— Но тогдашняя моя ярость не была должным образом израсходована, что и вылилось мне в некоторые побочные эффекты, — его признание прозвучало глухо, и мне почудилось, будто Рео что-то недоговаривает, предпочитая мучить себя, глядя на палиатрис, но избегая моих глаз.
— Вам и сейчас плохо? — Поинтересовалась я.
— Уже почти в норме. — Ответствовал Реорхард, с наслаждением вдыхая запах моих волос. Но я чувствовала, он лукавил. Отец объяснил мне все, и я была почти уверена, Рео недоговаривал, просто не желая лишний раз меня напугать.
— Вы голодны…
Он напрягся всем телом, застыв на полувдохе.
— Я знаю. Вы устраиваете ежегодный бал, собираете всех этих людей, чтобы обеспечить себе свое традиционное питание, верно? А потом они уходят, не помня, где были и зачем, не чувствуя своих ран, подвластные вашему исключительному дару. Но нынче все вышло не так, и вы остались без еды, поэтому вам так плохо сейчас. — Поделилась я своими наблюдениями я и замерла в ожидании его реакции.
— Я вижу, у лоррха Алексиана нет тайн от дочери. — Констатировал он мрачно.
Я пожала плечами, тоже гипнотизируя маленький светящийся шарик на журнальном столике.
— Я и сама все прекрасно видела. Вы ведь вампиры. И вам нужно есть, ведь все эти ваши неприятности всего лишь от голода, верно?
Эрсиорх непроизвольно сглотнул, крепче прижимая меня к себе, но промолчал, этим лишь подтверждая мои слова. — Думаю, что я смогла бы вам помочь.
В конце концов, что такое пол литра крови для того, кто не единожды спас мою жизнь? Сколько уже можно копить долги?
— Ты уверена? — Прошептал он недоверчиво. — Ведь ты так боялась этого раньше.
В ответ я повернула голову и заглянула в его серебристые глаза. Под ними залегли непривычно синеватые тени, но в зрачках растворилось золото маленького переливающегося на журнальном столике палиатриса. Правитель смотрел настороженно и недоверчиво, но в тоже время с жадной решимостью, ожидая лишь моего ответа. И я просто кивнула, малодушно отворачиваясь от его гипнотических глаз.
— Это наименьшее, что я могу для вас сделать в благодарность за спасение.
Он усмехнулся. Взяв мою руку в свою большую горячую ладонь, он мягко притянул ее к своему лицу, и, осторожно погладив, легко коснулся губами.
— Жаль…
Я встрепенулась.
— Жаль?
— Жаль, что твое желание помочь продиктовано только лишь чувством долга. А не личной симпатией, например, — объяснил он, с притворным разочарованием усмехаясь мне в волосы.
— А почему вы думаете, что это не одна из причин? — Мои щеки снова залило краской.
Никогда ранее мне не приходилось вести подобных бесед, и сердце устало разгонять кровь, колотясь где-то в висках. Я напряглась в ожидании. Но он молчал. Все так же в безмолвии его большая ладонь протянулась к столику, чтобы перевернуть пустую чашку, и накрыть ею светящийся шарик, погружая комнату в уютный полумрак. Мои глаза закрылись. Какая разница? Так или иначе, переход от яркого света к сумраку был достаточно резким, так что я в любом случае временно ослепла.
Моя рука взлетела вверх. Переплетя наши пальцы, он осторожно коснулся губами тыльной стороны моего запястья. Я, привыкнув к полумраку, наблюдала за его движениями, и от их неспешной мягкости мое сердце постепенно успокаивалось, замедляя ход. Не могу сказать, что Рео не использовал со мной свой необычный дар, но рядом с ним мне было как-то необычно, нездешне тепло. И пусть даже он эрсиорх, — промелькнула шальная мысль, — лишь бы только был вот так рядом. В любом случае, от эрсиорхов в последнее время я видела больше добра, чем от людей за всю свою жизнь. И все вопросы, роившиеся до этого момента в голове, выветрились, оставив после себя звенящую пустоту.
— Ты моя, Тиали, — хрипло прошептал он, целуя тонкую кожу моей ладони.
Я сглотнула, глядя, как в его волосах золотятся отсветы каминного пламени, не зная, что на это ответить. Да? Слишком просто. Хорошо? Глупо. Твоя кто? С другой стороны, это был вовсе не вопрос. И я продолжала молча глядеть на него расширенными от волнения глазами.
