Кроме того, Е-ло милостиво пояснила мне, почему все здесь ходят в ассеях.
– Ассын. – Она указала рукой вверх и тут же сделала обратный жест вниз: – Мьенг. Энергия связи. Дашло?
– Ассей передает энергию Ассына Мьенгу? – перефразировала я.
– Дашло, – согласилась куратор от принимающей стороны.
Это «дашло» не давало мне покоя до тех пор, пока я не сопоставила с ним манеру общения лейтенанта Барбозы. А потом вспомнилось, что именно он договорился с мьенгами о визите Петрова. Это значило только одно – секретчик пользовался у них авторитетом. И налаживать с ним контакт просто необходимо.
Ну а пока я обходила все строения, то есть… растения… словом, все жилые и нежилые гьеры в поселке и расспрашивала Е-ло. Обо всем, о чем она отвечала, составляла короткие заметки.
Почему канал начинается на ровном месте? «Кройс – Мьенг – вода для ри».
То есть, риса. Фантазировать про «Кройс» я могла бы долго, но оказалось, что это – один из членов Загоденна Мьенгов. Каким образом Кройс взаимодействовал с Мьенгом, чтобы получить «воду для ри», Е-ло объяснять не стала.
Кто живет в плетеных сараях? «Коетэ для ри».
Гьеры покрыты той же тканью, из которых сделаны ассеи? «Дашло».
Постепенно я стала интересоваться самими мьенгами. Где они живут? Ведь Ри-ен строился специально для людей, Е-ло появлялась тут только днем, а ночевать возвращалась к себе. Оказалось, что Е-ло живет в Е-ло. И вот тут я от новых расспросов решила воздержаться. География Мьенга была заложена вместе с другими сведениями в те памятные четыре терабайта секретчиков, и поселка Е-ло на карте не значилось.
Есть ли у мьенгов средства связи между собой – ну, вроде тех допотопных раций, которыми пользовались в посольстве-представительстве – или… Оказалось, что «или». Е-ло дотронулась длинным тонким пальцем до своего лба, потом указала им на поверхность планеты. И я пометила: «Связь через Мьенг».
Что любят мьенги? Е-ло не ответила, и я наскоро исправилась – что они любят есть? Чем питаются?
Разумеется, меня интересовало, не питаются ли мьенги – так, время от времени – пропавшими биологами, но об этом нюансе я благоразумно умолчала. Оказалось, что разные мьенги, как и разные люди, любят разную пищу. Е-ло, например, любила «ри». Я даже не удивилась, ведь судя по всему, именно поэтому она и возилась тут с людьми.
Знакома ли Е-ло с моим… Машиным отцом?
– Са-шас. Дьерг. Добро, – ответила она.
Дьергами у них называли собственных ученых, или, дословно – познающих глубину, как я потом узнала у Юльки.
А потом Е-ло впервые спросила сама – ну, то есть я подумала, что это все-таки вопрос: «Нет?».
Я покачала головой:
– Нет. Я с ним еще не встречалась. Где он может сейчас быть?
– Здесь, – ответила она.
После моих настойчивых просьб Е-ло согласилась уточнить у других мьенгов, не видел ли кто Петрова в последнее время. И это был главный мой прорыв среди сумятицы бегущих дней.
В остальном… я понимала, что топчусь на месте. Вскоре я знала каждый гьер, пройти по поселку смогла бы и с закрытыми глазами, но… Петрова тут, увы, не было. Обследовала я и «коетэ для ри» – они были довольно глубоко врыты в райский грунт и соединялись между собой длинными полуподзем… полуподрайскими переходами. Полу – потому что крыши этих переходов были как раз вровень с поверхностью планеты, и сделаны из тех же лиан, сплетенных между собой. Что могу сказать – пусто и сумрачно, а еще местами из грунтовых стен рядом с полом торчали пучки совершенно белых корней. Или травы? Не знаю, но выглядели они неприятно.
Я зацепилась за один такой пучок краем ассея и еле оторвала подол – такой крепкой оказалась трава. Кстати, ассей оказался вполне удобной одеждой – не знаю, как ходят в нем в холодный сезон, а сейчас, в жару, было вполне комфортно. Под него я надевала шорты с майкой, и все тепло от света Ассына доставалось Мьенгу, а не мне. Вот на голову приходилось накручивать варварски порванный Машин сарафан, потому что взять шляпу никто из нас не догадался. А палило здешнее светило нещадно.
Лучше всего тут было вечерами или совсем рано утром. Если абстрагироваться от зеленой воды и бирюзового неба, можно было представить пляжи Ксиона и нас с Андерсеном – вместе. Вот только представлять было некогда, да и сил к вечеру не оставалось. Слабое тело Маши выматывалось даже от незначительной нагрузки. Чи говорил, что это акклиматизация, но почему-то у других ребят я такой усталости не замечала.
Юлька – та вообще прыгала, как санбол (вот бы мне сейчас похожее устройство, телу все равно нужны тренировки). Вечерами она кормила своего Двинятина, делала ему массаж, ну и, надо полагать, все остальное. На сеансе массажа мне даже случилось поприсутствовать. Парочка уже совершенно не стеснялась, и, с трудом улавливая сквозь стоны боли распоряжения главы экспедиции, я сочувственно поинтересовалась:
– Как же рис на Мьенге растет в условиях отсутствия студентов и научных сотрудников с Земли? Без прополки случается неурожай?
Ответ Ильи потряс не только меня, но и Юльку. Оказывается, у мьенгов на этот счет есть особо запрограммированные насекомые, которые питаются сорняками, но не трогают «ри». А по случаю прилета землян этих насекомых специально не стали выпускать. Нормально? Еще больше я возмутилась, узнав, что все это происходит по инициативе посла-представителя, считающего традиционный уход – читай каторжный труд – более полезным для риса, чем использование здешних насекомых!
Перебивая наши с Юлькой возмущенные голоса, мученик священной науки биологии сообщил, что прополоть осталось не так уж много – еще двенадцать или тринадцать полей.
– Работы на пару дней, – оптимистично заявил он, – а потом начнем исследования. По-настоящему.
Нет, все они фанатики. Даже разумный с виду Двинятин. И я от души посочувствовала Юльке, которая всерьез собралась связать с ним жизнь и погрязала в своих чувствах все глубже. И тут меня кольнула предательская мысль – а чем я лучше? Пусть моя специальность – не биология, но преступников я ловила с таким же упорством, наплевав на собственную семью. Так есть ли у меня право осуждать ученых? Двинятина и… даже Комаровски?
Нет. Хотя в случае с детсадовским гением я поступила верно. Он в самом деле зарвался.
Кстати, дозу для него Юджин подобрал идеально. И на планете милый Владис не доставлял мне особых хлопот, кроме ежедневных осмотров его челюсти, введения обезболивающих и контроля общего состояния. Жевать он, конечно, еще не мог, и добрейшая Ираида Степановна готовила для него супы-пюре, кисели и жидкие каши – из местных продуктов это было не сложно. Жил он вместе с Леной в одном гьере с Сергиенко, и я, заходя к ним, всякий раз встречалась с капитаном. Толку от него, конечно, ноль, но все равно – так было спокойнее.
