— Когда уж Бриш-то свою пару встретит, а то напридумал костюмов для кадеток что есть они, что нету. Вся срамота напоказ. А парни потом мучайся. Эх! Заканчивай представление, Бродик. Это обычная кадетка. Ничего с тобой не случилось.
Он подошел к напарнику, выдернул того, уже зарывшегося в снег по самые макушки темных ушей, встряхнул и гаркнул во все легкие:
— Бродик, там Куцый твой пирожок себе взял!
— Что-о-о! — взревел не своим голосом еще секунду назад нывший от страха молодой дроу.
Парень на глазах преображался. В чертах графитового лица промелькнуло демонское выражение. Он подрос на пару голов. Сильно раздался в плечах, так что одежда затрещала. Изо рта, ставшей пастью зверя, вылезли клыки. Ботинки пробили острые когти. И отступила за спину Коща. Мало ли вдруг этот дурик вспомнит еще какие-нибудь наставления матери против коварного женского пола.
— Мой пирожок! Убью гада! — дроу рванул с места в одном, ему известном направлении.
Кощ посмотрел в след бегущему большими шагами в развевающихся по ветру остатках одежды, с каждым шагом проваливающемуся в снег Бродику, и покачал головой с явным осуждением.
— Идиот, и чего тебя наше тупое начальство на службе держит? Не иначе как из родственных причин, — пришел к логическому выводу в своих размышлениях дроу.
Он посмотрел по сторонам в поисках чего-то и недовольно цыкнул. Подумав немного, пришел к согласию с самим собой. Глянул с сомнением на меня, прошипел: «Кадетка — не баба» и махнул рукой.
— На белом, белом покрывале января любимой девушки я имя написал, — басом напел Кощ, поворачиваясь ко мне спиной и недвусмысленно хватаясь за ремень, удерживающий на поясе портки.
Так и знала, что все земные шлягеры родом из этого захолустья. Не могут наши умненькие земляне такое выдумать. Это о чем это он там поет? Что он собрался делать этот художник?
— Эй, не при даме же! — рявкнула я и гневно уставилась в спину замершего дроу.
— Ой, какой конфуз! Извините! А где дама-то? — он заозирался, смущенно натягивая брюки обратно, в упор не замечая меня.
Это я не дама, получается?! Ну и хамло ушастое! М-да, повезло встретить: один идиот, второй невоспитанный наглец. Где мой птерик? Переживает там на пару с Джуни? А я тут застряла.
Бросила тоскливый взгляд на скалу, что разделила меня с лучшим мужиком из всех мною встреченных, хоть и ящером. Обиженно фыркнув, обогнула озадаченного дроу, и поспешила за ускакавшим вперед карать виновного Бродиком. Тут же провалилась по пояс и, беспомощно дернувшись, оглянулась на Коща. Дроу привязывал специальные снегоступы к ногам. Бросил на меня короткий взгляд, выдернул из снега, закинул себе на плечо и неторопливо потопал по проторенному Бродиком пути.
Разглядывать везде одинаковый снежный покров было скучно, и я запела:
— Мы поедим, мы помчимся на оленях утром ранним… — весело, а главное в тему.
Олень у меня просто супер! Вон резвый какой!
— Хорошая песня. Пой громче! — услышала приказное от дроу.
Талантливого человека долго упрашивать не надо. Он ложной скромностью не страдает. Да и другими пороками не страдает. Он ими наслаждается. И я выдала все, что помнила из репертуара Кола Бельды.
Глава 40
Громила нависал над моей тарелкой и мерил меня взглядом одного глаза, во второй я не попадала. Он слегка косил. Стадо ящеров черно-оранжевой расцветки пожертвовало ему шкуры на одежду. Остатки светлых волос были собраны в пучок на макушке и украшены черепушками мелких зубастых ящеров. Других украшений не было.
Прибыв в форт, каменное нелепое сооружение у скалистой стены, меня оставили до выяснения (пока не проснется старший патруля Опоек) в столовой. Как в столовой. Поняла это, усевшись на забытый кем-то мосол. Острые края больно впились в нежную кожу. На столе валялись остатки чьего-то сегодняшнего завтрака. На лавке остатки завтрака успевшего протухнуть. Что подкрепиться перед дорогой — умное решение, подумала я только вначале. От голода желудок прилип к ребрам, а ноги подкашивались. Но есть я не стала жидкое серое варево, смахивающее на сопли с торчащими из него костями, облепленными ошметками мяса. Нехотя поковыряла мясо, чтобы унять голодную резь в желудке.