— Ты уже моя с того момента, как приняла нашу семейную реликвию. — И, словно в подтверждении слов, на его груди сверкнул маленький алый шарик.
И перед моим внутренним взором всплыл мой собственный маленький рубиновый шарик на витиевато изогнутой цепочке, который я предусмотрительно оставила в своей комнате на чердаке. Реликвия! Да чтоб тебя! Я заерзала на твердых коленях, возмущенно засопев.
— Жалеешь? — Поинтересовался он насмешливо, пресекая мои попытки к бегству.
И правда, чего это я. Вовсе нет. Просто меня не спросили, всего лишь констатировав свершившийся факт, как данность. Можно сказать, даже не потрудились объяснить заранее…
Его взгляд засветился, наполняясь алым блеском, он подался вперед, и я снова закрыла глаза, замирая, растворяясь в темноте. Я чувствовала его твердые губы на лице, на губах, скулах, подбородке, и не ощущала больше ничего, кроме жгучего жара, постепенно охватившего все мое существо. И казалось, источником этого яркого пламени, будто пульсирующего в унисон с сердечными ударами, распространившегося вдруг по всему телу до самых кончиков пальцев, стало мое правое запястье.
На секунду приоткрыв глаза, я увидела, что по внутренней стороне моей правой руки недвусмысленно струятся темные ручейки, и Рео бережно, словно величайшую драгоценность, собирает губами эти горячие капли. Боли не было, лишь только поселившийся где-то в сердце огонь и странное чувство нездешней эйфории при виде его истинного удовольствия.
— Вкусно? — Мой голос прозвучал будто со стороны, настолько тонким и прозрачным показался его звук.
— Ты не представляешь как. — Прошептал он хрипло.
— А как вы обходились без человеческой крови раньше? — Странное желание слушать еще этот ничем не прикрытый, его настоящий голос заставило меня снова задать вопрос. И вопрос показался резонным. Я не стала интересоваться, кто был его донором до меня, ибо догадывалась, кто это мог быть.
— Животные, — выдохнул он мне в запястье, чуть охладив пылающую кожу, — раньше мы питались ими. Но потом пришли люди, ваши предки первые поселенцы и напали, заставив нас обороняться и нападать самим.
— И теперь? — Не унималась я, жадно впитывая звук и наблюдая во все глаза. — Вы хотите напасть на Тсарниан, чтобы расширить свои угодья?
— Отнюдь, — Правитель посмотрел на меня с легкой укоризной, — мне не нужен Тсарниан вовсе. Все, что мне было необходимо на твоем острове, уже здесь, со мной.
— А для чего тогда красные палиатрисы? Они заполнили собою весь подвал северной башни Белого замка. Я помню, вы говорили, они взрывоопасны…
— Я не намерен нападать на Тсарниан, — повторил он мягким хриплым шепотом, — но, чтобы сдержать далеко идущие планы вашего амбициозного советника… Я должен был пойти на определенные меры. Красных палиатрисов множество видов, и тот, что украшает собой подвал Белого замка, абсолютно не опасен. Но пусть советник считает иначе. — Подмигнул он лукаво, стирая губами последние капли.
— Значит, вы не думаете, что Алекс казнит его?
— Нет. — Ответил он, вздыхая. — Гриан все годы заменял ему отца, и был своего рода воспитателем и наставником. Алексиан идет у него на поводу, и без советника вряд ли сможет править самостоятельно. Уж слишком многое тот завязал на себе.
— И нет никакой надежды, что все изменится к лучшему? — Погрустнела я.
— Надежда есть всегда, — улыбнулся правитель Каменного острова, благодарно сжимая меня в объятиях. — Однако меня восхищает твоя любовь к соотечественникам. Будь в тебе хоть капля самолюбия, ты давно приказала бы мне разнести этот остров ко всем чертям.
Настроение Рео явно поползло вверх. Его глаза вновь вернули привычный цвет и теперь лукаво поблескивали в тусклом свете камина. Я улыбнулась, пожав плечами.
— Я не настолько кровожадна.
— Я заметил. Ты отличаешься от всех, поэтому я внял твоей просьбе, оставив им жизнь, чтобы тебя не расстраивать.
