— Что? Почему?
— Потому что ты слаба от спаривания? Я чувствовал, как дрожат твои ноги каждый раз, когда входил в тебя.
— О боже мой. Никаких грязных разговорчиков, пока я пытаюсь быть серьезной, пожалуйста. — Я крепко сжимаю колени, потому что просто слышать об этом заводит меня. — И я могу ходить. Я дам тебе знать, если это изменится.
Он берет мою руку в свою и крепко прижимает меня к себе. Он действительно снимает рюкзак с моей спины, и я позволяю ему, потому что я немного устала, если признаться в этом самой себе. То, что тебя несколько раз брал на снегу семифутовый синий чувак, отнимает выносливость, это точно. Но я не жалуюсь.
Ущелье, в котором мы находимся, расширяется по мере того, как мы продвигаемся дальше. Площадка, на которую мы приземлились, была примерно двадцати футов. Здесь это может быть сотня.
— И всего этого здесь никогда раньше не было? — спрашиваю я его.
Хассен качает головой.
— Землетрясение открыло землю.
— Или, может быть, это было подо льдом все это время, и лед был просто слишком толстым? — Здесь на тропинке очень мало снега, и странно представлять, что все это появилось просто по волшебству.
— Возможно. — Он делает шаг впереди меня, совсем немного, и сжимает свое копье в другой руке. — Мы будем осторожны на случай, если льда будет больше.
О, мне не нравится думать об этом. Если мы провалимся под второй слой льда еще глубже, я не знаю, как мы вообще выберемся. Я смотрю вверх на крутые стены каньона. Я не совсем уверена, как мы собираемся выбираться отсюда, если мэтлаксы все еще там, но нужно решать проблемы по мере поступления. Хассен не допустит, чтобы что-нибудь случилось со мной… или с нашим ребенком.
Я дотрагиваюсь до своего живота. Ребенок. Святые дерьмовые яйца. Я напугана и взволнована одновременно. Однако еще более непосредственным и замечательным является то, что у меня есть Хассен. Мы связаны — как на физическом, так и на духовном уровне. Наши тела знают, что нам суждено быть вместе. Я больше не одинока, и он тоже. Я в восторге.
Возможно, я также немного под кайфом от эндорфинов, но неважно.
— Так ты хочешь мальчика или девочку? — спрашиваю я его, пока мы идем. Должна признаться, я не столько обращаю внимание на наше окружение — снег и скалы, скалы и снег, — сколько смотрю на его профиль, как какая-нибудь мечтательная девочка-подросток. Он действительно самый красивый парень на планете. Мой милашка-кхай умный.
— Я был бы доволен и тем, и другим. Все, чего я хочу, это чтобы наш комплект был здоров… и выглядел как ты, — добавляет он через мгновение. — Но если бы я выбирал, я бы выбрал девочку.
— О? Разве большинство парней не хотят сына, который был бы похож на них?
Его большой палец поглаживает мои костяшки, пока мы идем, отвлекая меня. Я слышу мурлыканье в его груди почти так же громко, как у меня, и мне интересно, означает ли это, что у нас скоро будет пятый раунд в снегу. Я сомневаюсь, что мы прошли еще хотя бы милю… но меня это вроде как устраивает.
— Я бы хотел девочку, — снова говорит он мне, отрывая меня от моих пошлых мыслей. — Потому что в нашем племени так долго было так мало девочек. Я бы хотел, чтобы другие испытали ту радость, которую я испытываю в этот момент. — Он бросает взгляд на меня. — И я бы хотел, чтобы у нее была твоя желтая грива.
— Я одновременно польщена и немного шокирована тем, что ты хочешь, чтобы наш ребенок был похож на меня, и все же ты готов отдать ее какому-то парню еще до того, как она станет клеткой в моей утробе.
— Не просто какому-то, — говорит он мне, пока мы идем, шаги хрустят по снегу. — Он должен будет доказать, что достоин ее. И если он хотя бы вполовину так ленив, как Таушен, я ударю его по голове своим копьем.
Я хихикаю. Это больше похоже на правду.
— Значит, Таушен ленивый?
Он хмурится.
— Он молод и предпочел бы потратить время на разговоры с Фарли, чем проверять свои сети.
Так что, по сути, он такой же, как и любой другой мальчик-подросток. Я улыбаюсь про себя.