Голос у меня окончательно охрип, пока развлекала песнями Коща. Не, я конечно могу еще под Высоцкого. Кощ при знакомстве с патрульными меня пропиарил славно, как барда, я и выдала. Неудачно вышло с музыкой, но хоть пообедала. Опять привлекла внимание мужчин, далекое от идеального отношения моего птерика и Джуни.
И когда я выводила: «Здесь вам не равнина, здесь климат иной…» на творческий вечер явился громила Опоек. Так и заорал:
— Какого хрена вы мучаете крылатого трипадрючиса, а он орет, извращенцы?! Вам баб мало?! Отпустите животину, пусть летит!
И совершенно не смутился, увидев меня в окружении патрульных. Буркнул только, скривившись:
— Страхолюдину-то откуда-то приволокли. Где только взяли? Трипадрючис посимпатичнее будет.
Я даже не обиделась ни разу. Глядя на сборище мужчин на большого любителя, понимала почему Натан так носится со своей красотой. В двух словах объяснила дроу-начальнику кто я. И попросила подкинуть меня до столицы Лаири. Дроу мне попался уродливый, но практичный. Он назвал три формы оплаты: три серебряных лара (золота у дроу не было. Как объяснил Кощ, его обманом, мухлюя в играх, выиграли драконы), победить его в состязании на силу или интим. Последнее я отбросила сразу. Ларов или другого серебра у меня не было. А выиграть в армреслинг был шанс. Но это не гарантировало сохранность самого дроу. Я ему так честно и сказала. Он не просто оскорбился. Он решил, что я над ним насмехаюсь. И сейчас ревел, вращая налитыми кровью глазами. Остальные патрульные благоразумно сдвинулись в стороны, оставляя нас одних.
— Меряемся на кулаках, — ревел шрамистый шкафообразный дроу, потрясая потрепанными в боях ушами без украшений, ощерившись редкозубой пастью, в которой зубов, как в штакетнике у дома старушки, мало и все криво. — Я тебя мизинцем уложу, наглая девка!
В этом парне сразу определялся спец по армреслингу и другим доказательствам личной силы, если результат не удовлетворяет.
— Опоек, девчонка же. Че связываться-то, — промямлил кто-то в мою защиту, не приближаясь ближе, чем на два шага.
Опоек повернул в принципе неповоротливую шею и дыхнул на моего адвоката. Парень, предусмотрительно попятившийся успел закрыть глаза. Ресницы, часть челки и пуговицы истлели на нем же. Я немного испугалась… за Опойка. Парень горячий, борзый не видит краев. Это же не причина лишать его жизни. А я само правосудие во плоти. Были у меня ошибки по неосторожности. Вспомнился бедняга Лосик, возжелавший моего тела и любви и павший смертью храбрых. Но я же не из армейских, которые разберутся как следует, и накажут кого попало. Смерти Опойка мне не нужно.
— Ты точно уверен, что тебе это нужно? Дерево посадил, дом построил, сына вырастил, котика покормил? Может ты у мамы один? — я тянула, как могла момент, думая, как найти устраивающий всех выход.
Решала, что делать. Когда сразу после хлопающего звука, в руку ткнулась чья-то морда. Тихо фыркнула за ухом, дыхнув зловонным дыханием. Удивленно заметила, как гомон стих. Нависающий скалой Опоек отодвинулся, спиной тараня себе проход среди патрульных. В руках у него как по волшебству появились клинки. Вокруг засверкали лезвия. Парни вооружались.
— Мстить прилетел за тот раз, — пробормотал кто-то.
— Или понравилось, — подали версию с другой стороны с надеждой.
— Цыц вы, охламоны, он сейчас с нами сделает то, что вы делали с ним, — рявкнул злой Кощ.
Наблюдая за картиной всеобщей тихой паники, автоматически погладила теплую холку. Привыкла к Йорик и Джуниору и уже не боялась.
Удивленный возглас мужчин, булькающий хрип и скрежет лап по полу заставил посмотреть на пол. На каменном изгаженном полу, загребая лапами мусор и объедки со столов, умирал черный птерозавр.
