сыном.
Гад.
Надеется, что Мар в приступе ярости покрошит всех врагов, включая меня?
— И что теперь? — Я всё ещё босиком, и в голову закрадывается мысль, как потом отмываться от такого количества песка и земли. Хотя, возможно, отмывать меня будут посмертно. — Надеешься использовать меня в качестве заложника?
— Даже не думал. — Чех берёт мою ладонь, с улыбкой перебирает пальцы, поднимает взгляд. — Убью, да и всё. Слишком много от тебя проблем. Чересчур даже для женщины, которая и не вампир, и не ясновидящая, и не человек. Так, неведомая зверюшка.
Мышцы напрягаются, дыхание перехватывает. Несмотря на всю мою браваду, я знала, что Чех опасен. И понимала, что в схватке один на один победителем мне не выйти. И то, как буднично он об этом говорил, только подтверждало догадки.
Но моя ладонь всё ещё лежала в его руке. И он держал её аккуратно, даже бережно.
— А это что? — я киваю на комнатушку полтора на полтора. — Традиционное желание всех злодеев выговориться