— Давай вернемся к нашему малышу. Какие имена тебе нравятся?
— Называй ее как хочешь. С тех пор, как появились человеческие женщины, мой народ комбинирует имена. — Он останавливается на полпути, на его лице появляется хмурое выражение.
Я тоже делаю паузу, довольная тем, что нахожусь рядом с ним, пока мы делаем небольшой перерыв. Я думаю об именах, мысленно переплетая их.
— Как Мэдсен? Или Хасси? Я должна признать, что мне не очень нравится Хэсси, и мое настоящее имя Мэдлин, а не Мэдди, так что, я думаю, это меняет дело…
— Корабль.
Мне требуется мгновение, чтобы понять, что он не предлагает назвать нашу дочь Судном, а говорит «корабль» (прим. в англ. «ship» можно перевести как корабль, судно, лодка, теплоход и т. п.).
— Что ты имеешь в виду под кораблем?
Он указывает вперед с недоверчивым выражением на лице.
— Здесь, внизу, есть корабль.
Волоски у меня на шее встают дыбом. Я все еще не понимаю, о чем он говорит, поэтому смотрю туда, куда он указывает. Я не вижу впереди ничего, кроме скал, и нет никаких признаков инопланетного космического корабля. Все, что я вижу, — это еще один камень, тонкий слой льда, покрывающий ту часть утеса, на которую он указывает.
Затем я вижу это.
Не корабль, конечно. Я думаю, его варварский разум слышит слово «корабль» и предполагает «пещеру» или «место, где живут люди», потому что это не корабль. Это камень, но аккуратно сложенный, квадратный камень, который изгибается вдоль стены утеса и еще больше тянется вдоль изгиба тропинки впереди. Это напоминает мне один из тех фильмов об Индиане Джонсе, где герой поднимает глаза и видит вход в забытый город в джунглях.
Только это не джунгли. Это чужая планета. И я не думала, что здесь кто-то живет, кроме нас.
Глава 16
МЭДДИ
Это так странно — завернуть за угол в необитаемую расщелину на пустынной, Ледяной планете, населенной только другими потерпевшими крушение инопланетянами… и осознать, что до тебя здесь был кто-то другой.
Задолго, задолго до тебя.
Я протягиваю руку и касаюсь одного из ровных, аккуратно сложенных камней, из которых состоит осыпавшаяся стена. У моих ног более ровные камни, покрытые тонким слоем льда и мусора. Булыжники. Эти камни простираются вперед, и когда я позволяю своему взгляду двигаться, я вижу больше камней, больше мощеной дороги… а затем впереди я вижу здания.
К стенам расщелины прижимается кучка приземистых каменных зданий. Они квадратные и ровные, тянутся вдоль улицы, и если у меня когда-либо были какие-либо сомнения в том, что этот материал был сделан человеком (или инопланетянином), то они были решительно отброшены в сторону. Здесь кто-то жил. Кто-то жил здесь давным-давно… или живет здесь сейчас.
— Это не корабль, — говорю я Хассену. — Это город.
Он хмурится, пытаясь переварить это слово.
— Это место, где живут люди? Как Пещера племени, но под открытым небом?
— Да.
Племенная пещера под открытым небом — это как раз то определение. Это не тот город, который я знаю, с небоскребами и пригородами. Это своего рода палеолитический город, приютившийся вдоль стен скалистого каньона. Мощеная дорога под моими ногами тянется все дальше и ведет к аккуратным рядам маленьких, приземистых на вид кирпичных зданий без крыш. Они квадратные и расположены аккуратными рядами вдоль улиц, как будто кто-то взял сетку и разместил их все именно там, где им нужно было быть. Размеры каждого из них одинаковы, примерно как спальня у нас дома, а дальше по улице здания становятся больше, одно размером с жилой дом. Однако крыш по-прежнему нет.
Все это очень странно. Как будто все крыши исчезли, и поэтому… все ушли? Но в этом нет никакого смысла.
— Я не знаю, есть ли здесь кто-нибудь. — Я не вижу, чтобы кто-то двигался вокруг, и у меня возникает ощущение… неподвижности. Тишина. Пустота. В таком большом месте наверняка был бы какой-нибудь шум. Я останавливаюсь как вкопанная и начинаю считать здания.
