Дев опешил, а отец поднял Николетту и вынес ее из комнаты. Другие его братья последовали за ними, желая утешить мать. Они оставили Дева с разбитым сердцем, а ее слова эхом отдавались в его ушах:
«Жаль, что вместо них не умер ты».
«Это должен был быть я. Я…» Вина и агония разрывали его на части, а из глаз потекли слезы. Зачем он вообще пришел домой? Было бы гораздо проще умереть вместе с ними.
Эйми вылезла из-под стола. Она лизнула Деву руку, а потом вскарабкалась ему на колени и лизнула его подбородок. Дев обнял сестру, выпуская бушевавшую внутри боль.
Но та до сих пор была с ним, и это разбивало Сэм сердце. Мать Дева так по-настоящему и не простила его за ту ночь. Да, она горевала и страдала. Но он до самой ее смерти видел темноту во взгляде матери, когда Николетта смотрела на него. Слышал резкий тон в ее голосе, которого не было раньше.
Поэтому Дев изо всех сил пытался угодить ей и никогда не покидал «Санктуарий».
Эйми — вот что привязывало его к клубу, и ради сестры он пойдет на все.
Сэм хотелось плакать. Ее медведь был таким хорошим человеком. Она не сомневалась в этом, но только сейчас поняла, что его раны были такими же глубокими, как и ее. Дев винил себя в их смерти и в том, что разбил матери сердце. Всякий раз, когда он слышал, как она оплакивает своих детей, был словно удар ножом в душу. Он верил, что стал всему этому причиной.
Вот почему Дев никогда не пытался найти свою пару. Он не хотел, чтобы женщина обернулась против него, или хуже, чтобы ее семья пришла за его родней. Поэтому он не спал с представителями своего вида, зная, что люди редко становились парой Вер-Охотника. Да, такое случалось, но не было в порядке вещей, и человек все равно не смог бы навредить им. Поэтому он играл с такими ставками, хотя единственное, чего он действительно когда-либо хотел — это собственную семью…
Сэм сглотнула ком в горле, желая, чтобы Дев был здесь, и она могла обнять его. Она хотела избавить медведя от боли и сказать то, что ему не говорил ни один член его семьи. Даже сестра, ради которой он рисковал своей жизнью. Сестра, которую он нес на руках сквозь тьму, дабы убедиться, что с ней все в порядке.
«Я так рада, что ты выжил».
Сэм сморгнула слезы, разозлившись, что дала им волю. Слезы — это слабость.
Они не помогали делу.
— Почему я вижу его воспоминания? — Сэм совсем их не ощущала, когда была рядом с Девом. Тогда почему они здесь сейчас?
Думая над этим, она могла поклясться, что чувствовала Дева рядом с собой. Чувствовала его панику, когда ее вырвали из его рук, и он не смог этому помешать. Прямо сейчас он был в смятении. Каждая его клеточка отчаянно хотела вернуть ее.
И ради этого он был готов разверзнуть сам ад, если потребуется.
Нежность омыла ее, как никогда раньше. И с этим теплом пришло полное осознание…
Она влюблялась в него.
«Я не могу».
Но нельзя было отрицать испытываемые эмоции. Это чувство она хорошо знала, именно оно наполняло ее каждый день, проведенный с Иолем.
В душе не было места сомнениям. Потому что прямо сейчас, когда ее жизни грозила опасность, Сэм думала не о себе. Ее не заботило, что с ней сделают. Что бы ни ждало впереди, она пойдет ко дну, борясь за жизнь. Страх перед тем, что ее смерть сделает с Девом, — вот, что занимало ее мысли.
Она не хотела умирать, потому что ей было ради чего жить. Не хотела умирать, потому что это уничтожит ее медведя…
— И именно поэтому ты здесь.
Сэм напряглась, когда вернулся бесплотный голос.
— Прости, что?
— Ты должна отпустить Дева.
— Почему?
— В противном случае он непременно умрет.
Дев задержался в дверях офиса «Санктуария». Желудок сжался, как это всегда происходило, когда он входил и видел пустой стол матери. На нем никто ничего не трогал. Не хватало смелости. Даже ручка, которой мать пользовалась в последний раз, лежала именно там, куда она ее определила, — около телефона. Жутковатый вид, и до тех пор, пока все оставалось по-прежнему, Деву продолжало казаться, что сейчас он увидит Николетту, смотрящую на него поверх очков, в ожидании его слов.
Дев испытывал к ней столь смешанные чувства. Он любил ее больше всего на свете, и тем не менее…
Она была не такой уж милой. Настоящая мать-медведица, во всех смыслах этого слова, — свирепая и суровая. Она могла проявить привязанность… особенно по отношению к любимчикам, — Грифу, Бастиену, Кайлу и Эйми, — но это давалось ей нелегко. Она ждала от них только лучшего и очень быстро давала понять, когда они разочаровывали ее. Более того, Николетта запросто могла строго наказать любого из них, включая своих любимчиков, если считала, что они напортачили или подвергли семью опасности.
Но Дев был здесь не по этой причине, и он торопился. Прямо сейчас он должен думать только о Сэм.
Он пришел сюда, разыскивая Эйми. Она сидела за своим столом вдоль стены, как делала это каждый день, занимаясь бумажной работой. Сестра, как и их мать, могла выйти из себя, если встать у нее на пути или оторвать от дел, но ей была присуща врожденная теплота, которая сглаживала даже худшее ее настроение.
— Привет, милый, — с улыбкой произнесла она, подняв глаза и увидев его. Каким-то образом Эйми всегда могла отличить его от братьев-близнецов. — Как дела в клубе Шаронте?
— Они шли прекрасно, пока не вломился демон и не похитил Сэм.
Она изумленно ахнула.
— Ты не видела Фанга? Я пытался до него дозвониться, но постоянно попадаю на голосовую почту. — Что и привело его назад в «Санктуарий». Им нужно, чтобы Фанг как можно быстрее напал на след демона.
— Он с Реми, помогает загрузить партию товара в морозильную камеру. Тебе нужна моя помощь с ее поисками?
Это объясняет паршивую телефонную связь. Сталь морозильника была настолько толстой, что даже ядерное оружие не смогло бы пройти сквозь нее.
— Спасибо, но я бы предпочел, чтобы ты оставалась в стороне от этого. Не хочу вытаскивать тебя из другого демонического измерения в ближайшее время, и я абсолютно уверен, Фанг со мной солидарен.
Эйми несколько раздраженно вздохнула.
Когда он направился к выходу, она окликнула его:
— Дев?
— Да?
— Ты в порядке? — Дев видел беспокойство на ее лице, пока она пристально смотрела на него. — Ты выглядишь… странно.
Странно? Он ужасно себя чувствовал. Дев не знал почему, но вновь и вновь переживал ночь, когда умерли его братья. Его пожирало то же самое чувство беспомощности, и он это ненавидел. Дев не мог избавиться от мысли, что дорогим ему людям грозила опасность.
